— Действительно, ничего глупее нельзя было придумать!
Дино и Филипп молча курили, Полунин пытался настроить коротковолновый приемник, но не мог извлечь из него ничего, кроме свиста и треска. Астрид допила свой кофе и тоже потянулась за сигаретой. Ливень, казалось, начал немного стихать.
— Как это мы, в самом деле, не додумались, — продолжала Астрид, прикурив от сигареты Филиппа. — Можно ведь было мне заболеть, тем более что в последний раз Кнобльмайер сам спросил, почему я так плохо выгляжу… Заболела бы, а Лернеру послала письмо — и могла бы уехать со спокойной совестью, никого не подводя… А теперь изволь таскаться по этому проклятому Чако Бореаль только для того, чтобы приехать и услышать «нет, не знаю»!
— А если приедете и услышите «да, знаю»? — усмехнувшись, спросил Филипп.
Астрид уставилась на него изумленно:
— Что вы хотите сказать?
— То, что свидание с Лернером может оказаться вовсе не таким уж пустым, как вам кажется.
— Великолепно! — Астрид рассмеялась. — Слушайте, Фил, вы мне напоминаете лжеца из восточной притчи, который надул сам себя. Не знаете эту историю? Тогда я вам расскажу. У нас был студент-пакистанец, я от него и услышала. Когда-то в одном восточном городе жил лжец; и это был такой гнусный лжец — да не помилует его аллах! — что он не мог прожить дня без того, чтобы кого-нибудь не обмануть. Однажды негодяй сидел на кровле своего дома и увидел проходящего по улице соседа. «Сосед! — закричал лжец. — Ты разве не слышал новый фирман нашего повелителя? Отныне каждую пятницу на площади перед медресе будут бесплатно раздавать кускус всем, кто пожелает, нужно только явиться туда до полудня». А это как раз была пятница, и сосед забежал к себе домой, схватил блюдо и помчался к медресе, а за ним поспешил и сосед соседа, и еще другие соседи, и все бежали с блюдами и кричали каждому встречному, что на площади всем правоверным раздают сочный и ароматный кускус и не берут за это ни сантима, — в общем, началось черт знает что. А негодяй смотрел с кровли своего дома и посмеивался, потом задумался, потом стал беспокоиться; а кончилось тем, что лжец — да осквернят дикие ослы могилу его деда — тоже схватил блюдо и помчался за даровым кускусом…
Все посмеялись.
— Так же будет и с вами, — продолжала Астрид, — скоро вы и сами поверите в то, что меня зовут Армгард фон Штейнхауфен и что я разыскиваю своего бедного пропавшего без вести фатти…
Полунин обернулся к Филиппу:
— Ты ей разве еще не рассказал?
— Нет еще, — сказал Филипп.
— О чем? — удивленно спросила Астрид, посмотрев на одного и на другого.
— Этот Филиппо — осторожный человек, — подмигнул Дино. — Я давно говорил, что тебя нужно посвятить во все, но у него свои соображения…
— Брось трепаться, — резко перебил Филипп. — До сих пор мы считали, что рассказывать Астрид обо всем пока ни к чему, а рассказать решили только перед самым отъездом. Ну а тут как-то не получилось еще…
Астрид, ничего не понимая, кроме того, что от нее что-то скрывали и продолжают скрывать, пожала плечами.
— Пожалуйста, — обиженно сказала она, — не думайте, что я так уж рвусь проникнуть в ваши… элевзинские таинства. Мне давно ясно, что вы посвящаете меня в свои дела лишь постольку, поскольку это нужно для успеха очередного задания, которое мне предстоит выполнить…
— Не нужно обижаться, Ри, — сказал Филипп, — это ведь закон конспирации. Когда мы были в маки, никто из нас не знал того, что знало руководство, и для нас это было благом. А вы сейчас вместе с нами тоже занимаетесь конспиративными делами, и делами довольно опасными, так что обиды здесь неуместны. Очень может быть, вы потому и сумели так естественно провести свою роль в этой немецкой колонии, что не знали главного.
