– Ничего себе, хороший разговор! Я сообщу о вас властям. Сначала вы предлагаете товар для продажи, а потом отказываетесь его продавать. И хочу добавить…
– Это мое право! – вспылила Сара. Она была вне себя от гнева, и ее голос становился все громче: – Я не обязана что‑то продавать, если не желаю! Мне все равно, можете жаловаться хоть в Парламент, пусть они издадут закон, где будет сказано, что я должна продать кольцо! Вы его все равно не получите!
– И хочу добавить, – повторила мисс Хэтауэй, – что вы крайне грубы.
– Груба? Я? – Сара взяла себя в руки. Она стала глубоко дышать, стараясь успокоиться, и заговорила снова. – Мисс Хэтауэй, – сказала она как можно вежливей. – Я не собираюсь продавать это кольцо, и не стоит больше об этом говорить. – Она отобрала кольцо у мисс Хэтауэй. – Благодарю вас. И может быть, в будущем вы предпочтете делать покупки в другом месте? Мне не нужны подобные сцены.
– Сцены? А в чем, собственно, дело? – На одно благословенное мгновение мисс Хэтауэй потеряла дар речи. – Я требую, чтобы вы вызвали менеджера.
– Я и есть менеджер.
– Тогда владельца.
– Я и владелица тоже, – солгала Сара. Она представила себе, что будет с Джеми, вызови она его к разъяренной Джеральдине Хэтауэй. Да после этого он не станет разговаривать с Сарой целую неделю!
– Тогда… тогда…
Сара вышла из‑за прилавка, взяла покупательницу за локоть и повела ее к дверям.
– Мы закрываемся, – сказала она.
– Но сейчас всего два часа!
– Мы закрываемся на ланч. До свидания, мисс Хэтауэй.
Они почти дошли до дверей, когда женщина сделала последнее заявление:
– Я требую, чтобы ко мне относились с уважением!
Сара уже не могла сдерживаться.
– Вон! – закричала она. – Вон! Вон! – вопила она и просто вытолкала мисс Хэтауэй за дверь.
Оказавшись на тротуаре, та сердито раскрыла зонтик и поглядела на Сару.
– Ноги моей здесь больше не будет! – громко сказала она, надеясь привлечь внимание прохожих. К несчастью, из‑за дождя все сидели дома и улица была пуста.
– Замечательно! – ответила Сара и захлопнула дверь.
Она заперла ее, перевернула табличку «Открыто» так, что снаружи оказалась надпись «Закрыто», и протопала к своему стулу. Там, кипя от гнева, она сидела довольно долго, прокручивая в уме всю сцену. И начала хихикать. Ну и ну! Она даже не думала, что у нее хватит духу проделать подобное. Скорей бы рассказать об этом Джеми!
Сара разжала ладонь и посмотрела на кольцо, из‑за которого разгорелся сыр‑бор. «Оно – мое!» – окончательно решила она. Вот одна из приятных сторон работы в «Веселых танцорах». Ее собственные комнаты были так же, как и лавка, забиты всякими приглянувшимися ей безделушками. И рисунок, и остальное содержимое мешочка будут там как раз на месте. Сара провела пальцами по рамке. Кто же все‑таки художник? Она снова посмотрела на коробку.
«Доктор Элед Эванс», – пробормотала она и решила позвонить Джеми, узнать, помнит ли он, откуда взялась коробка и кто такой доктор Эванс.
Утром Джеми сказал ей, что ему нужно закончить «эту проклятую статью» для международного журнала «Дикая природа». Так что, наверное, он сейчас сидит за письменным столом в Почтовой комнате. Она сняла телефон с полки, где находились еще термос для кофе и стопка старых исторических журналов, которые она уже много лет собиралась выбросить. Поставив телефон на прилавок, Сара набрала номер и, дожидаясь, пока Джеми снимет трубку, стала складывать свои находки в мешочек.
– М‑м‑м? – раздался голос Джеми после седьмого гудка.
