- Вы поедете со мной?
- Пуля? Стреляли в Соню?
- Нет. В Дон Хуана.
Мариана вскрикнула.
- Я еду с вами!
Она сняла передник, накинула пальто. Лепорелло помог мне надеть мое.
- Нет, Мариана. Вам лучше остаться здесь.
Они заспорили. Мариана желала увидеть Дон Хуана, желала непременно быть рядом, желала... Лепорелло протянул ей ключи.
- Отправляйтесь к нему домой и ждите там. Врача я извещу сам. Если он явится прежде нас, встретьте его. И приготовьте там чего-нибудь. Вы знаете, где там и что.
Он вышел, почти таща меня за собой. В машине объяснил:
- Мариана была нашей служанкой. Это кафе ей устроил мой хозяин, чтобы от нее отделаться.
- Куда вы меня везете?
- В "pied-a'-terre" Дон Хуана. У вас это называется холостяцкой квартирой или логовом. Да, вот у моего хозяина логово так логово! Оно все просто пропитано историей! Именно там жил один поэт, его друг. - Он помолчал, потом добавил: - Если мне не изменяет память, его звали Бодлер.
Я не успел ответить. Машина уже мчалась с безумной скоростью, пересекая незнакомые мне улицы, какие-то неведомые места, и от этого во мне стало расти раздражение. Некоторое время спустя Лепорелло обернулся, ехидно глянул на меня и бросил:
- Не бойтесь, я не собираюсь вас умыкнуть. Мне это ни к чему.
Машина остановилась на старинной улице, перед домом, который, если судить по фасаду, был построен в XVIII веке. У дома мы увидели черный "роллс" внушительный, пустой. Лепорелло подошел к нему, открыл дверцу и стал в буквальном смысле обнюхивать все внутри. Потом зажег электрический фонарик, нагнулся, поднял что-то и протянул мне. На все это - на обнюхивание, поиски с фонариком, на то, чтобы нагнуться - у него ушла уйма времени.
- Платочек Сони. А потом жалуются, что полиция раскрывает убийства. Какие замечательные у нее духи!
Я напомнил ему, что, возможно, в этот самый миг его хозяин истекает кровью.
- Да не беспокойтесь вы, он не умрет.
Лепорелло поднес платочек к носу и глубоко вдохнул. Казалось, он от всего отрешился, и если бы я не заметил хитрого огонька в его зеленых смеющихся глазах, я бы поверил, что в аромате духов он нашел свое счастье и хотел бы растянуть это мгновение на всю оставшуюся жизнь - а потом умереть.
- Вы только понюхайте, понюхайте. Вот она, тайна Франции - то, чему вы, испанцы, завидуете, потому что вам этого никогда не достичь. В этих духах всё, хотя лично вы, надо думать, предпочитаете отыскивать тайну Франции в поэзии. Но ведь разницы-то нет никакой. Французская поэзия и французская парфюмерия - вот две формы, в которые вылился триумф алхимии. Он улыбнулся, словно извиняясь за невольную оговорку. - Я имел в виду химию.
- Ваш хозяин, верно, уж умер.
- Да нет, от лишней пули ему вреда не будет. В него столько раз стреляли... пулей больше, пулей меньше... А ведь он встретил бы смерть с радостью!
Не дожидаясь ответа, Лепорелло шагнул в ворота, а я, все больше досадуя на себя, последовал за ним, словно ворота были входом в сновидение, где все элементы по отдельности оставались реальными, но связь меж ними лишалась всякой логики. А досадовал я, вернее даже негодовал, потому что во мне рушилось нечто очень важное, теряла опору и зависала над пропастью моя привычка стараться все уразуметь, во всем отыскивать причинно-следственные связи. Осмотр машины, рассуждения по поводу найденного платочка и, разумеется, время, потраченное на гимн духам, напомнили мне лирический дивертисмент или снимающую напряжение паузу, искусно введенную в острое и стремительное драматическое действие.
- В вашем сознании, друг мой, теперь столкнулись два уровня реальности, и даю вам совет: не пытайтесь понять тот, к которому вы пока не принадлежите. Он тщательно выбрал из связки один ключ, вставил в замок и, чуть помедлив, отпер дверь.
