Квартал, где она жила, считался не самым благополучным, поэтому сеньора предпочитала запереться дома до наступления темноты. Мордехай ретировался около шести. Перед уходом заглянул ко мне минут на тридцать и подвел итоги дня.
“Не засиживайся допоздна, – предупредил он, – всегда старайся покинуть контору с кем-нибудь за компанию”. Абрахам планировал поработать до девяти, Мордехай велел нам отчалить вместе. Свои машины следует оставлять кучно, по улице передвигаться быстро и смотреть в оба.
– Поделись впечатлениями, – предложил он под занавес.
– Замечательная работа. Общение с народом возвышает душу, – ответствовал я.
– И рвет на части. Иногда.
– Почувствовал.
– Вот и отлично. Заметишь, что на все наплевать, – ходи.
– Но я только начал.
– Знаю. Мы рады твоему приходу. Нам давно требовался стопроцентный янки – белый, англосакс и протестант.
– Не верю собственному счастью.
В конторе существовала неписаная традиция оставлять внутренние двери открытыми. София сидела в большой комнате, и вся контора – сотрудники и их клиенты – с восторгом слушала, как гневно распекает она по телефону чиновника за чиновником. Мордехай, говоря по телефону, превращался в свирепого зверя, и его гулкий рыкающий голос сотрясал стены. Абрахам держался намного спокойнее, но и его кабинет был распахнут настежь.
Не уяснив полностью, чем буду заниматься, я предпочитал держать дверь закрытой. Я был уверен, что коллеги поймут меня и простят.
Настало время возобновить розыски Гектора Палмы. Тот, что числился в телефонной книге первым, был не моим.
Второй номер не отвечал. Набрав третий, я услышал в трубке знакомый голос, записанный на автоответчик. Информация лаконичная: нас нет дома, оставьте сообщение, мы вам перезвоним.
Обладая безграничным влиянием, фирма легко могла спрятать Гектора Палму от любопытных глаз. Восемьсот постоянных сотрудников, вдобавок сто семьдесят ассистентов плюс отделения в Вашингтоне, Нью-Йорке, Чикаго, Лос-Анджелесе, Портленде, Палм-Бич, а также в Лондоне и Гонконге. Компаньоны достаточно умны, чтобы не уволить Гектора: чересчур много знает. Лучше удвоить оклад, продвинуть по службе, перевести в другой город, где счастливчика ждет просторная квартира.
Из телефонной книги я выписал адрес Палмы. Если автоответчик работает, значит, Гектор в Вашингтоне. С помощью лоцмана – Мордехая, превосходно ориентирующегося в любой части города, – выследить его не составит особого труда.
Под слабым нажимом дверь открылась. Растянутая пружина была не в силах удержать в разболтанном пазу язычок защелки, полное уединение гарантировал лишь поворот ключа. На пороге стоял Абрахам.
– Приятно приветствовать вас в нашей конторе. – Он сел на стул и пустился в пылкие рассуждения о необходимости бескорыстного служения делу защиты интересов неимущих.
* * *
Лебов оказался человеком с живым и великолепно организованным умом, способным напугать любого. Но не меня: за последние семь лет я перевидал по меньшей мере десяток таких одареннейших и честнейших типов, пусть несколько закомплексованных, но отнюдь не страдающих от одиночества. Тем не менее я наслаждался язвительным и находчивым монологом. Обширный запас слов у Абрахама не только придавал его речи образность, но и заставлял слушателя быть настороже.
Абрахам происходил из обеспеченной семьи. По окончании юридической школы при Колумбийском университете проработал “три страшных года” в фирме на Уолл-стрит, перебрался в Атланту и четыре года пробыл активистом группы, боровшейся за отмену смертной казни. Следующей ступенькой карьеры стал конгресс. Там ему не удалось продержаться и трех лет. Покинув Капитолийский холм, он уже согласился на место в юридическом журнале.
И вдруг узнал про адвокатскую контору на Четырнадцатой улице.
– Служить закону и справедливости – зов свыше. Нашим делом нельзя заниматься ради денег.
Последовала тирада против крупных юридических фирм и адвокатов, привыкших получать астрономические гонорары. Один его бруклинский приятель зарабатывает не меньше десяти миллионов в год, по всей стране выигрывая иск за иском у клиник, занимающихся увеличением женской груди методом вживления имплантатов.
– Десять миллионов долларов в год! Да на такие деньги можно обеспечить жильем и приличной едой всех столичных бездомных!
В общем, Абрахам был доволен, что я прозрел и после блуждания в потемках устремился к свету. Насчет эпизода с Мистером он выразил мне глубокое сочувствие.
– Чем вы конкретно занимаетесь? – поинтересовался я.
– Двумя вещами. Во-первых, стратегией. Вместе с коллегами я работаю над уточнением и детализацией действующего законодательства. Во-вторых, тактикой. Мы вчинили иск министерству торговли из-за того, что бездомные оказались почти не представленными в результатах последней переписи населения. Суд признал нашу правоту в споре с окружной комиссией по среднему образованию, когда бюрократы отказали детям бездомных родителей в праве посещать школу. Мы выступили в суде против городских властей, которые без соблюдения предусмотренных законом формальностей прекратили финансирование строительства нескольких тысяч квартир. И мы будем судиться за любое малейшее ущемление прав обездоленных людей.
– Такие процессы, как правило, весьма запутанны.
– Верно, но в городе, к счастью, хватает отличных юристов, готовых пожертвовать личным временем ради общего блага. Я координирую их действия. Вынашиваю замысел, составляю план игры, готовлю команду. Потом мы выходим на поле и приглашаем судей.
– С клиентами вы не работаете?
– Отчего же! Время от времени беру дело-другое. Но лучше мне работается в одиночку, вон в той комнатушке.
Поэтому я рад вашему появлению. Иногда мы тонем в потоке посетителей.
Абрахам резво вскочил со стула, уточнил время моего ухода и скрылся. Я почему-то вспомнил, что у него нет обручального кольца.
Содержанием его жизни было Правосудие. Старинное изречение “Закон подобен ревнивой супруге” люди вроде Абрахама – да и меня тоже – понимали буквально.
Н успела смолкнуть трель звонка, как загремели тяжелые кулаки. Был час ночи. Пока Клер стряхивала сон, выбиралась из постели и накидывала халат, дверь трещала и готовилась сорваться с петель. На испуганный вопрос “Кто там?” последовал резкий, как удар хлыста, ответ:
– Полиция!
Клер открыла дверь и отступила перед четырьмя мужчинами, ввалившимися так, будто им угрожала смертельная опасность. Двое были одеты в форму, двое – в приличные костюмы с галстуками.
– К стене! – прозвучала команда.
Клер с ужасом повиновалась.
Дверь захлопнулась. Лейтенант шагнул вперед и вытащил из кармана несколько сложенных листков.
– Вы Клер Брок? – зловеще спросил он.
Клер кивнула, не в силах издать ни звука.
– Лейтенант Гэско. Где находится Майкл Брок?
– Он здесь больше не живет, – выдавила Клер.
Гэско был не столь наивен, чтобы поверить жене преступника. Но ордера на арест у него не было – только на обыск.
– Вот постановление, подписанное вчера в семнадцать ноль-ноль судьей Киснером. – Он показал Клер ордер, будто она была сейчас в состоянии прочитать отпечатанные мелким шрифтом строки.
– Что вы собираетесь делать? – осмелилась она спросить.
– Тут все написано. – Гэско швырнул бумагу на стол, и четверка разошлась по квартире.
* * *
Устраиваясь в спальном мешке, я положил сотовый телефон рядом с подушкой.