Мне показалось, что машина подпрыгнула, будто наскочив на крупный камень или доску посреди дороги, а потом со страшным ударом ухнула левым боком в какую-то яму. Сердце мое ухнуло вместе с машиной, потому что шоферский инстинкт крикнул ему: “Опасность!” – гораздо раньше, чем мозг сумел понять, что случилось. Этот же инстинкт, вероятно, скомандовал моим пальцам, до того небрежно лежавшим на руле, вцепиться в него что было силы. И очень вовремя. Руль рванулся в сторону, как бешеный зверь, чуть не вывихнув мне плечо, его с нечеловеческой силой закрутило влево. Я отчаянно сопротивлялся, сам не понимая чему, стараясь хотя бы не дать баранке выскочить из рук и до отказа вдавливая тормоз. С диким визгом и скрежетом машину стало заносить задом, разворачивая правым боком вперед, одновременно выкидывая на встречную полосу, прямо в лоб “Волге” с безумно горящими фарами. Вся прошлая жизнь не мелькнула перед моими глазами. Мелькнула мысль, что справа сидит Светлана.
Не могу понять, как это случилось, но через мгновение “Волга” оказалась уже не слева, а справа от нас. Там, наверное, сидел водитель высочайшего класса с великолепной реакцией, он обошел меня, выскочив на мою сторону улицы. Наша машина влетела в водяную тучу, дико вибрируя, пропахала еще десятка два метров и остановилась.
Поразительно, но все мы несколько секунд сидели, не проронив ни звука, пока через заляпанное грязью и мокрой пылью ветровое стекло не заглянуло чье-то испуганное лицо. Потом выяснилось, что это был шофер-поливальщик.
– Приехали, – сказал Феликс. – А вот и торжественная встреча.
Действительно, со всех сторон к машине бежали люди. Мне было не до шуток. Ватными руками отстегнув ремень, я, как сомнамбула, вылез наружу.
– Пьяные, что ли? – спросил кто-то.
– При чем тут пьяные, не видишь – колесо отлетело, – возразил другой.
– Живы? – спросили сразу несколько человек.
– Вроде... – ответил я, с трудом ворочая языком. Кругом собралась уже довольно порядочная толпа. А ведь минуту назад улица казалась совершенно пустынной. Один за другим вылезли Феликс, Лика и Светлана.
Машина стояла, косо уткнувшись в парапет; Левого переднего колеса не было, ступица стесана, как яблоко, которым прошлись по крупной терке. Через весь мост тянулась глубокая борозда в асфальте.
– Я видел, я видел! – говорил в толпе кто-то возбужденный. – Ка-ак завизжит, ка-ак пролетит надо мной чтой-то черное! Мамочки, думаю, конец света! А это, значит, колесо ихнее...
– Домкрат у тебя есть? – спросил шофер поливальной машины.
Я кивнул.
– Давай, пока народ есть, поднимем, а ты поставь его. Чего стоишь? – прикрикнул он на Феликса. – Иди вниз, под мост, туда баллон ваш ускакал. А ты не переживай, – снова повернулся он ко мне. – Всякое бывает. Живы все – и слава Богу!
С помощью прохожих мы подняли машину и поставили на домкрат. Пришел Феликс с двумя добровольцами: они нашли колесо довольно быстро на железнодорожных путях.
– Сними по одному болту с других колес и поставь сюда, – продолжал давать советы поливальщик. – В другой раз умнее будешь. Небось менял на запаску, а закрутил плохо.
У меня не было сил ни возражать, ни соглашаться. С помощью Феликса я стал прилаживать колесо на место. И тут увидел, что все четыре болта торчат из своих гнезд в ступице, лишенные головок.
Я осторожно выкрутил пальцами один из них. Сомнений быть не могло: его подпилили ножовкой на девять десятых диаметра, а дальше он уже обломался сам. То же самое было с остальными.
Толпа, убедившись, что все самое интересное позади, быстро рассасывалась. Уехал доброжелательный поливальщик. Но я тронулся в путь не раньше, чем проверил болты на всех остальных колесах.
– Вот, значит, зачем эта сволочь ходила звонить, – сказал Феликс, когда мы наконец поехали дальше.
