Умершие родители. Семья на юго‑востоке страны. Свадьба в Сен‑Поль‑де‑Ванс. Диплом юриста.
В этот момент погас свет, Матильда машинально щелкнула рычажком и спросила:
– Вы собирались вернуть такую женщину в турецкую среду?
– Нет. Зачем же было совершать бессмысленные поступки? Наша операция была "пробой пера". Попыткой полной... перемены личности. Мы просто хотели посмотреть, чего сумеем добиться.
– И что вы собирались сделать со мной... потом?
– Понятия не имею. Это не входило в мою компетенцию.
Еще одна ложь. Конечно, он знал, что ждало эту женщину. Как поступают с мешающей всем подопытной свинкой? Сделать лоботомию или устранить. Когда Анна заговорила, голос ее был холоден, как сталь, как будто она осознавала зловещую реальность:
– Кто такой Лоран Геймз?
– Он именно тот, за кого себя выдает: высокопоставленный чиновник из Министерства внутренних дел.
– Почему он согласился на этот маскарад?
– Все связано с его женой. Она была неуравновешенной и склонной к депрессии. В последнее время Лоран пытался заставить ее работать. В Министерстве обороны. Какое‑то особое поручение, касающееся Сирии. Анна украла документы и хотела продать их властям Дамаска, чтобы потом убежать на край света. Чокнутая. Все открылось, Анна сломалась и покончила с собой.
Матильда поморщилась.
– И эта история была средством давления на Лорана Геймза даже после ее смерти?
– Он всегда опасался скандала. Его карьера была бы уничтожена: чиновник такого ранга женат на шпионке! У Шарлье на Лорана целое досье, тот у него на крючке, как и все остальные.
– Все остальные?
– Ален Лакру. Пьер Карасилли. Жан‑Франсуа Годмар. – Он обернулся к Анне. – Так называемые важные особы, с которыми ты не раз ужинала.
– Кто они такие?
– Клоуны, взяточники, коррумпированные полицейские, на которых Шарлье собрал информацию, они были вынуждены появляться на этих карнавальных представлениях.
– А к чему вообще эти собрания?
– Это была моя идея. Я хотел столкнуть твой рассудок с внешним миром, понаблюдать за реакциями. Все снималось на пленку, беседы записывались. Ты должна понять – твое существование было фальшивым: дом на авеню Ош, консьержка, соседи... Все было под нашим контролем.
– Лабораторная крыса.
Акерманн встал, чтобы пройтись и размять ноги, но оказался заблокированным между открытой дверцей и стеной и снова опустился на сиденье.
– Эта программа – переворот в науке, – хрипло бросил он. – Нам было не до моральных принципов.
Анна протянула ему сигарету. Похоже, она готова была простить, лишь бы он сказал всю правду.
– А "Дом Шоколада"?
Прикуривая, Акерманн вдруг понял, что его бьет дрожь. Очень скоро начнется кризис, ломка не за горами.
– Это была одна из проблем, – произнес он, выпустив облако дыма. – Твой выход на работу застиг нас врасплох. Наблюдение пришлось усилить. Полиция не выпускала тебя из поля зрения. Кучер у ресторана...
– "Подводное царство".
– Вот‑вот, "Подводное царство".
– Когда я работала в "Доме Шоколада", в магазин часто заходил один покупатель. Он тоже был полицейским?
– Возможно. Детали мне неизвестны. Я знаю одно – ты от нас ускользала.
В очередной раз погас свет, и Матильда снова зажгла его.
– Настоящей проблемой стали твои приступы, – продолжил Эрик. – Я сразу понял, что произошел слом и что ситуация будет только ухудшаться. Симптом "неузнавания" лиц стал всего лишь предвестником: твоя истинная память пробивалась на поверхность сознания.
– Но почему все началось с лиц?
– Понятия не имею. Это ведь чистой воды эксперимент.
Руки у него тряслись все сильнее. Он попытался сосредоточиться на рассказе.
