Никто бы на тебя и не подумал, списали все на несчастный случай, а у матери остался бы помощник, – поучал Сайфутдинов. – Дела нужно с умом обстряпывать. Теперь же без твоего присмотра остались младшие братья, сестры, – закончил он свою речь.
– Откуда ты все знаешь: про сестру, брата? – удивился Казаков.
– Здесь большого ума не надо, треть зоны таких же, как ты – из неблагополучных семей, – просвятил Диксон.
– В общем-то ты прав. Только в тот момент я об этом не думал.
– А зря. Голова как раз и дана человеку, чтобы он ею думал, – объяснял Марат прописные истины. – Ты держись ближе ко мне, научу жизни, – он поднял свой стакан. – За тебя, корешок.
Они выпили, закусили, выкурили еще по одной сигарете, и новичка с непривычки сильно развезло. Поэтому Диксон доставил его в барак тем же способом, что привел в каптерку и положил на соседнюю со своей койку.
– Урюк, перебирайся на место Атамана, – сказал он уже бывшему ночному соседу, усаживаясь рядом с новичком.
– Какого еще Атамана? – не понял Урюк.
– Моего кореша, – Марат кивнул на Алексея. – И перенеси сюда его шмотки.
Диксону очень редко приходилось повторять свои приказания дважды. И Урюк, хоть и нехотя, но вынужден был подчиниться. С этого момента больше не нашлось желающих выяснять отношения с новичком, а многие даже стали заискивать перед ним…
На следующий день Казаков первый раз вышел на работу. Осужденных возили на кирпичный завод, в девяти километрах от зоны. Так как специальности у Алексея не было, работа досталась ему нелегкая. Он брал кирпичи с двигающейся ленты, таскал и складывал их на специальные деревянные поддоны. К концу дня онемели руки и не разгибалась спина. Но через неделю он втянулся и уже так сильно не уставал, как в начале, хоть приходилось тяжеловато. Несколько раз Диксон приглашал его пропустить по маленькой, но усталость брала свое и он отказывался.
– Что-то ты совсем сник, – уколол его как-то Марат.
– Привыкну, – сдержанно ответил Атаман.
– Зачем привыкать, – возразил Сайфутдинов. – Не легче ли подыскать что-нибудь подходящее? Пока лето, вечера более-менее свободные, а осенью еще начнутся занятия, совсем ноги протянешь.
– Выдержу, – заверил Алексей. – Другие же терпят.
– Другие меня не интересуют, я только за своих корешей переживаю.
– И что можно сделать? – поинтересовался Казаков.
– Перевестись на более легкую работу, – посоветовал Диксон.
– Интересно, каким образом?
– Это уже мое дело, – загадочно улыбнулся Марат, но бросив взор на обиженного собеседника, добавил. – Поговорю с отрядным.
– Думаешь он тебя послушает? – засомневался Казаков.
– Еще как послушает, – заверил старожил. – Куда ему деваться? – заметив недоумение на лице Алексея, решил еще больше удивить того. – Даже обрадуется.
– Но какой ему резон облегчать мою жизнь? – лицо Алексея выражало явное любопытство и недоверие.
– Есть причина, но как говорится – всему свое время.
Атаман догадался, что большего Диксон сейчас не скажет, поэтому не стал задавать лишних вопросов. Но и отказываться от выгодного предложения смысла не было, не очень-то ему улыбалось целыми днями таскать кирпичи.
Действительно, через два дня к Атаману подошел отрядный и объявил, что его переводят в столярку.
В столярке восемь осужденных подростков распиливали доски и сколачивали из них поддоны, на которые до этого Алексей складывал кирпичи. Новый труд ему показался легким и несложным. Атаман молча взял свободный молоток и взялся помогать Сотнику, своему бывшему врагу, сколачивать доски.
– Отставить, – услышал он голос Диксона. – Тебя перевели сюда помощником бугра, то есть меня, – и Марат рассказал Казакову, в чем заключаются его новые обязанности.
