Он знал этого человека, и ему рассказал Уильям Эндру, как недобросовестно он вел себя по отношению к оказанному ему доверию, растратив личное состояние Долли. Кроме того, ему известно также было, при каких обстоятельствах пришлось этому недобросовестному опекуну и мошеннику-маклеру скрыться из Сан-Диего. Он догадывался, что имелись многие и многие причины относиться с большой подозрительностью к образу жизни и деятельности Боркер а за последние четырнадцать лет, проведенных им в Австралии. Он воздержался, однако, от каких бы то ни было замечаний, признавая весьма счастливым обстоятельством, что Джейн будет находиться отныне при Долли. Во всяком случае, он про себя твердо решил не спускать глаз с Лена Боркера.
День кончился без дальнейших приключений. Лен Боркер более не появлялся и был занят приготовлениями к отъезду. Он заключил счет с управляющим Вальдек-Хилл. Расчеты эти были несложны, не вызывали никаких недоразумений, и управляющий принял уже на себя заботу достать прежнему своему служащему коня, на котором тот мог бы следовать за караваном до станции Алис-Спрингс, где предложено было его переснарядить.
Долли и Джейн провели все время вместе от полудня до вечера. Долли избегала говорить о Лене Боркере, не давала никаких намеков по поводу его образа жизни с того времени, как он покинул Сан-Диего, сознавая, что Джейн не может упоминать о многом.
Ни Том Марикс, ни Годфрей, которым было поручено навести справки у оседлых туземцев в соседних со станцией Леди Шарлотта деревушках, не появлялись в тот вечер в Вальдек-Хилл. Только на следующий день Долли могла представить Годфрея Джейн, пояснив ей при этом, что она усыновила его.
Джейн была так поражена сходством юнги с капитаном Джоном, что едва решалась глядеть на него. Трудно выразить чувство, которое она испытала в то время, когда Долли сообщила ей все, что касалось Годфрея и обстоятельств, при которых она нашла его на «Брисбене». Он был подкидыш, его нашли на улице в Сан-Диего, он был воспитан в Уайт-Хауз, и ему было в настоящее время приблизительно четырнадцать лет. Бледная, с едва бьющимся сердцем, безмолвная и неподвижная, выслушала Джейн эту историю.
Оставшись наедине, она бросилась на колени, сложив руки для молитвы. После этого черты ее лица оживились и как бы преобразились.
— Он!.. Он!.. — воскликнула она. — Он около нее! Видно, так было угодно Богу!..
Минуту спустя Джейн вышла из дома и, пробежав по внутреннему двору, стремительно направилась к бараку, в котором жила вместе с мужем.
Лен Боркер был там, укладывая в чемодан платье и иные предметы, которые брал с собой. Заметив чрезвычайное волнение стремительно вбежавшей в барак жены, он вздрогнул.
— Что случилось? — резко спросил он ее. — Говори же!.. Да скажешь ли ты?.. Что случилось?..
— Он жив! — воскликнула Джейн. — Он здесь… Около своей матери… он, кого мы считали…
— Около своей матери?.. Живой?.. Он? — повторил ее слова Лен Боркер, пораженный этим сообщением.
Он слишком хорошо понял, к кому именно могло относиться это слово «он».
— Он, — повторяла Джейн, — он, второй ребенок Джона и Долли Брэникен!
Достаточно будет в коротких словах рассказать здесь о том, что произошло в Проспект-Хауз пятнадцать лет тому назад.
По прошествии одного месяца после переезда в Проспект-Хауз Боркеры заметили, что Долли, потерявшая рассудок со времени ужасного происшествия, находилась в положении, значения которого она лично не сознавала. Тогда под предлогом болезни Долли, за которой неустанно следила мулатка Но, невзирая на мольбы Джейн, была совершенно отрезана от всех своих друзей и соседей. Семь месяцев спустя, лишенная по-прежнему рассудка, она родила второго ребенка.
Обо всем этом у нее не сохранилось вследствие тогдашнего ее психического состояния ни малейшего воспоминания.
