– Немедленно звоните девять-один-один!
Когда она, с одеялами в руках, вернулась к дому номер 207, на улице уже стояли соседи. Многие, судя по всему, только что выскочили из кроватей и топтались на тротуаре в накинутых поверх ночных одеяний пальто. Человек на лужайке перестал наконец гореть. Двое мужчин, один из которых был лишь в пижамных штанах, осторожно несли обожженного по подъездной аллее подальше от охваченного пламенем дома. Несчастный, когда его укладывали на тротуар, тяжело стонал. Женщина вдруг услышала свой бессвязный лепет:
– Я выгуливала Кофе… Стояла на той стороне улицы…
Она бормотала довольно долго. Как профессиональный психолог, женщина понимала, что бессвязные, не относящиеся к делу слова – типичная реакция на психическую травму. Осознав это, она пришла в себя. Заметив в конце подъездной аллеи рядом с гаражом красно-желтый игрушечный автомобильчик, женщина вспомнила об остальных обитателях дома. Как зовут хозяйку? Карен? Кэти? У нее такой милый маленький мальчик, единственный ребенок в целом квартале, ребенок, разъезжавший по уик-эндам вокруг дома на ярко раскрашенной машинке. Во время Хеллоуина он в костюме кролика и с оранжевой пластиковой тыквой в ручонках приходил к порогу ее дома. Она отлично помнила эту сцену – мальчик на ступенях и позади него улыбающаяся счастливая мама.
«– Ты кто? – спросила она, пряча за спиной корзиночку со сладостями. – И кем хочешь быть?
Ребенок, еще не научившийся четко произносить шипящие, собрал силенки и гордо ответил:
– Я – пашхальный зайшик».
Как же она не подумала о них раньше? Игрушечный автомобильчик уже начал плавиться, на его поверхности вздувались и лопались пузыри. Неужели они остались в доме? Неужели они там?
– Боже мой! Боже мой! – прошептала она и бросилась в полыхающий ад.
Но у самых ступеней кто-то грубо обхватил ее со спины и потянул назад.
Лабрадор лаял не переставая.
– Полиэстер.
Хлопок горит. Полиэстер плавится. Снимая его с обожженного тела, вы сдираете вместе с ним и кожу.
На жертве была черная водолазка, и по ее опаленному, спекшемуся в грязную массу воротнику медсестра поняла, что предстоит крайне неприятная операция. Ожог третьей степени, и инфекции избежать практически невозможно. Но от ожогов он быстро оправится. Главной проблемой станут обожженные легкие. Пострадавший дышит с трудом, похоже, он опалил их, втягивая перегретый воздух.
Прошло некоторое время, и состояние больного несколько стабилизировалось. Тем временем в операционной собрались врачи. Прежде всего им предстояло сделать новому пациенту трахеотомию и вставить в гортань дыхательную трубку. Не только легкие больного находились в скверном состоянии, ткани гортани отекли и с трудом пропускали воздух. Трахеотомия исправит положение. После этого они начнут чистить обожженное тело, убирая сгоревшую плоть и обрывки кожи, оставляя голое мясо, источающее влагу и гной.
Когда пациент начал издавать невнятные звуки, анестезиолог подумал, что нет ничего болезненнее ожогов. В ужасном бормотании страдальца с большим трудом угадывалась человеческая речь.
– Странно, – сказала одна из сестер. – Не похоже, что он чиканос.
Дежурный хирург, поднимая затянутые в перчатки руки на высоту плеч (сестры шутливо называли такую позу «Я сдаюсь»), заметил:
– Это – не испанский. Это – итальянский.
– И что же он говорит?
– Не знаю, – пожал плечами врач. – Я никогда серьезно не учил итальянский. – Он наклонил голову, прислушался и добавил: – По-моему, парень молится.
Несмотря на ноябрьскую прохладу, толпа зевак постепенно росла. На улице царил хаос. Его создавали кареты «скорой помощи», пожарные машины, полицейские автомобили и прибывшие как по команде телевизионщики.
