Он вдруг страстно возжелал ее и решил незамедлительно, не откладывая дела в долгий ящик, взять ее в жены. С этим требованием он и обратился ко мне, как к главе рода, к которому принадлежала девушка, и через посредство Фуюди, согласившегося выступать в роли переводчика, довольно бурно и настойчиво стал излагать свои желания.
Юноша был всего на год старше Симары и в сравнении с другими варраулами отличался на редкость привлекательной внешностью, но в то же время был несколько простоват и сверх меры дерзок. Он поставил меня в сложное положение.
– А она согласна стать его женой? – спросил я Фуюди.
– Он говорит – согласна.
Неплохо зная индейские обычаи сватовства, я стал выяснять, что он умеет: какую лодку сам сделал, какого крупного зверя добыл на охоте и прежде всего, конечно, какой выкуп он может дать за жену.
– Выкуп есть, есть! – воскликнул Ваника и бросился к итаубе варраулов, откуда тут же принес ружье. Ванику, как превосходного стрелка, вооружили хорошим ружьем, принадлежавшим племени араваков.
– Ты с ума сошел?! – возмутился я, показывая на ружье. – Ведь эта вещь не принадлежит тебе!
Я распорядился позвать Симару и спросил ее, действительно ли она дала согласие стать женой Ваники.
– Негодяй! Лгун! – гневно вскричала она. – Да я и словом с ним не обмолвилась! Не нужен мне такой огрызок!
– Ну, положим, он далеко не огрызок! – рассмеялся я, и вслед за мной рассмеялись все остальные.
Дело ясное, в адрес незадачливого поклонника отпускалось немало разных шуточек, а Мендука, как старший отряда варраулов, устроил ему целую головомойку.
На этом, к сожалению, история не закончилась. Обуреваемый страстью Ваника совсем потерял голову. Смертельно разобидевшись на всю шхуну, он схватил свой лук, стрелы, нож и вместе со своим приятелем Аборе сошел с корабля на берег. Правда, ушли они недалеко. Наша шхуна стояла пришвартованной у самого конца деревянного причала, почти уже за городом, всего в каких‑нибудь двухстах шагах от опушки джунглей. Вот здесь‑то, у первых деревьев леса, юные бунтари в знак протеста и основали свой собственный бивак – соорудили из ветвей небольшой шалаш и развели подле него костер.
Так прошел день, зашло солнце, сумерки тут же сменились ночью, и, как обычно во всех жарких краях, тьма сразу же наполнилась голосами множества разных ночных существ: цикад, сверчков, всяческих жаб, ночных птиц; плескалась рыба, порой у самого борта раздавался такой мощный всплеск, словно какая‑то огромная арапаима бросалась из водных глубин на свою жертву.
Индейцам был хорошо знаком и близок весь этот мир ночных шумов, трелей, щебета, воплей. Они отлично разбирались, кто там, во мраке, воет, шипит, свистит, кто квакает или крякает, кто стонет или рычит – всякий, даже едва различимый звук был им понятен, а потому и не страшен.
Но из непролазных дебрей доносились порой и звуки иные, прежде неслыханные и таинственные, а значит, враждебные и наводящие ужас. Горе – услышать стон демона Юрапуры; горе, когда до ушей твоих долетят убийственные голоса дьяволиц Яры и Майданы или кровожадного Ореху из темного омута… Даже храбрая Симара, когда ее ушей касался таинственный ночной звук, похожий на едва слышный свист, – а то мог быть свист демона мести Канаимы, – даже она, не знавшая страха, терялась и судорожно хватала через гамак мою руку, как бы ища защиты.
Около полуночи все на шхуне внезапно проснулись: с берега, со стороны шалаша, в котором расположились два наших юных варраула, донесся пронзительный, короткий крик, такой душераздирающий и отчаянный, какой мог издать, пожалуй, только смертельно раненный человек.
Ночь была не очень темной – светила луна, и ярко горели звезды. Там, под деревьями, метнулись какие‑то тени.
– Взять пистолеты и палицы! – скомандовал я, выскакивая из гамака.
– Взять пистолеты и палицы! – скомандовал я, выскакивая из гамака.
В мгновение ока с борта шхуны на берег были переброшены мостки, и мы бросились к лесу.
Вот и шалаш… Ужасающая картина: оба варраула лежали, истекая кровью, головы их были разбиты палицами. Аборе уже не дышал, Ваника умирал. Он хотел что‑то сказать, но из его горла лишь вырывались невнятные звуки:
– Кар… кар… – последнее, что нам удалось разобрать.
Кто‑то из наших хотел было броситься в погоню за убийцами, но я удержал их: в пылу преследования в темноте они сами могли попасть в засаду. Тела погибших товарищей мы перенесли на шхуну, а на месте преступления оставили двоих караульных. Утром, едва рассвело, я с тремя нашими лучшими следопытами поспешил к месту трагедии. Да, сомнений не оставалось – нападение совершили не голландцы, а индейцы, более того – не акавои, а карибы. Неподалеку от шалаша в траве мы обнаружили пучки белого пуха, коим карибы украшают голову.
– Карибы хотят с нами войны! – объявил я, ступив на палубу шхуны. – Ну что ж, они получат ее! Мы вынуждены защищаться! Вы согласны? – обратился я к обступившим меня воинам.
Со мной согласились все. Не возразил ни один. Гнев, решимость и готовность драться читались на лицах воинов.
– Сколько это может продлиться: неделю, две, три? – спросил я.
– К сожалению, может быть, и две, и три недели…
– В таком случае, я думаю, будет лучше, если мы сегодня же отплывем отсюда обратно на Ориноко в свое селение, а через месяц, скажем, вернемся…
– Прекрасно, так действительно будет лучше…
– Если вы, сударь, не возражаете, я оставлю в дирекции. копию моего рекомендательного письма от венесуэльских властей голландским властям…
– Конечно же, пожалуйста!
Когда я собрался уходить, на румяном лице секретаря промелькнула вдруг загадочная усмешка, не то сочувственная, не то ироническая, а мертвые его глаза за стеклами очков как бы вспыхнули на миг искрой смеха. Похоже, он хотел что‑то мне сказать и, действительно, состроив сочувственную мину, проговорил:
– Мне стало известно о несчастном случае, происшедшем сегодня ночью на берегу реки. Примите мои сердечные соболезнования…
– Благодарю! – ответил я. – Не скрою, убийство двух наших индейцев‑варраулов повлияло на мое решение, не откладывая, покинуть ваши не слишком гостеприимные берега – очень уж у вас здесь неуютно и далеко небезопасно…
– Понимаю, понимаю! Нам тоже негры доставляют марсу беспокойств. Многие бежавшие с плантаций становятся убийцами.
– Разве это они убили двух наших варраулов? – удивился я.
– Они! Конечно же, они, только они, негры!
– Но ведь несчастных юношей убили палицами…
– А вы, сэр, полагаете, у них нет палиц?
– Действительно, палицы у них могут быть…
– Скажу вам больше: они могут даже для правдоподобия одеться под индейцев…
– Неужели они такие хитрецы?
– Хитрецы, лжецы, предатели и убийцы…
– Даже убийцы?! – Я сделал удивленные глаза и попрощался.