Уже много лет здесь подавали традиционные испанские блюда. Старинные арки образовывали ниши, в каждой из которых стоял стол, и в одной из них и расположился со своим гостем Монк.
Еда была превосходной. Монк заказал бутылку «Маркес де Рискаль». Соблюдая вежливость, они не говорили о деле, а обсуждали жён и детей. Монк признался, что у него нет семьи. Маленький Юрий уже ходил в школу, а сейчас остался с бабушкой и дедушкой на каникулы. Вино выпили. Принесли вторую бутылку.
Монк сначала не понимал, что за учтивыми манерами Туркина кипит гнев: не против американцев, а против системы, которая чуть не убила его сына. Вторая бутылка «Маркеса» была выпита почти до дна, когда он неожиданно спросил:
– Вы довольны, что работаете на ЦРУ?
«Яма»? – подумал Монк. – Неужели этот идиот пытается завербовать меня ?"
– Вполне доволен, – небрежно сказал он. Разливая вино, он смотрел на бутылку, а не на русского.
– Если у вас возникают проблемы, вам помогают ваши люди?
Монк продолжал смотреть на льющееся вино, его рука не дрогнула.
– Конечно. Наши люди сделают всё возможное ради вас, если вам требуется помощь. Это входит в наш кодекс.
– Должно быть, хорошо работать на людей, которые так свободны, – заметил Туркин.
Монк наконец поставил бутылку и посмотрел на Туркина. Он обещал ему, что «ямы» не будет, но русский устроил её для себя сам.
– Почему бы и нет? Послушайте, друг мой, система, на которую работаете вы, изменится. И теперь уже скоро. Мы поможем ей измениться быстрее. Юрий вырастет и будет жить как свободный человек.
Андропов умер, несмотря на медикаменты из Лондона. Его сменил другой старец – Константин Черненко, которого приходилось поддерживать под мышки. Но шли слухи, что в Кремле пахнуло свежим ветром, появился более молодой Горбачёв. Когда принесли кофе, Туркин был завербован: он остаётся «на месте», в самом сердце КГБ, но работать будет на ЦРУ.
Монку повезло, что его начальник, шеф отделения, уехал в отпуск. Будь он на месте, Монку пришлось бы передать Туркина в другие руки. Вместо этого ему самому выпало зашифровывать сверхсекретное сообщение в Лэнгли о состоявшейся вербовке. Безусловно, вначале оно было встречено со скептицизмом.
Майор контрразведки, из самого центра КГБ, представлял собой ценную добычу. До конца лета, тайно встречаясь в разных концах Мадрида, Монк многое узнал о своём русском сверстнике.
Родился в Омске, Западная Сибирь, в 1951 году, сын инженера, работавшего в военной промышленности. В восемнадцать лет Туркин не сумел поступить в университет, как ему хотелось, и пошёл в армию. Его зачислили в пограничные войска, номинально находившиеся в ведении КГБ. Там его заметили и направили в училище имени Дзержинского на факультет контрразведки, где он выучил английский. Учился он блестяще.
В составе небольшой группы его перевели в подготовительный центр внешней разведки КГБ, престижный институт. Как и Монк по другую сторону земного шара, он был отмечен как в высшей степени перспективный курсант. По окончании с отличием Туркину разрешили работать в управлении "К" Первого главного управления – контрразведке – в рамках службы сбора информации.
Когда Туркину исполнилось двадцать семь лет, в 1978 году, он женился, и в том же году у него родился сын Юрий. В 1982 году он получил своё первое назначение за границу, в Найроби; его основным заданием было попытаться проникнуть в отделение ЦРУ в Кении и вербовать агентов. Его работа там завершилась раньше срока из‑за болезни сына.
В октябре 1984 года Туркин передал свой первый пакет для ЦРУ. Зная, что введена совершенно новая система связи, Монк доставил пакет в Лэнгли сам. Это оказался настоящий динамит. Туркин взорвал почти всю оперативную сеть КГБ в Испании.
