Тем временем из гущи тростника, в каких-нибудь двухстах ярдах от пожирающего добычу зверя, вылез Брейган.
Скилганнон, выругавшись, послал коня вскачь. Серый зверь, занятый едой, не обращал внимания ни на конного, ни на пешего, но черный, у которого отняли добычу, опустился на четвереньки и кинулся на Брейгана.
Конь Скилганнона во весь опор мчался к послушнику, убегавшему от черного чудища. Скилганнон, зная, что ошибка недопустима, поравнялся с послушником, ухватил его за рясу и перекинул через седло. Конь, послушный всаднику, поскакал теперь к холмам. Скилганнон оглянулся через плечо — зверь настигал их. Брейган заерзал, пытаясь сползти с луки, которая впилась ему в ребра.
— Лежи смирно, дурак! — прикрикнул на него Скилганнон.
Конь дернулся и заржал. Скилганнон опять оглянулся. Зверь отказался от погони и сел, но перед этим он успел зацепить когтями лошадиный круп, где остались кровавые метины.
Они чудом ушли от погибели.
Подгоняемый ужасом конь взлетел на холм. На вершине Скилганнон бесцеремонно скинул вниз Брейгана, соскочил сам и осмотрел царапины на крупе — к счастью, неглубокие.
Черный зверь, поглядев на них с расстояния около трехсот ярдов, повернулся и скрылся в тростнике.
Брейган, стоя на коленях, молитвенно воздел руки и дрожащим голосом произнес:
— Слава тебе, Отец наш небесный. Благодарю за то, что ты даровал мне жизнь, и за то, что ты пощадил ее в этот день.
— День еще не окончен, — заметил Скилганнон.
Они просидели на холме около часа, пока не стало смеркаться. С юга показалась еще одна процессия беженцев, идущая к тростникам, и Брейган воскликнул:
— О небо! Их разорвут на части!
Боль в голове, поначалу едва ощутимая, стала угрожающе нарастать, к ней присоединилась тошнота. Рабалин со стоном открыл глаза. Он лежал на траве недалеко от перелеска. Издав новый стон, он сел и огляделся. Чуть поодаль он увидел заросшее тростниками болото, а рядом с собой — плоский камень, испачканный кровью. Рабалин пощупал затылок — рука стала липкой. Он вытер ее о траву, и там тоже осталось красное пятно.
Он вспомнил, как конь нес его вдоль тростниковых зарослей, вспомнил, как цеплялся за седло, чтобы не упасть. А потом из тростников выскочило чудовище. Рабалин видел его только мельком, но и этого хватило, чтобы у него застыла в жилах кровь. Зверь передвигался на— задних лапах, как медведь, но голова у него была волчья. Он прыгнул на коня. Тот споткнулся, но выровнялся и помчался дальше, а Рабалин сумел удержаться в седле. Пробежав еще немного, конь снова начал спотыкаться. Когда он уронил голову, Рабалин слетел с него и, как видно, ударился головой о камень.
С трудом поднявшись на ноги, Рабалин обернулся: футах в пятнадцати от него лежал мертвый конь. Рабалин с плачем бросился к нему. Бок коня был разодран, из раны торчали клочья мяса и сухожилия.
Рабалин стал гладить его по шее, забыв, что сам пострадал.
— Бедный мой, бедный, — повторял он. Донесшийся издали жуткий вой заставил его вскочить.
Запах конской крови быстро разносится по ветру. Надо уходить. Рабалин заковылял в гору, где росли деревья. Он не имел понятия, куда идет, однако старался уйти подальше от трупа. Голова снова разболелась, Рабалин упал на колени, его вырвало, и он потащился дальше. Он искал дерево, на которое можно залезть, но руки и ноги у него словно свинцом налились, и он знал, что эта задача ему не под силу.
Вой раздался снова, и Рабалину от ужаса померещилось, что теперь он слышится гораздо ближе. Рабалин попытался вскарабкаться на большой дуб, сорвался и упал. Тут над ним нависла тень, и чей-то голос сказал:
— Не бойся, паренек, я тебя не трону.
Рабалин, поморгав, узнал старика с топором, зарубившего четырех кавалеристов. Вблизи он казался еще более устрашающим из-за холодных светло-серых глаз. Рабалин хорошо разглядел черную, прошитую серебром бороду, черный кожаный колет с серебряными накладками на плечах и круглый черный шлем с серебряной эмблемой. Потом его взгляд упал на топор с лезвиями, расходящимися, как крылья бабочки, на черное, с серебряными рунами топорище.
