Когда лакей вышел, Чечилия внезапно бросила смешивать ледяной напиток и вскрикнула:
* Шекер - сосуд для сбивания коктейлей.
- Минуточку... подожди... Ну прямо на языке вертится...
- Ну что, что? Скажи!
- Да то, что я хотела рассказать тебе... Ужасно важная вещь... Подожди... Подскажи мне...
- Как же я могу? Я ведь не знаю!
- Подожди... Вот беда... чуть было не вспомнила... Да нет, бесполезно, ах, моя голова, бедная моя голова!..
И дамы снова принялись болтать. На этот раз они избрали поистине серьезнейшую тему: красивы или нет длинные панталончики стиля 90-х годов, которые в этом сезоне намеревались ввести в моду французские портнихи вместо уже устаревших трусиков. Чечилия с азартом защищала длинные штанишки, а Софья с неменьшим запалом - короткие, сама не зная почему; вероятно, поразмыслив, она обнаружила бы, что трусики нравятся ей только потому, что Чечилия предпочитает панталончики, - словом, из чистейшего духа противоречия. И действительно, как в поединках из античных трагедий, где противники в пылу боя меняются шпагами, вдруг оказалось, что это Софья защищает панталончики, в то время как Чечилия отстаивает трусики. Подружки досыта нахохотались, затем Софья взглянула на часы и вскочила, воскликнув:
- Но уже очень поздно... Роберто ждет меня... Нас сегодня пригласили к обеду... Спасибо, дорогая, я чудно провела день... До свиданья, милочка... Мы созвонимся.
Они вышли в вестибюль, где принялись обниматься и целоваться, и тут же заболтались об обеде, на который была приглашена Софья. Неизвестно, куда завела бы их эта беседа, если бы Чечилия вдруг не закричала:
- Наконец-то!
- Что такое?
- Вспомнила, что я должна была рассказать тебе... Ту важную вещь... Но, милочка, это проще простого: твой муж - любовник Нинон!
Софья вышла замуж всего два месяца назад. На этот раз ее изумление было законным и огромным.
- Не может быть, - произнесла она, бледнея.
- Уверяю тебя!
И тут Чечилия с быстротой, соответствующей важности события, рассказала, что один человек, достойный доверия, видел, как муж Софьи, Роберто, целовался в машине с Нинон в безлюдном месте. Разгорячившись, Чечилия выпалила, что это ее ничуть не удивляет. У Нинон куча любовников, у нее даже ребенок есть от Фабрицио... Тут произошло то, что случается, когда, чтобы заглушить боль от зуба, который хочешь вырвать при помощи примитивной системы - нитки, привязанной к двери,- сочувствующий друг стукает тебя разок по черепу. Первое ошеломление, вызванное известием об измене мужа, было изгнано из ума Софьи другим: историей с ребенком Нинон от Фабрицио.
- Что ты говоришь! - воскликнула Софья. - Ребенок от Фабрицио!..
Чечилии было известно все: клиника во Флоренции, куда Нинон ездила рожать; пол, вес и имя новорожденного. Пока она рассказывала, открылась дверь и вошел муж Чечилии, Орацио, мужчина резковатый и немногоречивый. Он без лишних слов выпроводил из дому бедняжку Софью. Подруги обменялись последним поцелуем через порог, Софья, совершенно разбитая от множества потрясений дня, спустилась с лестницы, села в свою машину и, закрыв глаза, откинулась на подушки.
Позже, дома, муж спросил ее, как она провела день. Софья, которая прихорашивалась к обеду, сидя перед зеркалом у туалета, ответила:
- Я была у Чечилии... Мы с ней тихо посидели... Но самое замечательное, что она мне рассказала очень важную вещь... а я ее забыла... Никак не могу вспомнить...
- Интересно, о чем это?
- Невозможно! - заявила Софья решительным и даже раздраженным тоном. Я забыла, и бесполезно тебе с твоим болезненным любопытством изощряться в догадках... Не приставай ко мне, пожалуйста, у меня ужасно болит голова...
Забыла окончательно, и тут уж ничего не поделаешь!
