— Я тоже, — ответил я, не удостаивая его особым вниманием. Вся эта ситуация отдавала какой-то фальшью. — Она сдавала комнаты по шесть долларов.
Миссис Лэнгстон забеспокоилась:
— Может быть, лучше вызвать полицию?
— Не стоит, — ответил я. Потом взял у нее деньги и посмотрел на парня:
— Кто вам заплатил?
— Кто мне заплатил? Ты что, совсем рехнулся? Я не понимаю, о чем ты говоришь. У нас с женой медовый месяц, и мы решили остановиться в этом поганом мотеле…
— Так, значит, вот почему она пряталась на заднем сиденье среди рисовых зерен и старых туфель, пока ты ходил регистрироваться.
— Она у меня застенчивая, папаша.
— Еще бы. В пинке под зад и то больше девичьего стыда. Где ваш багаж?
— Мы его потеряли.
— Интересная мысль. — Я свернул деньги и сунул их в нагрудный карман его майки. — Убирайся отсюда.
Реакция у него была хорошая, но он выдал себя глазами. Я успел заблокировать его левую, но почувствовал, как он уперся коленом мне в пах.
— Врежь ему, Джери! — взвизгнула девица.
Я сделал обманное движение и нанес удар. Его отбросило на машину, и он свалился лицом в гравий. Я подошел и встал над ним. Мне как будто показывали фильм в замедленной съемке или какой-нибудь надоевший отрывок из старого футбольного матча, который видел уже столько раз, что заранее знаешь, что произойдет в следующую секунду: он перекатился, вскочил, быстрое сунул руку в правый карман брюк и, вынув ее, сделал легкое движение запястьем. Послышался металлический щелчок — это выскочило лезвие. Я ударил его по руке, и нож отлетел на гравий. Он схватился за ушибленную руку и наклонился вперед, но не издал ни звука. Я закрыл нож и отшвырнул его назад, на крышу здания. Он стоял передо мной, держась за свою руку.
— Перелома нет, — сказал я. — Но в следующий раз будет.
Они сели в машину, таращась на меня, как два диких зверька. Девица была за рулем. Седан вырулил на шоссе и исчез, держа курс на восток. Я обернулся. Миссис Лэнгстон стояла привалившись к столбу, поддерживающему навес над крыльцом. Она обхватила столб руками, прижалась к ним щекой и смотрела на меня.
Она не показалась мне ни испуганной, ни взволнованной или потрясенной; единственное, что я заметил в ее глазах, — это усталость, всепоглощающая усталость, от всей жестокости и злобы, которые ее окружали. Она вздрогнула и провела рукой по волосам:
— Спасибо вам.
— Не за что.
— Что вы имели в виду, когда спросили, кто ему заплатил?
— Это было просто предположение. Они могли доставить вам массу неприятностей.
Она кивнула:
— Я знаю. Но мне не кажется, что их кто-то надоумил.
— В такой ситуации для них, возможно, нет ничего нового. Но тогда почему им понадобилась комната за шесть долларов?
— Ох!
— Они не из города?
— По-моему, нет.
Вернувшись в комнату, я сделал примочку на распухшую руку и потом читал до полуночи. Я уже выключил свет и почти провалился в сон, когда на ночном столике зазвонил телефон.
Я в недоумении поднял трубку. Кто мог звонить мне сюда?
— Алло, — сонно пробормотал я.
— Чатхэм? — Голос был мужской, незнакомый и звучал без всякого выражения и очень тихо, чуть громче шепота.
— Да.
— Ты нам мешаешь. Убирайся;
Теперь я полностью проснулся:
— Кто это?
— Не важно. Просто уезжай отсюда.
— Может, вы еще будете писать мне анонимные письма? Это будет такой же избитый прием.
— Мы знаем кое-что получше. Мы просто намекнем тебе, что это такое, ты увидишь.
Он повесил трубку.
Я тоже положил трубку и закурил. Все это казалось мне непонятным и совершенно бессмысленным. Может, это был Руп, налившийся по завязку? Нет. Голос был незнакомый, но безусловно трезвый. Тогда откуда он знает мое имя? Я пожал плечами и снова выключил свет. Анонимные угрозы по телефону! Какая глупость…
Проснулся я около девяти.