– Твое дело следить за тем, чтоб другие выполняли норму, а не самому молотком размахивать.
Диксон увел Алексея в подсобное помещение. Оно оказалось довольно-таки просторным. Только на двух стеллажах, с левой стороны комнаты, находились инструменты. Справа был оборудован миниатюрный спортзал: висела длинная груша, лежала самодельная штанга и валялись разбросанные гантели и гири. Центр комнаты был практически свободным, не считая двух небольших шкафов, стола и нескольких стульев.
– Присаживайся, – предложил Марат новоиспеченному заместителю.
Алексей опустился на стул и уставился на спортивный уголок.
– Интересуешься? – спросил Сайфутдинов. – Просто на свободе я спортом занимался и чтоб не расслабляться, я и здесь тренируюсь.
– А как же работа? Отрядный не гоняет за то, что в рабочее время тренируешься? – задал вопрос Алексей.
– На многое, что я делаю, глаза закрывают, – пояснил Диксон. – На то у отрядного есть свои причины, о которых и ты скоро узнаешь.
Казакову не терпелось узнать, о чем идет речь, но он сдерживал любопытство. Он постепенно втягивался в лагерную жизнь и знал, что чрезмерная любознательность здесь не поощрялась. Если собеседник посчитает нужным, то сам все расскажет.
– Я тоже полтора года занимался борьбой, но пришлось забросить, – вернулся Алексей к теме спорта.
– Отлично, – обрадовался бугор. – Ты обучишь меня приемам, а я научу тебя хорошо драться.
– И когда мы этим будем заниматься?
– Каждый день, пока другие вкалывают, – ответил Диксон.
– Знать и пользоваться нужно многими ударами, особенно надо уметь защититься от них, – поучал Марат, который пять лет занимался подпольным каратэ, оборудовав зал в подвале жилого дома. – Но главное, отобрать несколько и довести их исполнение до автоматизма.
Так прошли очередные несколько недель. Алексей по-прежнему возвращался в барак усталым, но это уже была приятная усталость, заметно росли мышцы, появлялось ощущение легкости в теле. Да и питался Алексей чуть ли не лучше, чем на свободе.
Атаман удивлялся, откуда у бугра средства на такую, можно сказать шикарную, жизнь в неволе, но, естественно, с расспросами не лез. Наконец наступил день, когда Диксон сам удовлетворил его любопытство.
– Как думаешь, твоей матери трудно одной приходится, без поддержки сына? – завел он разговор издалека.
– Мучается бедняжка, – грустно сказал Алексей.
– Если так, то ты просто обязан ей помочь.
– Чем? – задал Атаман резонный вопрос. – Еще ни одной зарплаты не получал, да если судить по суммам, которые тут выплачивают, помощью это не назовешь. Сам сижу на твоей шее.
– Не в ту степь понесло, – прервал Сайфутдинов.
– Мы же кореша.
– Давай сменим пластинку и так на душе муторно, – попросил Алексей, представляя, как мать одна выкручивается.
– Смотри-ка умник нашелся, чуть жареным запахло, сразу в кусты. Так легче всего, – как бы пристыдил его Марат.
Казаков опустил голову, прикусил губу и упорно молчал, ему было стыдно за свою беспомощность.
– Ты никогда не задавал себе вопрос: почему конвойные таскают мне жратву, сигареты, водку? – спросил Диксон.
– Деньги платишь, вот они и носят, – отмахнулся Атаман.
– Правильно, – согласился бугор. – Невольно возникает следующий вопрос: откуда деньги?
– Желание появится – расскажешь, – буркнул Алексей.
– В каких условиях ты жил на свободе? – неожиданно спросил он и поправился: – Я имею в виду само жилье.
– Так, дом-развалюха, – машинально ответил Казаков. – А что?
– С печным отоплением, – продолжил бугор.
– Естественно, – кивнул Атаман.
– А что ж матери квартиру не дадут на производстве, или она не стоит на очереди? – язвительно спросил Марат.
– Больше пятнадцати лет, только пока толку нет.