Понимаете… знай вы всё — вы бы неизбежно нервничали, боялись. А когда человек боится, ему куда труднее владеть собой. Я это по собственному опыту знаю, — в маки, вы думаете, нам не случалось трусить? Поэтому главного вам и не сказали.
— Спасибо, — насмешливо сказала Астрид, — я понимаю, вы заботились обо мне…
— Мы заботились о том, чтоб вы не провалились сами и не провалили порученного вам дела. А сейчас вам поручается другое: побывать у капитана Лернера и выяснить, не известно ли ему теперешнее местопребывание одного из его сослуживцев по Семьсот девятой дивизии, обер-лейтенанта…
— Фон Штейнхауфена, знаю, моего бедного папочки.
— Нет, обер-лейтенанта Густава Дитмара.
— Кого? — изумленно спросила Астрид, поворачиваясь к Филиппу. — Что это еще за Густав Дитмар?
— А это тот самый человек, ради которого мы и таскаемся по Южной Америке, — объяснил Филипп. — Человек, которого нам нужно выследить и взять живым.
С минуту Астрид молчала, потом глянула поочередно на каждого из своих спутников, открыла уже рот, чтобы что-то сказать, и снова умолкла.
— Ну знаете! — объявила она наконец. — Это уж слишком! Да пошли вы все к черту с вашими тайными судилищами и вашими беглыми кригсфербрехерами![40] Что это такое, в конце-то концов? Сначала меня приглашают на работу в мирную этнографическую экспедицию; тут же выясняется, что вся эта этнография — липа высочайшей пробы и господа ученые интересуются мофами, а вовсе никакими не индейцами; потом из меня спешно делают шпионку…
— Простите — разведчицу, — поправил Филипп.
— … а теперь я, ни больше ни меньше, должна еще принимать участие в людокрадстве! — продолжала кричать Астрид. — Да вы что, в самом деле, взбесились? Не знаю, как тут, а в Штатах за такие штучки сажают на электрический стул, — так я на нем сидеть не желаю, понятно вам? Не желаю! Отвезите меня обратно в Марискаль, оттуда я уж как-нибудь выберусь без вашей помощи, а сами можете и дальше гоняться за своими лернерами и дитмарами! И счастливой вам охоты!
— Тише, тише, — сказал Полунин. — Астрид, вас никто ни к чему не принуждает. Если хотите, мы вас отвезем не только в Марискаль, а прямо в Асунсьон и посадим на первый же аргентинский пароход. Но только после того, как вы побываете у Лернера.
— Я сказала — не поеду! Хватит с меня!
— Э, послушай, — примирительно сказал Дино, — не нужно сейчас спорить, у тебя истерика, нервы. Подожди, дождь скоро кончится и все тебе покажется в другом свете…
— Да при чем тут ваш чертов дождь!
— Ри, послушайте, — сказал Филипп. — Мишель прав, мы не собираемся вас удерживать, если вы решите уехать. Но сейчас это сделать просто нельзя. Кто, кроме вас, может поговорить с Лернером? В конце концов, согласитесь, вы ведь нас тоже отчасти подвели: откажись вы сразу, мы бы придумали какой-нибудь другой вариант, а теперь выходит ерунда — то вы едете, то бросаете все на полпути…
— Но вы мне ничего не говорили о похищении!
— Минутку. Во-первых, еще неизвестно, придется ли нам кого-то похищать. Во-вторых, даже если и придется, вы в этом участвовать не будете. Не такие уж мы идиоты, в самом деле. От вас сейчас требуется одно: поговорить с Лернером и выяснить, что он знает. Очень может быть, что он не знает ровно ничего; в таком случае мы будем продолжать поиски — с вами или без вас, это уж как вы сами решите. Поймите только одно: ваше участие предусматривалось только в этой, предварительной фазе операции. С остальным мы уж как-нибудь и сами справимся. Как там, кофе еще остался?
Астрид молча разлила по кружкам остатки из термоса. Ливень действительно шел на убыль, теперь это уже был обычный сильный дождь, какие бывают и в Европе. Кругом посветлело.