Жанна сходила в прихожую, принесла оттуда свою сумочку, достала блокнот и пометила себе: «Для Юли. Попросить выяснить фамилию следователя и попытаться встретиться с ним, чтобы узнать, что он на самом деле думает обо всем этом…»
Она отложила блокнот и почувствовала, как приближаются предательские слезы, как закипают они, готовые прорваться рыданиями… Ну почему? За что им такие муки? Бедная мама!
Жанна замахала руками, словно прогоняя готовую разразиться истерику… Она научилась таким вот дурацким способом овладевать собой еще тогда, год назад…
И это иногда срабатывало.
Она стала глубоко и медленно дышать, думая при этом о небе и звездах, которые видела сквозь большое окно, не задернутое шторами… Она внушала себе, что она – ничто по сравнению с космосом. Как маленькая.
Как идиотка, цепляющаяся за свой слабый рассудок таким вот примитивным способом, она пыталась сдержать в себе поток горьких и обидных слез, свидетельствующих о ее все еще не зажившей ране… Она, как многие люди, плакала лишь тогда, когда ей становилось нестерпимо жалко себя ли, маму, кого-то из близких или просто знакомых… Слезы – высшая степень обиды на несправедливую судьбу.
Главное, чтобы не проснулся Борис. Он не должен расстраиваться из-за ее бессонницы. Он – творческая личность. Художник, для которого душевное спокойствие – залог вдохновения и хорошей работы. И вообще неизвестно, что было бы с Жанной, если бы не он. Легенда, которую она придумала для Юли, да и для других, была настолько убедительной, что впору было поверить в нее и самой Жанне. Больше того, порой ей казалось, что это вовсе и не легенда. И в такие минуты она боялась за собственный рассудок…
Борис бывал в их доме, еще когда была жива Валентина. Пару раз Жанна видела его в кабинете матери – они о чем-то разговаривали, из чего Жанна сделала вывод, что он приходил за деньгами. На следующий день после смерти мамы ничего не подозревающий Борис пришел к ним и, узнав о таком горе, долго не мог прийти в себя.
Они стояли с Жанной в прихожей и молчали, пока Борис не заговорил первым. И о чем? О своей любви к ней, Жанне. Но ей в ту пору было не до любви, не до чего вообще… В квартире находились какие-то малознакомые люди, в основном женщины, которые занимались похоронами, заботились о Жанне, кормили ее, поили лекарствами и успокаивали как могли. Она плохо помнила, о чем говорил с ней в тот день Борис, но одно ей стало как будто ясным: он принес долг. С процентами. Он несколько раз повторил это слово «проценты». И Жанна повела его в мамин кабинет, где, раскрыв книгу с записями, нашла имя «БОРИС» и проставленную напротив него сумму. Да, она чисто механически пересчитала возвращенные Борисом деньги и спрятала их в ящик письменного стола, после чего заперла его, а ключ на тонкой серебряной цепочке повесила себе на шею, как это делала раньше мама…
Следователь спрашивал ее и о ключе, и о том, где мама хранила деньги… И ключ был на месте в день смерти мамы, и ящик письменного стола просто-таки ломился от денег… Значит, не ограбление? Ведь вскрыть этот ящичек, который запирался на маленький, почти игрушечный замок, было бы минутным делом – вор и убийца обошелся бы шпилькой!
Быть может, поэтому он все же отступил, этот неугомонный следователь?
А Борис с тех самых пор так и приходил сюда, только уже не по денежным делам, а просто к Жанне. Он больше не говорил ей о своей любви, он просто был почти всегда рядом, заботился о ней, был с ней ласков… И ненавязчив.
Он понимал, что прежде, чем она будет готова к близости, должно пройти какое-то время, и ждал. Они всего пару месяцев назад стали спать в одной постели, но только СПАТЬ. Более темпераментная и здоровая женщина, возможно, истолковала бы столь долгое воздержание мужчины не в его пользу, сочла бы его попросту импотентом, но у Жанны была возможность наблюдать вполне нормальную реакцию Бориса на присутствие рядом с ним полуобнаженной женщины… Да он и сам с помощью ее руки не раз доказывал ей свою мужскую состоятельность, пытаясь разжечь в ней желание. Но оно если у нее и появлялось, то Жанна боялась признаться в этом даже себе!
Чего уж говорить тогда о Борисе? Возможно, подсознательно она ждала каких-то решительных действий с его стороны, но он продолжал сдерживать себя… Вот так они и мучились, словно демонстрируя друг другу сильную волю и исключительно платонического характера любовные переживания.
И все же она чувствовала себя любимой и была почти счастлива. И вдруг эта Марина… Откуда она явилась? Из какого измерения? Из чьей жизни, куда, возможно, по ошибке попала, как в паутину, Жанна или.., ее мать?
ДЕНЬГИ! Может, это связано как-то с деньгами, которые Валентина могла ссудить кому-то, кто находился сейчас в тюрьме?
Ведь пропала же книга записей последних месяцев?
