Я дожидался его, стоя в полутьме.
— Я Джордан, — остановил я Текса.
— Кто? — Он уставился на меня. — Ага. Ну да. Пошли со мной, идет?
На кисти у него болтался металлический атташе-кейс, скорее всего, с наличностью. Когда мы проходили полосу света, он снова уставился на меня, внезапно остановился.
— Значит, Джордан. А у вас есть какое-нибудь удостоверение?
Я показал ему бумаги, выданные мне таиландцами, он поднес их к свету и, прищурившись, стал изучать — невысокий толстенький человечек с рыжими волосами; летный шлем криво сидел у него на голове, под легкой рубашкой вырисовывались очертания рукоятки пистолета, а пальцы левой руки были усеяны кольцами: рубины и изумруды и одно кольцо в виде золотой змейки с топазовыми глазами.
— О`кей, порядок. Джонни говорил мне. — Закурив, он глубоко затянулся. — Господи, как полегчало, а то там и не курнешь. — Он вернул мне документы. — Давай-ка зайдем, у меня тут есть кое-какие делишки.
Мы стояли под фонарем у входа в рафинажную, и было видно, что он еле держится на ногах, глаза у него были красные и припухшие, кожа посерела, и рука тряслась, когда, расстегнув замочек на цепочке, он сунул ее в карман.
— Пакди здесь? — крикнул он.
— Он едет, Текс.
— Ради Бога, поскорее бы. Я-то сел вовремя. Стоял запах аммиака. В маленьком ангаре с жестяной крышей работали двадцать или тридцать девушек; пять или шесть надсмотрщиков постоянно ходили по проходу, а еще двое не отходили от закрытых дверей.
— Приходилось бывать в таких местах?
— Нет.
— Ну и вонища, верно? — Он протянул мне руку. — Я Текс Миллер, но, думаю, ты это знаешь. Как тебя зовут, Джордан?
— Мартин. Очень любезно с твоей стороны, что ты согласился подхватить меня.
— Не стоит благодарности, я должен Джонни один рейс. — Он наблюдал за девушками. — Здесь действует Кун, и вся деревня ходит под ним. Он платит на круг пару тысяч баксов за партию опиума-сырца, который доставляют с окрестных гор, а тут и еще в парочке таких укромных мест его очищают: он стекается сюда со всего Треугольника. Иисусе, ты только посмотри на эти груди, слишком большие для такой малышки. — Он снова затянулся.
Она выглядела лет примерно на шестнадцать. Как и все. Шестнадцать лет, припухшие глаза, и никому из них долго не протянуть.
— Затем они переправляют почти чистый героин в килограммовых пакетах в Бангкок, где его цена доходит примерно до четырнадцати тысяч, после чего прямо по воздуху его перегоняют в Штаты или в лаборатории мафии в Сицилии, откуда он полноценным товаром поступает прямо в Большое Яблоко и в Лос-Анджелес, и стоит он на круг тысяч восемнадцать, может, двадцать; а после того, как в него подбавляют лактозу, хинин, детскую присыпку, стрихнин и еще черт знает что, он расходится по пушерам, которые и выносят его на улицы, где первоначальные две тысячи баксов превращаются в два миллиона.
Мимо нас прошел какой-то мужчина, и он повернулся к нему.
— Эй, ради Бога, куда подевался Пакди? Я должен вылететь через три часа, а мне, черт побери, и поспать необходимо. — Он снова повернулся ко мне.
— Конечно, в Лаосе есть и своя местная торговля. Они крутят сигареты в лаборатории, набивают их героином самой грязной очистки и продают под названием “Балл Глоуб Глоуб”, с гарантией стопроцентной чистоты, и знаешь, какой у них фирменный знак? Пара занюханных львов рычат друг на друга с обеих сторон глобуса — ну, точно намекают на соперничество. Хочешь курнуть, Мартин? Настоящий “Кэмэл”.
— Не сейчас. Поэтому деревня и затемнена? Из-за конкурентов?
— Частично из-за этого, а частью из-за того, что тут так принято.
