— Прекрасно! — пробормотал Коннерли. — У тебя есть мясная лавка в нижнем квартале. Ты играешь на нее. Я же ставлю против свое заведение на Восьмой авеню и уличное кафе на Пятидесятой. Центр против нижнего квартала. Все на карту! Я тасую, ты снимаешь! Ну! Смелее!
— Будь что будет, а там посмотрим, — сказал Табор с погасшим взором.
Трое наблюдателей хотели сдержать игроков, но партия началась. Джейс Коннерли осушил свое виски, другие тоже выпили. Шериф перемешал колоду: дал карты Джейсу, который неуклюжим движением передал их Табору; тот положил карты на угол стола и старательно их перемешал.
— Ну, теперь хорошо! Давай! — крикнул Коннерли. — Вперед! Снимай!
Табор достал валета треф.
— Голубой Джек, — запинаясь, произнес Кивер [1] . Джейс Коннерли открыл девятку пик.
Он мог бы лишиться своего лучшего ресторана.
— Очень хорошо, — задумчиво протянул он. — Из двух зол надо выбирать меньшее — суеверие.
Его рука потянулась к стакану с виски.
— Сыграем еще раз, Эван? У тебя есть еще фабрика и магазины, а у меня еще четыре ресторана. Поставь на свою фабрику!
Том Лонг и шериф запротестовали и пытались их дружески увещевать. Никто их не послушал. Эван Табор пронзил Джейса Коннерли взглядом через стол: они оказались лицом к лицу на расстоянии нескольких сантиметров.
— Сдавай! — сказал Табор. — Я сыграю.
В наступившей тишине был слышен лишь шелест карт. Табор искоса взглянул через плечо, чтобы проследить, как будут тасоваться карты. Шериф сидел, низко опустив голову.
— Давай! — сказал Джейс Коннерли. Эван Табор сдал короля червей. Джейс Коннерли — туза пик.
Наблюдающие засопели, почувствовав облегчение.
Табор взял свой пиджак и из внутреннего кармана достал вечное перо. На бумажной салфетке, которую вместе с выпивкой принес официант, дрожащей рукой написал:
Отдаю полностью в распоряжение Джейсу Коннерли свою фабрику для консервирования мяса. Эван Табор.
Выигравший сложил бумагу и положил ее в карман.
Джордж Кивер подошел к телефону, чтобы попросить Арди Легрелла проводить Коннерли домой, но тот еще не пришел в бар.
Тогда он позвонил Франсуазе. Подошла кассирша. Девушка сказала, что Франсуаза попросила ее отвечать на телефонные звонки.
— Речь идет о мистере Коннерли? — спросила девушка.
— Да.
— Вот почему мне приказали только отвечать на звонки и больше ничего не говорить. Это ее приказ. Вы об этом знаете, мистер Кивер. Я не думала, что...
Кивер с раздражением повесил трубку.
— Не надо отправлять меня домой, друзья, — промычал Коннерли. — Давайте еще выпьем, я угощаю!
— Нам не надо больше пить, — сказал Хаскелл. — И тебе тоже.
— Почему меня никто не поздравляет? — спросил Коннерли. — Теперь у меня есть консервный цех, благодаря доброте Эвана, однако он мог бы иметь неплохой доход с Восьмой улицы. Слушай, Эван, тебе нужен мой вексель. Погоди немного.
Табор, потерявший многое, услышав о ресторане стоимостью в сто тысяч долларов, огорченный прошел к туалету, вошел туда и закрыл дверь.
Шериф Хаскелл что-то пробормотал насчет необходимости его присутствия в другом месте и ушел с Кивером.
Том Лонг, которому нужно было идти в страховое общество, протянул руку Коннерли, сказав:
— Желаю счастья! — Однако тот его не услышал и вошел в зал, где был вход в комнаты Франсуазы. Джейс Коннерли стал наблюдать за ее закрытой дверью. Он провел рукой по лицу, приводя себя в порядок, и спустился по лестнице. На последней ступени он, раскачиваясь, посмотрел в сторону бара, но не пошел туда, а направился к дому.
Уже совсем стемнело. У заведения припарковалось множество разнообразных машин.