Быстро приняв душ, я оделся и вышел, собираясь к Олли позавтракать. Утро было солнечным и жарким, и в первый момент блеск белого гравия на солнце меня ослепил. Машины, стоявшие здесь прошлым вечером, уехали. Джози ходила из комнаты в комнату с корзиной, в которой лежало все необходимое для уборки и чистое постельное белье.
— Доброе утро, — обратилась она ко мне.
Я помахал ей рукой и направился через дорогу, а она вошла в очередной номер. Вдруг я услышал, как она закричала.
Она выскочила на бетонное крыльцо, проходившее вдоль всего здания, и побежала, переваливаясь, как жирная медведица:
— Ох, мисс Джорджия! Ох, Боже милосердный, мисс Джорджия!..
За нее можно было не беспокоиться. Я развернулся и побежал к двери, из которой она вышла. Останавливаясь, я поскользнулся, схватился за дверную ручку, чтобы не упасть, и заглянул вовнутрь. И сразу же почувствовал, как во мне закипает холодная ярость. В том, как это было проделано, была видна рука профессионала. Мне был знаком этот почерк, который трудно спутать с чем-нибудь другим.
Краска со стен и потолка сходила хлопьями, а сложенное постельное белье и занавески еще слегка дымились и издавали вонь. Ковер представлял собой потемневшую разлагающуюся массу. Со всех деревянных поверхностей мебели — с комода, изголовья кроватей и ночного столика — сошел лак. Я услышал чьи-то торопливые шаги, и через секунду миссис Лэнгстон уже стояла в дверях рядом со мной.
— Не входите туда, — предупредил я.
Она смотрела на все это, но не произнесла ни слова. Я готов был подхватить ее и уже подставил руку, чтобы она могла на нее опереться, но она не собиралась падать. Она просто прислонилась к дверному косяку и закрыла глаза. Джози взглянула на нее и, издав какой-то гортанный стон, начала неуклюже гладить ее по плечу.
— Что это? — обратилась девушка ко мне, глядя на меня большими испуганными глазами. — Почему все так воняет и вздулось пузырями?
— Кислота. — ответил я. Наклонившись, я подцепил клочок ковра.
В моих руках он распался на части. Я поднес его к носу. — Вы знаете, из чего сделаны ваши ковры?
Она непонимающе уставилась на меня.
Тогда я обратился к миссис Лэнгстон:
— Я спрашиваю, из чего сделаны ваши ковры — из шерсти, хлопка или синтетики?
Она так и не открыла глаза, но ответила:
— Из хлопка.
«Тогда это, скорее всего, серная кислота», — подумал я. Значит, я могу войти, если после этого сразу же вымою свои ботинки. Из дверей мне было видно, что оба больших зеркала лежали на кровати — их разбили вдребезги, прикрыв постельным бельем, чтобы заглушить звук. Мне хотелось посмотреть, что творится в ванной.
— Присмотрите за ней, — попросил я Джози и собрался войти в комнату. Тогда это наконец случилось.
Она открыла глаза, потом обхватила лицо ладонями и начала хохотать. Я бросился к ней, но она увернулась, отбежала по гравию и остановилась там, под ярким солнцем, запустив пальцы в волосы; по ее щекам катились слезы, а из горла вырывался безумный визгливый хохот, который напоминал звук рвущейся материи. Левой рукой я перехватил ее запястья, а правой ударил по щеке. Она ахнула, перестала хохотать и с изумлением уставилась на меня так, как будто видела меня впервые в жизни. Я подхватил ее на руки и бегом припустил к офису.
— Скорее, — крикнул я Джози.
Я опустил ее в бамбуковое кресло, а через секунду вслед за мной в дверь ввалилась Джози. Я махнул рукой на телефон:
— Кто ее врач? Скажите ему, чтобы он немедленно приехал.
— Сейчас, сэр. — Она схватила трубку и принялась набирать номер.
Я повернулся к Джорджии Лэнгстон и опустился рядом с ней на колени. Она не упала в обморок, но ее лицо было мертвенно-белым, глаза смотрели совершенно бессмысленно, а трясущиеся руки судорожно теребили подол платья.