— Должен же быть какой-то путь, чтобы смыться заранее.
— Да нет его!
— Подкупить диспетчера в участке, чтобы он передал нам дело о доносчике, а не кому-нибудь из их команды.
— Какого еще диспетчера? И сколько ты ему дашь? Сами возьмем миллионы, а ему дадим сотню? Да он выдаст нас уже через неделю! Или начнет шантажировать.
— А по-моему, это должно сработать, — сказал Джо. Идея о бомбе казалась ему самой привлекательной и драматичной.
— Проблема не в том, чтобы проникнуть в хранилище. Главное — благополучно убраться оттуда с бумагами, а потом где-то их хранить и еще сбыть их Вигано.
Но Джо считал, что об этом еще рано думать. Он настаивал на решении задачи первоочередной важности — проникновения в контору. А там уже они подумают об остальном.
— Туда-то мы попадем... — задумчиво сказал Том, и вдруг его осенило. Он резко выпрямился и устремил пристальный взгляд на шоссе. — Ах черт!
Джо скосил на него глаза:
— Ну что еще?
— Когда назначен этот парад? Помнишь, в газетах писали о параде в честь каких-то астронавтов?
Наморщив лоб, Джо пытался вспомнить:
— Где-то на следующей неделе, кажется... да, в среду, то есть семнадцатого. А что?
— Вот тогда-то мы это и сделаем, — широко улыбаясь, заявил Том.
— Во время парада?!
Том пришел в такое возбуждение, что едва мог усидеть и, как мальчишка, заерзал на сиденье.
— Оказывается, дружище, я чертовски умный!
— В самом деле? — иронически отозвался Джо.
— Вот послушай. Что мы с тобой собираемся украсть? Джо неприязненно покосился на него:
— Что?
— Ну, давай, просто ответь, что мы собираемся стащить?
Джо пожал плечами:
— Ну, бумаги на предъявителя, как сказал Вигано.
— То есть деньги?
— Ну ладно, деньги. — Джо страдальчески сморщился.
— Вот в том-то и дело, что это не деньги. — Том продолжал радостно сиять, вдохновленный своим открытием. — Понимаешь? Нам еще нужно продать их Вигано, только тогда они превратятся в деньги.
— Еще минута, — сказал Джо, — и я остановлю машину и тресну тебя по башке.
— Нет, ты послушай. Дело в том, что деньги — это не только долларовые банкноты. Это еще много других вещей: чековый счет, кредитные карточки, акции.
— Ради Бога, ты когда-нибудь скажешь, в чем дело?
— Дело вот в чем, — торжественно объявил Том. — Деньги — это все, что ты ими считаешь. Например, для Вигано деньги — это бумаги на предъявителя.
— Точно.
— Конечно, точно. Именно это и решает все наши проблемы.
— Ты так считаешь?
— Еще бы! Это дает нам возможность проникнуть в контору, потом спокойно выбраться из нее, решает проблему сохранности добычи, ну, абсолютно все решает!
— Черт, вот здорово!
— А то! — Том отбил пальцами торжествующий ритм по приборному щитку. — Именно потому нам и нужно провернуть это дельце во время парада.
ТОМ
Я вел машину по Коламбас-авеню к пуэрто-риканскому гастроному на углу Восемьдесят шестой. Там я подкатил к тротуару и сказал своему напарнику:
— Лу, может, тебе сходить за бутылочкой колы?
— Хорошая мысль, — сказал Лу.
Этот двадцатилетний парень второй год служил в полиции. На мой взгляд, он носил слишком длинные волосы, и я ни разу не видел его чисто выбритым. Но он был вполне нормальным парнем, спокойным, всегда занятым своими мыслями и в машине тоже хорошо себя вел. Я повидал разных новичков, многие из которых не стесняясь портили воздух, ковыряли в носу или в ушах или делали еще что-нибудь противное в таком же роде. Конечно, Лу — не Пол, но у меня бывали напарники и похуже.
Я подъехал к этой лавочке, зная, что здесь он проторчит дольше, чем в каком-нибудь другом магазине, покупая всего лишь пару бутылок колы.
