* * *
Хотя главное здание КГБ, расположенное на площади Дзержинского в центре Москвы, само по себе велико, в нем не сможет разместиться даже часть одного из главных управлений, входящего в состав этой огромной организации. Поэтому по Москве разбросано множество других зданий КГБ.
Первое Главное управление находится в Ясеневе на Московской кольцевой автодороге в южной части города. Управление размещается в современном семиэтажном здании из стекла и алюминия в форме трехконечной звезды, напоминающей эмблему фирмы «Мерседес».
Здание было построено финнами и предназначалось для Международного отдела ЦК КПСС. Но когда оно было закончено, представителям ЦК оно не понравилось; им не хотелось покидать центр Москвы, поэтому здание было передано ПГУ, которому оно пришлось по вкусу, так как расположено на окраине города, вдали от любопытных взоров.
Сотрудники ПГУ живут по легенде даже в своей стране. А поскольку многие из них выезжают за рубеж как «дипломаты», им меньше всего хочется, чтобы их заметил выходящими из здания ПГУ какой‑нибудь назойливый турист с камерой в руках.
В структуре ПГУ есть сверхсекретное Управление, расположенное отдельно от всех, не в Ясеневе. Это Управление С – политическая разведка. Его сотрудники не только не встречаются со своими коллегами из ПГУ, они даже не знакомы между собой. Их занятия и тренировки проходят индивидуально, чтобы избежать лишних контактов.
Все объясняется советской психологией: русские помешаны на секретности и страхе измены. Этот страх отнюдь не изобретение коммунистов, он уходит корнями в далекое прошлое. Нелегалы Управления С – это мужчины, а иногда и женщины, которых специально готовят для длительной жизни за рубежом по тщательно проработанной легенде.
Несмотря на это, нелегалов раскрывают и даже перевербовывают. Некоторые сами вызываются на откровенность. Зная все это, ПГУ и Управление С стараются сами сузить степень их информированности: нельзя предать то, чего не знаешь.
Нелегалы живут в небольших квартирах в центре Москвы, проходят инструктаж и обучение поодиночке. Чтобы постоянно держать связь с ними, начальник Управления С работает на площади Дзержинского. Кабинет находится на шестом этаже здания (тремя этажами выше кабинета председателя Чебрикова и двумя – выше первых заместителей генералов Цинева и Крючкова).
Днем в среду, восемнадцатого марта, в то время как Престон беседовал с Левинсоном, именно в этот скромный кабинет вошли двое для встречи с начальником, вся сознательная жизнь которого была отдана тайному шпионажу. То, с чем пришли посетители, его не обрадовало.
– Только один человек соответствует вашим требованиям, – неохотно ответил он. – Он уникален.
Один из посетителей – представитель ЦК – предъявил небольшую карточку.
– В таком случае, товарищ генерал‑майор, вы должны освободить его от текущей работы и направить по указанному здесь адресу.
Начальник мрачно кивнул. Он знал этот адрес. Когда посетители ушли, он задумался о документе, который они ему предъявили. Документ был из ЦК, хотя на нем отсутствовали какие‑либо пометки, у него не было никаких сомнений в том, откуда исходит приказ. Он вздохнул с сожалением: трудно расставаться с одним из лучших воспитанников, замечательным агентом, но приказ есть приказ. Он офицер, и оспаривать приказы ему не положено, тем более этот. Нажав на кнопку селекторной связи, он сказал:
– Вызовите майора Валерия Петровского ко мне.
* * *
Первый самолет из Йоханнесбурга прибыл в Восточный Лондон – четвертый по величине город в Южной Африке – вовремя. Он приземлился в Бен Шёман – небольшом аккуратном аэропорту, оформленном в бело‑голубых тонах. В главном вестибюле их встретил водитель‑полицейский в штатском и провел к «форду» на стоянке автомобилей.
– Куда поедем, капитан? – спросил он. Вилджоен вопросительно взглянул на Престона.
– В Управление железнодорожного транспорта, – ответил тот.
Водитель кивнул, и они поехали на Флит‑стрит. По одну сторону улицы располагался вокзал, по другую – старые обшарпанные одноэтажные здания администрации Управления.
Магическое удостоверение Вилджоена помогло им немедля попасть к начальнику финансового отдела. Он выслушал Престона и сказал:
– Да, мы платим пенсии всем бывшим работникам железной дороги. Кто вас интересует?
– Брандт, – назвал Престон. – К сожалению, я не знаю его имени. Он работал стрелочником много лет назад.
Начальник вызвал помощника, и все вместе они направились по обшарпанным коридорам к картотеке. Помощник, порывшись в бумагах, достал пенсионную карточку.
– Вот единственный Брандт, который здесь есть. Коос Брандт.
– Его возраст? – поинтересовался Престон.
– Шестьдесят три года, – ответил, взглянув на карточку, помощник.
Престон покачал головой. Если Фрикки Брандт ровесник Яну Марэ, а его отец примерно на тридцать лет старше, значит, ему должно было быть за девяносто.
– Человеку, которого я ищу, должно быть около девяноста лет, – сказал он.
Директор и его помощники были непреклонны: среди пенсионеров других людей по фамилии Брандт больше нет.
– В таком случае назовите нам трех старейших пенсионеров, которые получают пенсию у вас.
– Картотека составлена в алфавитном порядке, а не в возрастном, – возразил помощник.
Вилджоен отвел начальника в сторону и что‑то зашептал ему на ухо на африкаанс. Сказанное возымело действие. Начальник выглядел потрясенным.
– Займитесь этим, – велел он помощнику. – Выбери всех, кто родился до 1910 года. Мы подождем у меня в кабинете.
Через час помощник подал им три пенсионные карточки.
– Есть тут один, которому девяносто, но он был грузчиком, другому – восемьдесят, он работал уборщиком. А этому – восемьдесят один, этот был стрелочником на сортировочной станции.
Стрелочника звали Фоури, и он жил где‑то в районе Куигни. Через десять минут они уже ехали по старому району Восточного Лондона, построенному полвека назад. Некоторые убогие домики были подремонтированы, другие так и стояли развалюхами – в них жили бедные рабочие семьи. У Моор‑стрит до них донесся лязг из железнодорожных мастерских и сортировочной станции; там ремонтировали составы для перевозки грузов из доков Восточного Лондона через Питермарицбург в Трансвааль. Дом стрелочника они нашли в квартале от Моор‑стрит.
Дверь открыла пожилая негритянка с лицом, напоминающим грецкий орех, и забранными в пучок седыми волосами. Вилджоен обратился к ней на африкаанс. Старуха указала рукой куда‑то за горизонт, что‑то пробормотала и плотно закрыла дверь.
– Она говорит, что он в институте. Вы случайно не знаете, что она имеет в виду? – спросил Вилджоен у водителя.
– Знаю, сэр. Старый железнодорожный институт, сейчас его называют Турнубулл парк. Он находится на Патерсон‑стрит. Это клуб отдыха железнодорожных рабочих.
Клуб оказался большим одноэтажным зданием. Перед ним находились бетонированная автостоянка и три площадки для игры в кегли. Войдя в дом, миновали множество бильярдных и телевизионных холлов и оказались в шумном баре.
– Папаша Фоури? – переспросил бармен, – Он на улице, смотрит игру в кегли.
Они нашли старика сидящим на солнышке возле одной из площадок и потягивающим пиво. Престон задал ему свой вопрос.
Старик, прежде чем ответить, некоторое время разглядывал пришельцев. Затем кивнул и сказал:
– Да, я помню Джо Брандта.