Как сказочно прекрасно выглядит парк ночью под искусственным освещением и со столькими разноцветными автомобилями!
Коннерли пошел по аллее к своей машине. Странно! Вдруг он услышал, как в темноте кто-то хрипло ревет, как будто рычит тигр.
— Что за чертовщина?!
Коннерли подошел к своему автомобилю и вгляделся в темноту, в лес. Нет, откуда здесь взяться тигру?!
Но что же тогда происходит? Джейс сделал шаг, еще один и прислушался. Сзади раздался легкий шорох. Потом его что-то ударило по затылку. Он упал ничком и, прежде чем коснулся земли, мир навсегда рассыпался перед ним...
Стентону не понравилось выражение лица племянника; кроме того, он не почувствовал себя лучше, убежав от него.
Когда он возвратился домой, то увидел Джона, направляющегося быстрыми шагами в сторону здания «Голубого Джека». Сердце Стентона екнуло. Он споткнулся о край каменной плиты и упал на землю. Старик с трудом поднялся и, прихрамывая, вошел в дом. Какая ужасная жизнь!
И все потому, что сейчас он встретится со своими скрипачами. В музыкальном зале их было пятеро, и они пристально, не моргая, смотрели на него. Они хотели получить свои деньги. Они не уйдут без денег, а у него нет ни цента. Деньги были у Джона для того, чтобы содержать в порядке спортзал и платить своему тренеру; они были у Джейса, чтобы проматывать их в карты и содержать свою любовницу. А для самой лучшей музыки на свете нет ни доллара! Это несправедливо! А эти пятеро болванов не желают его слушать. Они могут играть на своих скрипках когда и где угодно, могут создать новый квинтет, но у них нет сострадания.
— Я не знаю, что делать, — повторил Стентон уже в сотый раз. — Если вы согласитесь еще подождать, я пока могу предложить вам что-нибудь выпить.
— Это неплохо, — сказал один из скрипачей, — однако нам надо и перекусить. Но что? Мы ведь торчим тут уже целый день.
— Здесь недалеко, в «Голубом Джеке» вы можете поесть, — ответил смущенный композитор.
— Да, конечно. Но это стоит денег, — грустно сказал музыкант. — У вас в доме имеется какая-нибудь еда?
— Но ее пока еще не принесли! — воскликнул композитор.
— Потому что вы не хотите есть, вы и нас морите голодом, — возмутился скрипач.
— Что-нибудь поищем, — ответил композитор и вышел, покраснев от обиды.
На кухне он попросил экономку миссис Свенсон приготовить сандвичи и кофе на пятерых.
Услышав ответ, он повернулся спиной и поднялся по ступеням.
Я обязан им заплатить, думал старик, потому что завтра мы должны записывать пластинку. Я хотел просить их о пяти больших дисках по доллару за каждый. Но почему этот проклятый коротышка каждый раз говорит мне одно и то же? Что у него на всякую чепуху нет денег. Почему я должен выносить это? Четыреста долларов! Где их взять!
Стентон услышал внизу голоса и выглянул из-за перил.
— Убирайтесь отсюда! — это был голос Джона. Опять хлопнула дверь. Затем, немного погодя, пятеро музыкантов гуськом направились на кухню. Миссис Свенсон это не понравилось.
— Лучше, если я спущусь вниз, — пробормотал Стентон. — Но не без четырехсот долларов...
Он заметил в вестибюле телефон и решил, что здесь его никто не увидит. У него появилась идея. Он взял телефонный справочник, нашел номер «Голубого Джека». Ответил мужской голос.
— Алло! — сказал Стентон Коннерли. — Это ресторан? Джейс Коннерли здесь? Я хочу поговорить с ним.
Голос Арди Легрелла вежливо ответил:
— Коннерли? Здесь нет никого с таким именем. Очень сожалею.
— Проклятье! — воскликнул Стентон.
У него так заболела голова, что, казалось, она сейчас разломится. Старик обезумел от горя. Он с силой стиснул челюсти и, покачиваясь, пошел вниз по лестнице. Ударом ноги он отворил дверь на улицу и, сжав кулаки, направился к «Голубому Джеку», мягко освещенному прожекторами.