В таких небольших гастрономчиках работают низкорослые выходцы из Пуэрто-Рико, которые запросто садятся на холодильные прилавки и целыми днями трещат на своем невероятно быстром наречии, которое они выдают за испанский. Пока достанут ключ от кассы, возьмут у тебя доллар и насчитают сдачу, эти парни должны вдоволь наораться, чтобы быть уверенными, что их поняли. Потом, все еще зажав в кулаке вашу сдачу, они вдруг изобретают еще одну тему для разговора и снова начинают оглушительно щебетать. Так что у меня должно оказаться достаточно времени.
Мотор я выключил еще до того, как Лу вышел из машины. Я проследил, как он переходит по солнцепеку тротуар, лениво поправляя кобуру, и, как только напарник скрылся в магазине, я выскочил на мостовую, обошел машину спереди, поднял капот и снял крышку с распределителя зажигания. Затем захлопнул капот и вернулся на свое место за рулем.
Жарища стояла страшная. Было только одиннадцать утра, а столбик термометра уже зашкаливал. Судя по обильному поту, выступающему на шее, влажность тоже была еще та. Чертовски тяжелый денек для работы.
Да и для парада тоже. Хотя вряд ли его отменят из-за жары, или все-таки отменят?
Нет, конечно нет! Уолл-стритовские парады “телеграфной ленты” — это старая традиция, которой нет дела до погоды. Парад проведут обязательно.
А что касается нас с Томом, то мы получим свои два миллиона!
Появился Лу с двумя банками содовой воды. Он забрался в машину, протянул мне одну жестянку и сказал:
— Ох и любители же они поболтать!
— Вот у них хватает на это энергии в такую жару, не то что у меня! — не выдержал я.
Мы открыли банки и стали потягивать прохладный напиток. Я не торопился перейти к следующему шагу. Немного нагнувшись, я выставил лицо в открытое оконце в надежде поймать хоть легкое дуновение освежающего ветерка, но тщетно: от асфальта поднимались волны обжигающего воздуха.
— Сегодня слишком жарко для преступлений, — сказал вдруг Лу. — Так что впереди у нас спокойный денек.
— Для них никогда не бывает слишком жарко, — поучительно сообщил я.
— Спорим! — запальчиво сказал он. — Спорим, что сегодня не произойдет ни одного серьезного преступления! Во всяком случае, до... ну, скажем, до четырех дня.
Хорошее предложение! Я чуть было не поймал его на слове, но побоялся, как бы он потом не припомнил наш разговор и не задался бы вопросом, почему это я так хотел получить с него по пари.
Я только сказал:
— А как насчет преступлений на почве ссоры? Например, муж и жена поссорились, а тут еще эта чертовая жара, и — раз! Кто-то из них хватается за кухонный нож!
— Ладно, — сказал он, — тогда за исключением вот таких бытовых преступлений.
— Ага! Уже идешь на попятную! Значит, никаких серьезных преступлений, кроме таких да еще таких и так далее! — Я усмехнулся ему, чтобы дать понять, что шучу.
Он улыбнулся в ответ и сказал:
— Вижу, вы не горите желанием заключить пари?
— Игра запрещена инструкцией. — Усевшись поудобнее, я отпил еще глоток воды и произнес:
— Ладно, пора двигаться. До конца смены еще целый час.
— Во всяком случае, во время движения в машине становится прохладнее.
— Сейчас проверим, — сказал я.
Я включил зажигание, и, конечно, мотор и не подумал работать.
— Ну что еще! — с притворной досадой проворчал я. Лу с ненавистью посмотрел на ключ зажигания:
— Что, опять?
Наша патрульная машина за месяц ломалась уже третий раз, что и навело меня на идею воспользоваться этим дефектом. Я потыркал ключом: никакого результата, конечно.
— Я же говорил, что они ее не исправили! — сказал я.
— Черт побери!
— Позвони им. Мне это уже надоело. Пока он звонил в участок, я сидел со страдающей миной и пил колу. Закончив разговор, он сказал мне:
— Они пришлют буксир.
— Выходит, будем патрулировать район на буксире, — усмехнулся я.