То, чем занимался Планш, ее и завораживало, и путало.
Капитан и ее помощница наблюдали за работой пассажира с небольшого балкончика, подвешенного над пятнадцатиметровым кожухом двигателей. По краям отсек был темным. Освещено было только место работы Планша, он был окружен бледно‑золотым ореолом.
– Вам стоило бы рассказывать нам о том, чем вы там занимаетесь, – нервно проговорила Тритч.
– Прямо сейчас? – раздраженно поинтересовался Планш.
– Да, прямо сейчас. Меня бы это успокоило.
– А насколько хорошо вы знакомы с физическими аспектами движения через гиперпространство?
– Об этом я знаю только, что внутри корабля вырываются с корнем все атомы, потом немилосердно скручиваются, а потом снова сажаются, но в таком направлении, в каком обычно не растут.
Планш рассмеялся.
– Очень образно, милая Тритч. Мне понравилось. Но увы, атомы – это вам не пастернак.
– «Пастернак» – это что такое? – спросила Трин у Тритч. Та молча покачала головой.
– Каждый двигающийся корабль, оснащенный двигателем гипердрайва, оставляет неистребимый след в странном пространстве, именуемом «пространством Майра», названном так в честь Коннера Майра. Он был моим учителем сорок лет назад. В последнее время это пространство изучают мало, поскольку большинство гиперзвездолетов просто‑напросто прилетает туда, куда надо, а имперские статистики считают, что искать пропавшие корабли по следу – жуткая морока, тем более что пропадают они крайне редко.
– Такое случается один раз на сто миллионов полетов, – негромко уточнила Трин. Казалось, этим она хочет подбодрить себя.
Планш вынырнул между двумя длинными трубами и оттолкнул переносной диагностический модуль от двигателя. Модуль повис в невесомости.
– Любой двигатель гипердрайва как бы имеет собственное продолжение в пространстве Майра, покуда корабль совершает перемещение. Это препятствует распаду корабля на отдельные частицы. Одна старинная технология, в описание которой мне не хотелось бы углубляться, позволяет мне присоединить к двигателю монитор и просмотреть недавно оставленные следы. Если нам повезет, мы сумеем найти след с оборванным концом – наподобие оборванного каната. Это и будет наш пропавший корабль. Вернее, его след перед последним прыжком.
– Оборванный конец? – недоуменно переспросила Тритч.
– При резком выходе из состояния гипердрайва остается множество нарушенных дисконтинуумов, напоминающих оборванный растрепанный конец каната. Правильно спланированный выход сглаживает такие нарушения.
– Если все так просто, почему же никто этим не пользуется?
– Я же сказал, что это – утраченное и давно забытое искусство.
Тритч недоверчиво покачала головой.
– Вы спросили – я ответил, – буркнул Планш. Голос его в просторном отсеке звучал приглушенно и безэмоционально. – Шансы – один к пяти на то, что нам удастся ухватиться за этот самый оборванный канат и выскочить из гиперпространства, но при этом нас самих может разметать по космосу.
– Вы ничего такого не говорили, – нервно проговорила Тритч.
– Теперь вы знаете почему.
Трин еле слышно выругалась и осуждающе посмотрела на Тритч.
Планш проработал еще несколько минут и снова выглянул. Трин ушла с балкончика, а Тритч осталась.
– Ну что, вы все еще согласны вознаградить меня парой бутылочек триллианского пойла? – спросил Планш.
– Если вы нас не погубите, – мрачно отозвалась она. Планш плавно отлетел от кожуха двигателей и подтолкнул свой диагностический модуль к выходу.
– Вот и славно.
– Если вы нас не погубите, – мрачно отозвалась она. Планш плавно отлетел от кожуха двигателей и подтолкнул свой диагностический модуль к выходу.
– Вот и славно. Потому что, похоже, мы нашли то, что должны были найти.
– Да, пожалуйста, – ответил Гэри. Ему довольно часто приходилось пробовать дворцовые угощения, и он ни за что не упустил бы возможности отведать их снова. Он и не надеялся на такую роскошь, как поесть почти в одиночестве. – У меня суставы разболелись, – признался он. – Нельзя ли позвать массажиста?
– Конечно! – широко улыбнулся лаврентиец. – Меня зовут Коас. Мне велено заботиться о вас во время вашего пребывания во дворце. Вы ведь тут раньше бывали, верно?
– Да. В последний раз – во времена правления Агиса XIV, – кивнул Гэри.
– Я тогда уже жил здесь! – обрадовался Коас. – Быть может, вам прислуживали мои родители – или даже я сам.
– Может быть, – сказал Гэри. – Помню, меня принимали очень тепло, а вот сегодня вечером, боюсь, все будет не так уж приятно. Надеюсь, вы поможете мне расслабиться и приготовиться к предстоящей нагрузке?
– С радостью, – сказал Коас и учтиво поклонился. – Скажите, что вам принести? Или вы предпочли бы ознакомиться с меню? Не сомневайтесь, для приготовления пищи у нас используются только самые лучшие продукты с других планет и из Микогена.
– Фарад Синтер – любитель микогенских деликатесов, верно? – спросил Гэри.
– О нет, сэр, – поджав губы, ответил Коас. – Он предпочитает более простую пищу.
«Значит, в Микоген он отправился затем, чтобы выудить у них все, что они могут рассказать, – подумал Гэри. – Его интересуют тамошние легенды о роботах. Он просто одержим!»
Сам Коас искусством массажа не владел, но вскоре в зал вошли две служанки и внесли массажную кушетку. Гэри улегся на нее и, облегченно вздохнув, поручил себя их заботам. Ловкие руки массажисток, их умелая работа заставили Гэри почти порадоваться тому, что он попал во Дворец и попросил аудиенции у Клайуса.
Массажистки начали работу с ног Гэри и размяли затекшие мышцы. Каким‑то образом им удалось снять боль в левом колене, которая терзала его уже несколько недель. Затем массажистки занялись его руками.