А из других книг выходило, что она со всеми рассчиталась, вернее, все рассчитались с ней. А ведь были клиенты, которые занимали крупные суммы, в основном мужчины, которым не терпелось купить машину. Женщины занимали, как правило, понемногу. Кому-то хотелось купить золотую вещь, кому-то добавить на шубку, а кому-то необходимы были деньги на авиабилеты… Была у них одна знакомая молодая женщина, актриса, которая летала в перерывах между спектаклями в Москву на свидание к своему возлюбленному… Об этом Жанна знала от матери, которая хоть и хранила чужие тайны, но эту почему-то сочла смешной и даже забавной… А скорее – несерьезной! Может, поэтому и рассказала об этом Жанне.
…Она вздрогнула. Нет, ей показалось… Сердце застучало, забилось в груди, словно ища выход… Что это за звуки? Может, Борис пошел в туалет? Но нет, дверь спальни не скрипнула… Что это за звон? Так звенят ключи…
Кто это?
Жанна от страха сползла с дивана на пол и забилась в угол, между креслом и портьерой…
Она отчетливо слышала, как открывали ЕЕ входную дверь! Характерный скрежет замка, звон ключей и.., чьи-то тяжелые шаги…
Она хотела закричать, но горло ее словно затвердело, налилось чем-то ледяным… От ужаса ее затошнило, голова закружилась…
Она увидела черный силуэт на фоне дверного проема.
Большой человек остановился, словно всматриваясь в темноту. Жанна даже слышала его шумное и взволнованное дыхание. Но он не зашел в комнату, она услышала, как он отправился в сторону спальни… Вот, теперь она услышала скрип – он открыл дверь и увидел Бориса на постели… Снова шаги, все тише и тише.., затем громче; вот он свернул на кухню… Включил свет и через несколько минут снова выключил.
Откуда-то потянуло запахом табака и перегара! Шаги приблизились – должно быть, он стоял в коридоре и курил. Но кто? Грабитель? А что, если он уже убил Бориса, как раньше убил маму?
Звон ключей… И тишина. Жуткая, смертельная. Разве что тихие, но гулкие шаги, доносящиеся уже из подъезда?
Человек спускался… Все, вот теперь она отчетливо услышала, как он идет по скрипучему снегу…
Она выпрямилась и выглянула в окно: он шел, должно быть, под самыми окнами, поскольку хоть и были слышны шаги, но самого человека не было видно.
В эту минуту вспыхнул свет в прихожей, и она увидела Бориса…
– Жанна! – крикнул он неестественно высоким и громким голосом. – Это ты сейчас курила и открывала дверь?..
Голос его дрожал, то и дело срываясь на нервный визг…
– Нет, – бросилась она к нему на грудь и замерла, чувствуя бешеное биение ЕГО сердца. – Здесь кто-то был… Я видела его. Это крупный, высокий мужчина…
Борис, он спокойно открыл дверь… У него есть ключи, я слышала, как он ими звенел… Вызывай скорее милицию…
Где Юлин телефон? В спальне? Кажется, я оставила его под подушкой…
– Милицию? Но что мы скажем, что видели привидение?
– Какое еще привидение, если в квартире пахнет дымом и перегаром… Он что-то делал на кухне… Пойдем, проводи меня, я боюсь…
Они, прижавшись друг к другу, медленно шли по коридору в сторону кухни. Борис протянул руку и зажег свет.
Все выглядело вроде бы так же, как до визита незнакомца: чайник, вазочка с медом на столе…
– Деньги!
Жанна увидела лежащую на краешке стола пачку денег, перехваченную розовой резинкой.
– Борис, это твои деньги?
Он посмотрел на нее, словно не расслышал ее слов, после чего зачем-то обернулся, словно за его спиной мог стоять кто-то невидимый, и молча покачал головой. Лицо его было напряженным, а на щеках выступили красные пятна.
– Нет, это не мои…
Жанна почувствовала, как волосы на ее голове зашевелились. Ей стало не по себе.
* * *
Она боялась открыть глаза. За какие-то доли секунды она успела вспомнить все, что произошло с ней ночью, и теперь не знала, что ей делать, как себя вести, о чем говорить и кем быть вообще… Той ли прежней Юлей Земцовой, которой довелось провести ночь в одной постели с Шубиным – своим напарником, либо новой Юлей Земцовой – женщиной, принадлежащей теперь и душой и телом этому достойному во всех отношениях мужчине.
Теперь она должна просто выйти за него замуж. Она родит Игорю сына и станет хорошей женой и матерью.
А может быть, ей следует незаметно выскользнуть из постели, одеться и сбежать. Сбежать не только из этой постели и квартиры, а вообще из города, в Москву, к маме, к новой жизни… Ведь Игорь, каким бы хорошим он ни был, все равно не сможет простить ей Крымова. Пусть он даже никогда в жизни ее ни в чем не упрекнет, все равно – он из тех, настоящих мужчин, которые имеют право быть собственниками своих женщин.