Чтобы не «засветить» свой источник информации, американцы передавали материал испанцам по частям, стараясь, чтобы каждый арест агентов, шпионивших для Москвы, казался случайной удачей или результатом хорошей работы испанских сыщиков. И каждый раз КГБ получал возможность узнать через Туркина, что агент сам допустил глупую ошибку, приведшую к провалу. Москва ничего не подозревала, хотя потеряла всю иберийскую оперативную сеть.
За три года пребывания в Мадриде Туркин вырос до помощника резидента и, таким образом, получил доступ почти ко всем материалам. В 1987 году его перевели в Москву, через год он возглавил отделение управления "К" – части огромного аппарата КГБ в Восточной Германии и оставался там до окончательного ухода советских войск в 1990 году после паления Берлинской стены. И всё это время, несмотря на то что он передавал сотни записок и пакетов через тайники и условные места, он всегда настаивал, что будет иметь дело только с одним человеком, его другом за Берлинской стеной, – Джейсоном Монком. Такая договорённость была необычной. За шесть лет работы большинство шпионов меняют по нескольку руководителей, или «кураторов», но Туркин настаивал, и Лэнгли пришлось примириться.
Когда осенью 1986 года Монк вернулся в Лэнгли, его вызвал к себе в кабинет Кэри Джордан.
– Я видел материалы, – сказал новый заместитель директора по оперативной работе. – Хорошо. Мы думали, он может оказаться двойным агентом, но все испанские агенты, выданные им, – класса А. Твой человек на уровне. Хорошая работа. – Монк кивнул в знак признательности. – Есть ещё один вопрос, – продолжал Джордан. – Я начал играть в эти игры не пять минут назад. Твой доклад о вербовке вполне удовлетворителен, но тут есть что‑то ещё, не так ли? Каковы истинные причины его добровольного перехода?
Монк рассказал заместителю директора то, чего не было в его докладной, – о болезни сына Туркина в Найроби и лекарствах из госпиталя Уолтера Рида.
– Мне следует выгнать тебя, – произнёс наконец Джордан. Он встал и подошёл к окну. В лесу по берегам Потомака сияли красные и золотые, готовые упасть на землю листья буковых деревьев и берёз. – Господи, – сказал он через несколько минут, – я не знаю ни одного человека в управлении, который бы дал ему уйти, не требуя услуги за эти медикаменты. Ты мог бы и не увидеть его никогда больше. Мадрид – счастливая случайность. Знаешь, что говорил Наполеон о генералах?
– Нет, сэр.
– Он сказал: «Меня не интересует, хорошие ли они генералы, мне нужны генералы удачливые». Ты ведёшь себя не по правилам, но тебе везёт. Знаешь, нам придётся перевести твоего человека в отдел СВ.
На самом верху ЦРУ стоял директор. Ему подчинялись два основных управления – разведывательное и оперативное. Первое, возглавляемое заместителем директора, занималось сбором и анализом огромного количества необработанной информации, поступающей к ним, и переработкой её в информационные обзоры, которые рассылались в Белый дом, Совет национальной безопасности, Государственный департамент и Пентагон.
Сбор информации осуществлялся оперативным управлением во главе с другим заместителем директора. Оперативное управление подразделялось на отделы по географическому признаку – Латинской Америки, Ближнего Востока, Юго‑Восточной Азии и так далее. Но в течение сорока лет «холодной войны» и до падения коммунизма ключевым отделом считался Советско‑Восточноевропейский, известный как СВ.
Сотрудники других отделов часто возмущались, поскольку, несмотря на то что они вели и завербовывали ценного советского информатора, к примеру, в Боготе или Джакарте, после вербовки его забирали под контроль отдела СВ, который занимался им и далее. Логика начальства заключалась в предположении, что завербованного всё равно рано или поздно переведут из Боготы или Джакарты обратно в СССР.