Конечно; вечно есть соперники — взять хотя бы Вант Хенга или Трикки Ли или Марико Шоду и прочую публику — им ничего не стоит бросить сюда пару бомбардировщиков и смести все с лица земли, так что никто не собирается облегчать им задачу. Есть и официальная сторона дела, понимаешь ли: генералу лаосской армии правительственным отделом по борьбе с наркотиками поручено очистить от Куна эти места, но при сегодняшнем положении дел он может сделать вид, что тут никого и ничего нет, так что правительство получит право сказать, что оно не в курсе дела, что тут происходит. Ты понимаешь, какие тут крутятся большие деньги? Через это место ежедневно проходит три, а то и четыре миллиона, и… эй, Пакди, ради Бога! Минутку, Марта, я сейчас вернусь.
Он отсутствовал минут пятнадцать и вернулся со своим атташе-кейсом, но на этот раз не собирался вешать его на цепочку.
— Все о`кей, уже начал разгружаться.
В гостинице он расписался в книге гостей, и все его движения, несмотря на усталость, были быстрыми и стремительными. Он понимал, что времени у него немного и давал мне это понять.
Женщина за конторкой подтянула к себе журнал.
— Нужна девочка, Текс?
— Угадала. Да и парочка бы не помешала. Ким здесь?
— Поищу.
— И скажи им, чтобы поторапливались, мне надо еще вздремнуть. О`кей, Марта, будь на месте к трем, идет? Это будет… — Он глянул на свои золотые часы на широком браслете — через два с половиной часа. Устраивает? Я кивнул — устраивает.
Вырулив в конец взлетной полосы, мы сидели в пилотской кабине, ожидая разрешения на взлет.
— Значит, ты не торговлей тут занимаешься. Марта?
— Нет.
— Что же ты тут делаешь, в этих забытых Богом местах?
— Я агент.
— Торговый?
— Из бюро по борьбе с наркотиками.
Пей он что-нибудь, обязательно бы поперхнулся.
— Ты, должно быть, шутишь. — Но он был готов схватиться за оружие.
— Да, конечно, шучу.
— Ну, Господи Боже, тут такие шуточки не в ходу, ты это понимаешь?
— Английский юмор.
— Ничего удивительного, что вы просрали империю. Пару раз мигнул зеленый огонек, вспыхнули огни взлетной полосы, он включил двигатели, снялся с тормозов и двинулся; я почувствовал, как меня вдавило в сиденье, и вот мы уже в воздухе, и огни под нами погасли.
— Прости, Текс.
— А? Ах, это? Все в порядке. Ты просто не понимаешь, в какой оказался ситуации. Тебе удобно? Так придется провести пару часов.
— Да. На Транга.
— Верно. В Южном Вьетнаме.
Мы заложили крутой вираж, и стрелка компаса качнулась у отметки шестидесяти семи градусов.
— Откуда там на полосе сгоревшие самолеты, Текс?
— Там садиться непросто, и некоторые летчики не выруливают на полосу. Много не надо, чтобы мы заполыхали, если неправильно приземлимся — для полета часто нужно дополнительное горючее и мы заливаем его в резиновые матрацы, так что сейчас на борту полно горючки.
— То есть, я на ней и сижу?
— Верно. Так что, если захочешь покурить, тебе лучше выйти на крыло.
— Американский юмор.
— Попал.
— Я слышал внизу какие-то выстрелы. Что там случилось?
— Ну, случается кто-то из кули, грузчиков или погонщиков мулов слетает с катушек — знаешь, как порой бывает после трудного пути? — и они кидаются ва всех и вся, и тогда солдаты или полицейские просто пристреливают их; мы не можем позволить, чтобы в таком месте все стояли на ушах, понимаешь ли, и без того все нервные и, не дай Бог, может начаться сплошная разборка. Или, скажем, не поладили торговцы, поставщика не устроила оплата или покупатель, попытался надуть партнера — словом, смахивает на наш Дикий Запад во времена золотой лихорадки, если не считать, что деньги, которые переходят из рук в руки в Треугольнике, исчисляются тысячами — а может, и миллионами — каждый божий день.