Гибель капитана Джона признавалась в то время всеми без исключения, а потому появление на свет этого ребенка являлось значительным препятствием к осуществлению проектов Лена Боркера, относящихся к будущему состоянию Долли. Решив скрыть от всех предстоящее появление ребенка, он удалил прежнюю прислугу Долли и не допускал к ней никого из ее знакомых. Джейн вынуждена была подчиниться этому преступному образу действий своего мужа, — не будучи в состоянии в чем-либо ему помешать. Оставленный сейчас же после рождения на улице мулаткой Но ребенок, к счастью, был поднят прохожим и доставлен им в приют. Переведенный потом в основанный впоследствии миссис Брэникен Уайт-Хауз, он по выходе оттуда поступил в качестве юнги на морское судно и ушел в плавание. И таким образом все делается понятным — сходство Годфрея с капитаном Джоном, его отцом, инстинктивное влечение к нему Долли, Долли-матери, не сознававшей этого,
— Да, Лен, — воскликнула Джейн, — это он!.. Это его сын! И нам необходимо во всем сознаться!..
Но при одной мысли о том, что признание это должно разрушить весь план, на котором основано было его будущее, Лен Боркер сделал угрожающий жест и разразился ругательствами.
Схватив несчастную Джейн за руку и глядя ей в упор в глаза, он сказал глухим голосом:
— Советую тебе молчать как в интересах Долли, так и в интересах Годфрея.
Глава седьмая. К СЕВЕРУ
Не могло быть никакого сомнения в том, что Годфрей действительно был вторым ребенком Джона и Долли Брэникен. Расположение Долли к нему вытекало непосредственно из ее материнского инстинкта. Но ей неизвестно было о том, что юнга действительно был ее сын, да и каким путем могло бы это сделаться ей когда-нибудь известным, раз Джейн, запуганной Леном Боркером, приходилось отныне молчать, чтобы спасти Годфрея?
Раскрытие истины повело бы за собой выдачу этого ребенка Лену Боркеру, а негодяй, уже однажды решившийся от него отделаться, конечно, нашел бы подходящий случай во время опасной экспедиции. Необходимо было, следовательно, чтобы матери и сыну оставалось неизвестным, какие узы связывали их друг с другом. У Лена Боркер а, при беглом взгляде на Годфрея, поразительном сходстве его с Джоном и сопоставлении воедино всех фактов, относящихся к его рождению, — не осталось насчет мальчика никаких сомнений.
Так, значит, когда он считал гибель Джона Брэникена несомненной, появился на горизонте второй сын его? Ну, пусть будет так! Но горе обрушится на ребенка, если только Джейн дерзнет сказать слово! Лен Боркер был, однако, спокоен: Джейн будет молчать!
Одиннадцатого октября после отдыха караван снова тронулся в путь, Джейн поместилась в бричке вместе с Долли. Верхом на коне Лен Боркер появлялся то впереди, то позади, охотно беседовал с Томом Мариксом о местности вдоль телеграфной линии, когда-то им уже посещенной. Он не искал общества Заха Френа, явно выказывавшего свою антипатию к нему. Вместе с тем он избегал встречаться и с Годфреем, взгляд которого стеснял его.
Когда юнга подходил к Долли и Джейн, Лен Боркер тотчас же удалялся, не желая встречаться с ним.
По мере приближения к центральным областям менялся характер местности. Встречались фермы, где занимались исключительно скотоводством, необозримые пастбища, разбросанные там и сям, купы деревьев, камедных и эвкалиптовых.
Двенадцатого октября в шесть часов вечера после тяжелого перехода под палящим солнцем Том Марикс расположился лагерем на берегу Финк-Ривер, недалеко от горы Даниель, вершина которой виднелась на западе.
Географы единогласно признают ныне реку Финк, называемую туземцами Ларра-Ларра, главной водной артерией в центре Австралии. Вечером Том Марикс обратил на это внимание миссис Брэникен в разговоре, в котором принимали участие Зах Френ, Лен и Джейн Воркер.