- А другую реальность, второй, если угодно, уровень просто примите как данность.
7. Логово Дон Хуана состояло из небольшой прихожей, куда выходили три двери, и двух расположенных под углом друг к другу комнат, которые - когда мы попали туда - освещались маленькими старинными светильниками. Меблированы комнаты были с самым изысканным романтическим вкусом: казалось, и здесь тоже никто и никогда не отваживался изменить расстановку предметов, и здесь тоже хранили верность тому чувству пространства, каким обладали наши предки. Всюду стояли цветы - совсем свежие, дорогие. Еще я увидал пианино и картины, много картин - очень хороших, среди которых обнаружил одного средних размеров Делакруа, рисунки Домье и пару этюдов Мане. Были также книги, но на них я взглянуть не успел, потому что во второй комнате на ковре, между софой и пианино, лежал Дон Хуан - неподвижный, в залитой кровью рубашке. Я бросился к нему, встал на колени и начал проверять пульс.
- Он жив.
- Еще бы!
- Но ведь надо позвать врача! Быстрее! Поторопитесь же!
- Да, врача позвать надо, но вот торопиться не к чему. В подобных случаях моему хозяину оказывает помощь доктор Паскали, некий итальянец с отвратительной репутацией, но он согласен не передавать сведений в полицию. Лепорелло аккуратно опустился на колени и расстегнул на Дон Хуане рубашку. Кажется, пуля задела сердце.
- Не говорите глупостей. Он умер бы на месте.
Лепорелло промолчал. Весьма небрежно перевернул тело хозяина и осмотрел спину.
- Вот выходное отверстие. Так-то лучше!
Дон Хуан остался лежать на полу лицом вниз, широко раскинув руки и ноги.
- Пистолеты - удобное изобретение, - продолжал Лепорелло. - Раньше обманутая женщина стояла перед неприятной необходимостью вонзить в обманщика кинжал, а это, согласитесь, дело не совсем женское. Или использовать яд, что неэстетично и мучительно. Или просить защиты у отца, брата, мужа, которым приходилось мстить за нее. Все так усложнялось, да и выглядело чересчур театрально. Теперь задача, как вы сами видите, упростилась: маленькая дырочка в груди, еще одна - в спине, и лужа крови. Короче, о том, что здесь случилось, стихов не сложишь.
- Откуда вам знать, что здесь случилось?
- Ах, откуда я знаю? Соня скупа на слова, болтливой ее никак не назовешь. Но уж очень рассеянна. Смотрите. - Он сунул руку под софу и достал пистолет. Вот! Тридцать пятый калибр, бельгийского производства. Наверняка на нем остались отпечатки пальцев. Если я сейчас вызову полицию, не пройдет и часа, как Соня будет арестована.
- Почему же вы этого не делаете?
- Потому что Соня права. Да, и не смотрите на меня так! Она права.
- Вы позволите мне сказать несколько слов?
- Ну как же, как же! Я этого просто жажду. Но не стойте на коленях. Мы можем сесть и чего-нибудь выпить. Доктор Паскали не вернется домой раньше семи, а сейчас... шесть тридцать. Он живет в Нейи. Если мы выедем одновременно с ним, то я доберусь до места раньше. Моему хозяину все равно, где лежать тут на полу или у себя на постели, но пока мы здесь, мы избавлены от сцен, которые станет разыгрывать Мариана: ведь она непременно будет падать в обморок, обнимать тело любимого или попытается покончить с собой, если ей покажется, что он помер. А так она ждет и сомневается, иными словами, чувствует себя несчастной и несказанно счастлива от смакования собственного горя. Вы не замечали, с какой ловкостью женщины превращают свои страдания в источник наслаждений?
- Я хотел бы поговорить с вами вовсе не об этом.
- Знаю-знаю. Вы не можете понять, на что же так сильно обиделась Соня. А мне-то хотелось порассуждать с вами об инстинкте счастья у женщин, о том, как по-разному он проявляется: с одной стороны, у воспитанной и образованной девушки, с другой у полудикарки, то есть у Сони и Марианы.