Словом, это был миниатюрный полуостров, который можно было при желании несколькими ударами лопаты превратить в крошечный островок.
Не было, понятно, ничего особенного в том обстоятельстве, что в озеро вдавался маленький полуостров. Это можно увидеть чуть ли не на каждом озере. Но самый полуостров был кое-чем примечателен. У острия косы росло дерево, необычное по своей форме и листве; дерево было невелико, и ветви его низко клонились над самой водой. Поникшие ветви и копьевидные серебристые листья позволяли без труда определить, что это за дерево. Это была плакучая, или вавилонская, ива, названная так потому, что ее ветвями уведенные в плен евреи увивали, по библейскому преданию, свои арфы, когда «плакали на реках вавилонских». Красавицы ивы простирают свою широкую сень над реками Южной Африки точно так же, как над Тигром и Евфратом, и нередко глаз утомленного странника радуется листве, засеребрившейся вдалеке над сушью изжаждавшейся пустыни, потому что вид этой листвы безошибочно указывает на близость воды.
Однако девочку Трейи дерево на маленьком полуострове заинтересовало не только по этой причине, но и кое-чем еще. Его ветви, склонившиеся над поверхностью озера, представляли очень странное зрелище: среди них можно было различить, по одному на кончике каждой ветви, множество каких-то причудливых предметов, свисавших так низко, что нижние их края почти касались воды. Эти предметы отличались, как сказано, довольно причудливой формой. Сверху, где они были прикреплены к сучку, у них имелось нечто вроде шара, нижняя же часть состояла из длинного, узкого цилиндра, а в донце каждого цилиндра было отверстие. В общем, они напоминали перевернутый графинчик со значительно удлиненным горлышком, или, если угодно, их можно было бы сравнить со стеклянными ретортами, какие вы, может быть, видели в химической лаборатории.
Каждая такая «реторта» имела в длину дюймов десять — пятнадцать и была зеленоватого цвета, почти такого же, как самые листья ивы. Не были ли это ее плоды? Нет. Плод плакучей ивы никогда не достигает таких больших размеров. Это были не плоды. Это были птичьи гнезда! Да, это были гнезда, принадлежавшие колонии безобидных певчих птичек, известных под названием «птицы-ткачи».
Я уверен, что вы и раньше слышали о птицах-ткачах, и вы, конечно, знаете, что они получили такое название за искусство, с каким они мастерят свои гнезда. Они не строят и не вьют гнезд, как другие птицы, а действительно ткут их остроумнейшим способом.
Не подумайте, что существует лишь один вид ткачей, только одна порода птиц, умеющих сооружать такие необычайные гнезда. В Африке, где они преимущественно водятся, насчитывается множество видов ткачей, относимых к различным родам. Не стану вас донимать их мудреными названиями. Каждая из этих различных пород строит гнездо своего, особого образца, и каждая выбирает для гнезда свой материал. Некоторые сооружают гнездо бобовидной формы, с входом сбоку, причем отверстие делают не круглое, а скорее напоминающее арку. Другие ткут свои гнезда таким образом, что снаружи по всей поверхности торчат кончики стебельков, придавая гнезду сходство с подвешенным к ветке ежом; а птицы другого рода, близкого к этому, строят свои гнезда из тонких веточек, оставляя их концы торчать подобным же образом. А некоторые строят целую колонию гнезд, жмущихся друг к другу под одной общей крышей, — настоящая птичья республика. Входы в гнезда расположены по нижней поверхности сооружения, которое занимает всю вершину дерева, напоминая с виду стог сена или большую, крепко сбитую охапку соломы.
Принадлежа к разным родам, все птицы-ткачи сильно сходны между собой по нраву и привычкам.
Они большей частью зерноядные, хотя некоторые питаются также и насекомыми; а один из видов, красноклювый ткач, собирает свою добычу — клещей — на спине дикого буйвола.
Ошибочно думать, будто птицы-ткачи встречаются только в Африке или только в Старом Свете, как утверждают в своих трудах многие натуралисты. В тропической Америке к этим птицам относятся несколько видов, которые «ткут» такие же подвесные гнезда на деревьях по берегам Амазонки и Ориноко. Но настоящие птицы-ткачи, то есть те, которые считаются самыми типическими для всей группы, — это птицы рода древесных ткачей. И как раз представители одного вида из этого рода и разукрасили своими подвесными домиками плакучую иву. Птица этого вида известна под названием «ткачик висячий».
На плакучей иве было, в общем, около двадцати гнезд — все вышеописанной формы и зеленого цвета, так как жесткая бушменская трава, из которой они были сотканы, еще не утратила свежей окраски и должна была долго еще ее сохранять. Благодаря своему цвету такие гнезда в самом деле напоминают что-то выросшее на дереве — какой-то крупный грушевидный плод. Отсюда, верно, и пошли рассказы древних путешественников о том, что в Африке будто бы есть деревья, дающие чудесные плоды, внутри которых, если разломать их, увидишь живых птичек или же птичьи яйца!
Наша маленькая Трейи не впервые увидела сейчас птиц-ткачей и их причудливые гнезда. Колония уже довольно давно обосновалась на иве, и девочка успела завязать с птицами знакомство. Она часто приходила к ним в гости, припасала зерна и сыпала их под деревом. Во всей колонии не было ни одной пичужки, которая не присаживалась бы доверчиво девочке на руку или на белое плечико, не вспорхнула бы хоть раз на кудрявую головку. Для Трейи было самым обычным делом смотреть, как эти хорошенькие птички резвятся на ветвях или залезают в длинные вертикальные тоннели, служащие входом в их гнезда; самым обычным делом было для нее слушать часами их любовное щебетание или наблюдать за их играми над берегом у самой заводи.
И теперь, весело пробираясь вдоль озера, она думала не о них, а о чем-то другом — может быть, о голубых кувшинках, может быть, о горном скакуне, но только не о них. Однако птицы внезапно привлекли ее внимание.
Неожиданно, без всякой видимой причины, они подняли писк и закружили над деревом, голосом и движениями выдавая сильное волнение и тревогу.
Глава 43. АФРИКАНСКАЯ КОБРА
«Что там случилось с моими пичужками? — недоумевала Трейи. — Там у них что-то неладно! Ястреба не видать. Верно, они повздорили между собой. Пойду посмотрю. Они у меня сразу помирятся».
С такими мыслями девочка ускорила шаг и, обогнув залив, вступила на крошечный перешеек. Еще полминуты — и она уже стояла под ивой.
Вокруг не было обычного подлеска. Дерево росло одиноко у самого конца косы, и Трейи подошла вплотную к стволу. Тут она остановилась и взглянула вверх, на ветви, желая выяснить причину птичьего переполоха.
При ее приближении несколько птичек подлетели к ней и вспорхнули на руки и на плечи; но вся их повадка была сейчас иная, чем когда они ожидали от девочки корма. Они были явно напуганы и, казалось, искали у нее защиты. «Верно, поблизости притаился какой-то враг», — подумала Трейи, хотя никакого врага не видела.
Она посмотрела налево, направо, взглянула наверх. Нигде не видно было ястреба. Ни на иве, ни на соседних деревьях не было никакой хищной птицы. Если бы хищник сидел тут же, на иве, Трейи легко разглядела бы его, так как листва была легкая и редкая; к тому же ястреб не остался бы на дереве, когда девочка стоит так близко. Что ж все-таки испугало птиц? Что пугает их так до сих пор? Ведь они нисколько не унялись, не успокоились.