Слишком богата
Когда они выехали на автостраду, женщина вкрадчиво и в то же время небрежно, словно предлагая взятку, сказала:
- Почему бы не повести машину тебе? Я устала.
И не успела она это проговорить, как огромный американский автомобиль замедлил свой бег и остановился у обочины дороги.
Лоренцо подскочил от удивления:
- Вести ее мне? Да ведь я не знаю этой машины.
С нетерпением в голосе она ответила:
- Это совсем просто... Когда хочешь переключить скорость, нажимаешь на педаль сцепления... Вот тормоз, достаточно до него лишь дотронуться, и машина остановится.
- Что ж, попробуем, - сказал Лоренцо, глядя на нее.
Теперь она сидела, поджав под себя ногу и повернувшись к нему лицом. Она была тонкая, изящная, однако чем-то напоминала марионетку - быть может, из-за своих черных, слишком тесно облегающих брючек. Блузкой служил ей пестрый платок, завязанный узлом на плоской груди; шея у нее была длинная, нервная, а лицо треугольное, с простыми и даже грубоватыми чертами, худое, словно изнуренное болезнью; оно пряталось в тени большой соломенной шляпы, держащейся сзади на широкой ленте. Лоренцо подумал, что она похожа на свою плоскую и длинную машину, черную снаружи, красную внутри, или, вернее, что она великолепное живое дополнение к этой машине, столь же гармонирующее с ней, как и никелированные крылышки на багажнике или стилизованный орел на радиаторе.
- Тогда поменяемся местами, - проговорила она с улыбкой.
И не выходя из машины, неторопливо, словно желая сесть к Лоренцо на колени, она перелезла через его ноги и уселась с другой стороны. Лоренцо подвинулся и, очутившись за рулем, включил сцепление и нажал на акселератор. Тотчас же огромный автомобиль - семь метров жесткого, покрытого черным лаком металла - мощным рывком бесшумно сорвался с места и понесся, легкий, как птица. Стрелка спидометра поднялась сначала до ста двадцати, а потом до ста пятидесяти. Женщина сказала:
- Это совсем легко, даже немного скучно, тебе не кажется?
Лоренцо ответил:
- Да, очень легко.
Женщина с детским удовлетворением в голосе добавила:
- Если бы мой муж узнал, что я взяла самую любимую его машину и к тому же дала вести тебе, мне бы не поздоровилось!
- Он так ревнив?
- Когда дело касается машины? Невероятно!
- Нет, когда касается тебя?
- Меня? Гораздо меньше.
Теперь Лоренцо заметил, что машина бежит быстрее, чем ему хотелось бы. Она действительно была очень податлива, но в этой податливости таилась еле сдерживаемая яростная сила, словно в дремлющем диком звере, готовом мгновенно напрячь свои страшные мускулы. Легчайшее прикосновение к акселератору - и машина тотчас с нетерпеливой прожорливостью набрасывалась на асфальт дороги, словно желая мгновенно поглотить его. Лоренцо привык к своей малолитражке, далеко не такой легкой в управлении и слабосильной, но послушной; этот же автомобиль выходил у него из повиновения при малейшем движении. Он сказал:
- А теперь объясни, почему сегодня ты меня разбудила и захотела со мной прокатиться.
В ответ она пожала плечами:
- Скука. Я чувствовала себя такой подавленной. Проснувшись, я взглянула в окно на бассейн. Еще только рассветало, в воде плавала огромная желто-зеленая резиновая лягушка... Я подумала, что ты единственный человек, которого мне хотелось бы видеть, и позвонила тебе по телефону.
- И правильно сделала. Но дела наши, к сожалению, обстоят именно так, как я тебе сказал в первый же день нашего знакомства: между нами никогда ничего не будет.
- Я у тебя ничего и не прошу другого, - ответила она властным тоном, который, казалось, так не вязался с ее словами, - как только быть друзьями.
- Дружба между тобой и мною невозможна, - медленно ответил Лоренцо, так же, как невозможно и ничто другое.
- Но почему же?
- Почему? Я мог бы тебе ответить: потому что у тебя есть муж. Но это было бы неправдой.