Его создавали кареты «скорой помощи», пожарные машины, полицейские автомобили и прибывшие как по команде телевизионщики. Темноту разрывали огни проблесковых маячков – красных, желтых и голубых. Разноцветные вспышки на мгновение озаряли улицу, после чего она на доли секунды вновь погружалась во мрак. Под ногами, словно длинные змеи, извивались парусиновые шланги, а лужайка перед горящим домом превратилась в чавкающее болото.
Два телеоператора и радиорепортер вносили свой вклад во всеобщий бедлам, волоча сквозь толпу толстенные кабели и прожекторы. Стараясь казаться серьезными и сосредоточенными, они трудились по обе стороны улицы, без разбору тыча микрофоны в физиономии пожарных и зевак.
– Какой из этих домов принадлежит вам?
– По правде говоря, никакой. Я вообще снимаю жилье, и не здесь, а в городе. Услышал о пожаре по радио – на полицейской частоте – и примчался сюда.
Последствия пожара были ужасающими. Судя по всему, его пережил только обожженный мужчина.
Во время первого похода в дом пожарные искали живых на залитом водой нижнем этаже, но никого не нашли. Поиски на втором этаже были отложены из-за аварийного состояния лестницы. Поэтому у дома поставили подъемник с двумя пожарными. После недолгого маневрирования площадка оказалась у окна второго этажа.
Многие сомневались в необходимости этого предприятия. При таком пожаре выжить не мог никто. Избежавшие пламени все равно задохнулись бы в дыму. Тем не менее всегда оставалась надежда – весьма ничтожная, – что кто-то укрылся в ванной и, не утратив присутствия духа, заткнул мокрыми полотенцами щель под дверью. Пожары непредсказуемы. Порой они специально ищут свои жертвы, иногда позволяют людям спастись. Имея дело с огнем, ни в чем нельзя быть уверенным.
Младший из двух пожарных, перегнувшись через подоконник, проверил ломом прочность пола. Решив, что покрытие достаточно надежно, он влез в окно, оставив партнера на площадке подъемника.
Пожарный нашел именно то, что искал. Взрослого человека. И крошечного ребенка. Они лежали в кроватях или, вернее, в том, что раньше было кроватями. Матрасы со свисающими обрывками обгорелой ткани сгорели практически до пружин. Постельное белье растворилось в пламени, и пепел впитался в тела жертв. Рядом с головкой ребенка лежала пара стеклянных глаз – все, что осталось от мягкой игрушки. В сыне и матери все еще можно было распознать человеческие существа, что являлось большой «удачей». Если бы пожарные машины прибыли на несколько минут позже, а пожарный гидрант оказался чуть дальше от дома, на месте пожарища остались бы дым и кости. Ничего более.
И смотревший в данный момент интереснейший сон. Во сне Джо Ласситер стоял на берегу Потомака, чуть выше водопадов Грейт-Фоллз, и забрасывал спиннинг на большеротого окуня. Он сделал ловкое движение, леска описала дугу – бросок, о котором можно только мечтать, – и блесна погрузилась точно в намеченном месте. Едва она успела уйти под воду, рыба клюнула, и Джо начал водить ее, поднимая удилище к небу.
Но где-то зазвонил телефон. Черт возьми! Достаточно скверно, что эти штуки звонят во время концерта в Кеннеди-центре или в решающий момент бейсбольной встречи на стадионе Камден-Ярдз, – но такое! Что за кретин догадался притащить сотовый телефон на рыбалку? Какой смысл ловить рыбу, если с тобой это чертово изобретение?
Джо ровно повел удилище вправо, сматывая катушку свободной рукой. Но где-то рядом внезапно раздался его собственный голос:
– Привет. Это Джо Ласситер. Сейчас я не могу подойти к телефону, скажите, кто вы, оставьте свой номер, и я перезвоню.
Река, спиннинг, рыба и катушка… растворились. Он проснулся и, лежа с закрытыми глазами, стал ждать, что скажет телефон. Но тот, кто звонил, повесил трубку. «Размышляет», – подумал Джо, зарываясь поглубже в подушку.