– Привет, Джеми. Закончил свою статью?
– О, привет, Сара. Почти. Трудно свести все воедино. Как, черт возьми, ты обобщишь материал о грибах?
– Их едят за обедом.
– Заб‑бавно!
– Догадайся, кого я сейчас выставила из лавки?
Джеми рассмеялся:
– Неужели известного австрийского исследователя Дэвида Линдсея?
– А вот и нет. Джеральдину Хэтауэй!
– Не может быть!
– Может.
– Молодец, – похвалил ее Джеми.
– И все утро трудилась как вол, разбиралась в чуланах.
– Из‑за этого ты и отрываешь гения от работы?
– Гений знал бы, как состряпать статью про грибы.
– Бросай все и приходи обедать, мелкая негодница.
Сара рассмеялась. Она перекатывала кольцо в ладони и, еще раз сверившись с коробкой, правильно ли она запомнила имя, спросила:
– Джеми, ты знаешь некоего доктора Эледа Эванса? Э‑л‑е‑д‑а?
– Знал одного такого доктора. Он был профессором истории в Карлетоне, умер несколько лет назад. В семьдесят шестом. А почему ты спрашиваешь?
– Понимаешь, на одной из коробок, которую я разобрала, было написано: «Из поместья Эледа Эванса». Он что, валлиец?
– Родился в Уэльсе, а вырос в Торонто. Переехал в Оттаву, когда в шестьдесят третьем ему предложили работу в университете.
– А как коробка с его вещами попала в наш чулан?
– Ах вот ты о чем… Я довольно хорошо знал Эледа. Умирая, он оставил все, что имел, мне. У него не было семьи, только какие‑то дальние кузины в Уэльсе, и ему не хотелось отдавать собранные за всю жизнь сокровища в чужие руки. Большинство его вещей – мебель, книги и прочее – находятся у нас в Доме. Но было еще несколько коробок со всяким хламом, я хранил их на задах лавки, в чуланах. Хотел продать то, что там лежало, да рука не поднялась копаться в них. Я даже забыл, что они там. Я уже давно не вспоминал Эледа Эванса. Странно, что ты о нем заговорила. Кстати, он любил грибы.
– Тогда, может быть, мне так и оставить эту коробку в чулане?
– Нет. Хранить ее нет никакого смысла. Я уверен, Элед и не хотел бы, чтобы я хранил этот хлам. Книги и всякий антиквариат – вот что занимало его больше всего. Вряд ли в этих коробках есть что‑нибудь путное.
– Даже в безлюдной арктической тундре можно набрести на сокровища, – сказала Сара с улыбкой.
– Что?
– Ты не поверишь, но я нашла там очень красивый рисунок. Перо, тушь и акварель. Он был художник?
– Насколько я знаю, нет.
– И тут есть еще кое‑что – прелестная вещь. Похожа на шаманский мешочек индейца. Ну, знаешь, маленький кожаный мешок со всякими амулетами. Коготь лисы, несколько перьев, пшеничные зерна. Но самое интересное – костяной диск, и на нем вырезан рисунок. И еще маленькое золотое кольцо.
– Золотое кольцо?
– Угу. Оно было внутри глиняного шарика. Я по нему постучала, и глина рассыпалась, а под ней оказалось кольцо.
– Странно. Хотя Элед интересовался всякими редкостями, особенно теми, что как‑то относились к антропологии. Он любил старые вещи – по‑настоящему старые. Ну, скажем, гончарные изделия ацтеков, наконечники для стрел и так далее. Та волшебная, обмазанная глиной бутыль в виде демона, что стоит у тебя в гостиной, тоже из его коллекции.
Что‑то щелкнуло в мозгу у Сары.
– Вспомнила, – сказала она. – Просто раньше я их не связывала. Кажется, я видела Эванса перед тем, как уезжала в Европу. Он был такой высокий, стройный, с пушистыми усами, как у Йосемита Сэма.