– Ну погоди, заяц!
– Но не могли же они пилить нам болты на глазах у всего Калининского проспекта? – испуганно спросила Лика. Ответил Феликс, опередив меня на секунду:
– У них эти болты были готовы заранее. А одни выкрутить, другие вкрутить – минутное дело.
Да, думал я, пожалуй, так и было. Утром болты стояли нормальные, иначе они той гонки не выдержали бы. Днем перед редакцией эти типы крутиться возле моей машины не рискнули бы: там всегда полно водителей и прочего народа. Остается только вечер возле Дома журналиста.
Мы отвезли Лику и поехали к дому Светланы. Я вышел, чтобы ее проводить.
– Ты был великолепен, – сказала она, глядя на меня с улыбкой, когда мы ждали лифта. Я взял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. Несколько секунд мы стояли обнявшись. Потом она с коротким смешком отстранилась:
– По-моему, это у тебя что-то вроде эдипова комплекса. На школьной почве.
– Бабушка уехала? – спросил я.
– Пока нет, – ответила она. – Но есть надежда.
По пути домой Феликс спросил:
– Ну и что ты думаешь по этому поводу?
– Все идет по плану, – бодро ответил я. – Похоже, эти ребята решили взяться за меня всерьез.
Но на самом деле никакой бодрости я не испытывал.
22
На воскресенье у меня никаких дел, кроме встречи с Латыниным-папой, не намечалось. Поэтому, проснувшись, я лежал на раскладушке, сладко потягиваясь, бездумно пялясь в потолок и каждой хромосомой ощущая, что никуда не надо спешить, не надо вскакивать, бежать сломя голову, кого-то разыскивать, что-то выяснять, короче, не надо работать. Единственное, о чем стоило поразмыслить, не соснуть ли еще часок-другой.
И тут зазвонил телефон.
– Тебя, – сказал Феликс, передавая мне трубку.
– Здравствуйте, – прошелестело в ней. Я сразу узнал Дину и спросил, внутренне готовясь ко всякому:
– Что случилось?
В этот ранний воскресный час мне очень не хотелось, чтобы что-то случилось.
– Ничего, – ответила она. – Ничего особенного... Просто я вспомнила... У Саши есть еще один приятель. Не школьный, а так, сын каких-то знакомых его отца.
– Вспомнила – и тут же решила мне позвонить? – Я вложил в свой вопрос максимум сарказма, с облегчением откидываясь на подушку.
– Нет, еще вчера, – ответила она потухшим голосом, что, вероятно, означало крайнюю степень смущения. – Но только у вас допоздна никто не отвечал.
Что было делать? Объяснить ей, что именно поэтому и не стоит звонить на следующее утро в такую рань? Я вздохнул:
– Давай рассказывай.
Приятеля звали Никита Долгополов. Его телефона у Дины тоже не имелось, зато она довольно толково смогла описать мне его дом на Большой Бронной, подъезд, вспомнила этаж и даже куда поворачивать, выйдя из лифта.
– А почему ты думаешь, что он может чем-то помочь? – спросил я.
– Не знаю, – ответила она растерянно. – Но вы меня в прошлый раз расспрашивали про его знакомых...
– Спасибо, Дина, – сказал я. – Звони еще, если что. Посовещавшись с Феликсом, я решил, что, хотя встреча с этим Никитой, скорее всего, не сулит ничего, надо подъехать – просто для очистки совести. Тем более мне все равно в Центр.
Но едва только долговязый очкастый парень открыл мне дверь, я понял; эта встреча, кажется, безрезультатной не будет. Потому что в прихожей на вешалке висел генеральский мундир.
Узнав, кто я и что мне нужно, Никита пригласил меня пройти в его комнату. Она удивительно напоминала латынинскую – не хватало только репродукции Шишкина.
Конечно же помочь он ничем не мог. Последний раз Саша был у него примерно месяц назад, а с тех пор они даже не перезванивались: Никита относил это за счет занятости перед выпускными экзаменами. Как говорится, не до музыки.
Да, познакомились они несколько лет назад на почве увлечения музыкой. Вернее, их познакомили – родители.