– Когда Лоран проснулся среди ночи и увидел, что ты изучаешь его лицо, мы поняли, что расстройство усиливается. Тебя следовало изолировать.
– Для чего ты хотел сделать биопсию?
– Чтобы быть до конца уверенным. Возможно, введение больших доз Кислорода‑15 вызвало поражение мозга. Я должен разобраться!
Он замолчал, пожалев, что раскричался. Кожу покалывало, как от ударов электрическим током. Он щелчком выбросил окурок и сунул ладони под себя. Сколько еще он продержится?
Матильда Вилькро перешла к главному вопросу:
– Где ведут поиск люди Шарлье? Сколько их?
– Я не знаю. Я в стороне, как и Лоран. Я даже не знаю, как с ним связаться... Шарлье программу похоронил. Ему нужно одно – и срочно: найти тебя и "вывести из оборота". Вы ведь читаете газеты и знаете, как разоряются СМИ и общественность из‑за несанкционированной прослушки. А теперь представьте, что случится, если правда о проекте выплывет наружу.
– Значит, я дичь, которую нужно загнать и убить? – спросила Анна.
– Ты женщина, которую нужно лечить. Ты не знаешь, что у тебя в голове. Тебе нужно сдаться Шарлье. Сдаться нам. Только при этом условии ты сможешь поправиться и все мы будем спасены!
Эрик взглянул на нее поверх очков – так он видел только размытые силуэты – и продолжил:
– Черт возьми, вы не знаете Шарлье! Я уверен, что он действовал совершенно незаконно. Теперь он производит "зачистку". Я вообще не уверен, что Лоран жив. Все пропало, у нас остался один шанс на миллион выжить – вылечить тебя...
Слова замерли у него в горле. К чему продолжать? Он и сам не верил в возможность спасения. Матильда произнесла своим красивым низким голосом:
– Все это не объясняет, зачем вы изменили ее лицо.
Акерманн криво улыбнулся: он с самого начала ждал этого вопроса.
– Мы его не меняли.
– Что?
На лицах женщин читалось изумление. Акерманн взглянул прямо в глаза Анне.
– Ты уже была такой, когда тебя нашли. Сделав первые снимки, я обнаружил шрамы, шпунты и протезы. Это было невероятно. Полная пластическая операция. Такое вмешательство стоит уйму денег. Турецкой работнице‑нелегалке точно не по карману.
– Что ты хочешь сказать?
– Что ты не работница. Шарлье и его подручные ошиблись. Они считали, что похищают никому не известную турчанку. Но ты не такая. Каким бы диким это ни казалось, я думаю, что ты уже скрывалась в турецком квартале, когда тебя обнаружили.
Анна разрыдалась.
– Это невозможно... Невозможно... Когда все это кончится?
– В некотором смысле, – с непонятным ожесточением продолжил он, – этим объясняется успех моей работы. Я ведь не волшебник. Я бы никогда не сумел до такой степени переделать анатолийскую крестьянку. Да еще за несколько недель. Только Шарлье мог попасться на такую удочку.
Матильда зацепилась за эту фразу.
– Кстати, как он отреагировал, когда ты сообщил ему новость?
– Я ничего ему не сказал. Скрыл от всех этот бредовый факт. – Он взглянул на Анну. – Даже в прошлую субботу, когда ты приезжала в Бекерель, я подменил снимки. Твои шрамы видны на них невооруженным взглядом.
Анна вытерла слезы.
– Почему ты так поступил?
– Я хотел закончить эксперимент. Возможность была слишком заманчива... Твое психическое состояние было просто идеальным, чтобы рискнуть. Для меня имела значение только программа...
Анна и Матильда онемели от изумления.
Когда маленькая Клеопатра наконец заговорила, голос ее шелестел, как сухая трава:
– Я не Анна Геймз и не Зема Гокальп, так кто же я такая?
– Понятия не имею.