Под тихий постук настенных часов Русич даже слегка задремал, забыв о том, где находится. Вздрогнул, вскочил на ноги, заслышав голоса. На пороге стоял какой-то длинный парень с дикой прической, щурил глаза со свету, никак не мог поверить, что видит перед собой отца.
– Игорь! – тяжело выдохнул Русич. Едва устоял на ногах, закружилась голова. Игорь подхватил его, прижал к груди. Совсем как в далеком-далеком детстве, беззвучно зашевелил губами, мысленно жалуясь на свои нескончаемые горести, и от этого обоим сделалось страшно.
– Учтите, граждане задержанные, в вашем распоряжении ровно десять минут! – Дежурный старшина осторожно притворил тяжелую дверь, в душе дивясь невиданному: двое задержанных, вроде бы отец и сын, остались толковать между собой не в «предвариловке», не за барьером дежурной комнаты, под строгим контролем сотрудников, а в кабинете начальника отделения…
* * *
1986 год, февраль. Израиль, Иерусалим, семь километров южнее города
Давным-давно стены этого полуразрушенного временем монастыря на окраине «города трех религий» не посещали ни туристы, ни паломники, тропы к нему заросли густой колючей травой полупустыни. Да и ко всему развалины эти пользовались у окрестных жителей и пастухов дурной славой. Случайные прохожие утверждали, что своими ушами слышали неземное заунывное пение, прерываемое вскриками и воплями. По ночам над стенами возникало голубое свечение. Поговаривали, будто это души умерших во грехе иезуитов гуляют по ступеням и развалинам с дьявольскими факелами в руках. Правда, иерусалимская полиция точно знала, что в монастыре до сих пор проживают безвыездно восемь отшельников. Об этом даже напечатали в еврейских и палестинских газетах, но все равно пастухи им не поверили. Зато по округе ходил такой фантастический рассказ: «Один дровосек из палестинцев осмелился войти в монастырь, загляделся на двух отшельников, игравших в карты, а когда очнулся, то увидел, что истлела ручка его топора».
Но в этот теплый февральский день все в округе переменилось, как по мановению волшебной палочки. По заброшенной дороге взад и вперед заметались полицейские джипы, грузовые машины привозили продукты, напитки. Каменщики в течение двух дней разбирали завалы, и песчаная пыль была видна за километр. Стало очевидно, что монастырь должны посетить какие-то важные гости. Какие?
Две легковые автомашины повышенной проходимости с шестиконечной еврейской звездой появились на дороге ранним утром. Следом за ними в роскошном лимузине ехал сам мэр города Иерусалима. Через полчаса мэр вышел из монастыря, оставив в его стенах приехавших гостей. В этот день состоялся Большой Съезд руководства Всемирной ассоциации, который решено было провести там, где в 1048 году зародилось мальтийское братство.
На сей раз сэр Генри, ему исполнилось уже девяносто два года, по состоянию здоровья не приехал. Его заменил итальянец по фамилии Мазалини, очень влиятельный в ассоциации человек, который и открыл Большой Съезд.
Выполняя волю сэра Генри, в старинном зале застелили коврами пол, расставили вдоль стен узкие полки с закусками и винами, повесили на стены символы и канонические знаки древних мальтийцев. Дряхлые старики-отшельники, которых ради приличия тоже пригласили к столу, наотрез отказались присутствовать. Они уединились в боковом крыле с узкими бойницами вместо окон и молча уставились вдаль, будто высматривая что-то в желтом море пустыни.
Павел Субботин, впервые участвующий в столь высоком съезде, ожидая начала церемонии, взял журнал «Чивильта каттолика», прочел первое, что попалось на глаза: «Разве позволительно сомневаться относительно существования ангелов и демонов? Если это допустить, то возникает сомнение в существовании и религиозных истин».
– «Вполне возможно, – подумал Субботин, – не будь дьявола, многие люди никогда и не поверили бы в Бога».
Здесь, в древнейшем иезуитском монастыре, цитадели свирепых крестоносцев, все агенты ассоциации, действующие нынче в России, чувствовали себя совершенно скованно и раздвоенно: с одной стороны, на них буквально давили эти стены, напоминающие о прошлом, но они еще говорили и о непреходящем братстве, которое, несмотря на притеснения, продолжало существовать и набирало силу. Вероятно, организаторы съезда хотели протянуть незримую нить между прошлым и настоящим.
Встреча началась в зале, при свечах. И от их колеблющегося света причудливые тени плясали на истончавших от времени камнях Иерусалима, отчего лица присутствующих искажались словно в кривых зеркалах.
– Братья мои! – по-английски начал синьор Мазалини. – Я уполномочен советом лидеров всемогущей ассоциации приветствовать вас в этом историческом месте. Мне оказана честь сообщить вам о последних усилиях, которые предстоят нам, чтобы наконец пал исполин на востоке. Его не уничтожил Гитлер, но он рухнет с нашей помощью. Великие книги иезуитов и массонов никогда не ошибаются. Вместе с кометой Галлея высветилось яркое пятно и на небосклоне ассоциации. Для человека сто лет – вечность, а для вечности тысячелетие – один миг. К власти в «империи зла» пришел человек, которого ожидали. Завершилась эра фанатичных вождей, о них шутя однажды сказал Рональд Рейган: «Как только я соберусь в Россию для бесед с их лидером, так он умирает».
Выдержав паузу, Мазалини продолжил:
– Досточтимые господа, братья! Начинается второй, заключительный этап нашего генерального наступления. В чем он будет заключаться? Вы получите детальную программу для каждого, а я в общих чертах сообщу вам, что наряду с традиционными мерами воздействия и разрушения мы применим новейшие разработки западных ученых по дегенерации личности, по необратимым изменениям психики, мышления, включая оккультные методы влияния на мозг, а также уникальные способы, угнетающие биологические возможности организма человека, вплоть до дистанционного облучения государственных чиновников, влияющих на политику перемен. Словом, вся мощь современной западной науки обрушивается на объект нашего внимания. – Мазалини снова замолчал, сложил руки на груди, давая возможность каждому проникнуться сознанием великого дела, порученного им, агентам ассоциации, в России.
– Скажите, синьор, – поинтересовался Субботин, – неужели российские аналитики и органы КГБ позволят нам действовать столь безнаказанно?
– В том-то и дело, – оживился Мазалини, – вы не нарушите ни одной строчки их законов. Лишь очень немногие в России будут догадываться или даже понимать, что с ними происходит. Но, во-первых, вы будете следовать в русле официальной политики властей, а во-вторых, особенно догадливых мы поставим в положение идиотов, превратим их в посмешище, найдем способы их унизить, оболгать, наконец. Время неумолимо и очень скоротечно. Вы сами скоро убедитесь – все перевернется с ног на голову. Литература, театры, кино будут пропагандировать самые низменные чувства. И, наоборот, мы будем всячески поддерживать и поднимать тех российских творцов, которые станут сами насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ насилия, секса, садизма, группового предательства…
И вдруг Мазалини замер, будто громом пораженный. Застыли и агенты, явственно заслышав странные звуки. Таких им еще никогда не доводилось слышать – зазывно звучала древняя труба, напоминающая свирель.
– Что это? – воскликнул Мазалини. – Такая труба в древние времена звучала исключительно во время священных событий.