— Что у тебя с головой? — спросил воин, опускаясь на колени и кладя топор на землю.
— С коня упал.
— Дай погляжу. — Воин потрогал рану. — Череп вроде бы цел — похоже на скользящий удар, только кожа порвана. А друзья твои где?
— Не знаю. Мой конь понес, когда звери напали. — Страх вернулся, и Рабалин встал. — Надо скорее лезть на дерево. Они близко.
— Спокойно, парень. Кто это «они»?
Рабалин рассказал, как страшный зверь разодрал живот его коню.
— Может быть, и друзья мои тоже погибли.
— Все может быть, но не думаю, что тот, с мечами, даст себя прикончить. Он показался мне ловким малым. — Посмотрев на темнеющее небо, воин тоже встал. — Давай-ка поищем место для ночлега. Разведем костер, и ты отдохнешь. Они либо придут, либо нет — тут уж я ничего не могу поделать. Пошли. — Воин взял топор и направился в лес, Рабалин за ним. Вскоре они набрели на полянку, частично загороженную с запада .двумя толстыми упавшими деревьями. Воин расчистил сапогом место для костра, велел Рабалину собрать хворост, достал огниво и запалил огонь.
Темнота сгущалась. Рабалина еще слегка подташнивало, но голова стала проходить.
— Брат Лантерн сказал, вы служили в Бессмертных.
— Брат Лантерн?
— Воин с мечами, который пришел вам на помощь.
— А-а. Да, было дело, служил.
— Зачем вы напали на тех солдат?
— То есть как зачем?
— Я сначала подумал, что вы защищаете своих родных или друзей, но вы путешествуете один. Зачем же вам это было нужно?
— Хороший вопрос. Тебя как звать-то?
— Рабалин.
— А для чего ты направляешься в Мелликан? Рабалин рассказал ему о пожаре и о смерти тети Аталы.
Под конец он сознался, что убил Тодхе и что ему очень из-за этого стыдно.
— Он сам виноват, — сказал воин. — Не стоит тебе терзаться по этому поводу. Каждый поступок влечет за собой последствия. Раньше я, бывало, все спорил со своим другом. Он всегда толковал о возможностях человека, о том, что даже самые дурные люди способны делать добро. Говорил про искупление и прочее такое. Может, он и прав был, но я такими мыслями голову не забиваю.
— Вы много народу убили?
— Много, — подтвердил воин.
— И все они были плохие?
— Нет, отчего же. Большей частью это были солдаты, и дрались они за дело, которое считали правым. А я дрался за свое. Этот мир суров, Рабалин. Ложись-ка спать, утром тебе станет лучше.
— Вы так и не сказали, почему напали на тех солдат.
— Верно, не сказал.
Рабалин растянулся на земле, глядя на грозную фигуру у костра. Сам воин смотрел не в огонь, а на темный лес.
— Вы думаете, они придут?
— Если придут, то пожалеют. Спи.
Некоторое время Рабалин боролся со сном. Воин в мигающем свете костра казался ему еще старше. В глубоких складках на его лице лежала тень. Своей огромной рукой он взялся за топорище, и Рабалин спросил:
— Вам хоть когда-нибудь бывало страшно?
— Да, пару раз. У моей жены было слабое сердце, и у нее случались приступы. Тогда я узнал, что такое страх.
— Но теперь вы не боитесь?
— Тут нечего бояться, паренек. Мы живем, и мы умираем. Один мудрый человек сказал мне, что даже солнце со временем погаснет, и все погрузится во мрак. Ничто не вечно. Смерть не так уж важна, важно то, как ты живешь.
— Что стало с вашей женой теперь?
— Ее уже пять лет нет на свете, парень. — Воин подбросил в огонь полено, встал и замер, не шевелясь. — А теперь, похоже, самое время лезть на дерево. Вон на то. — Он указал на высокий дуб. — Давай!
Рабалин бросился к дубу, кое-как вскарабкался до развилки и сел. Воин все так же стоял с топором в руке. Рабалин не видел ничего, кроме освещенного луной леса. Потом перед ним промелькнули две темные фигуры — одна справа, другая слева. Его проняла дрожь. Что, если они тоже умеют лазить по деревьям?
Вслед за страхом пришел стыд. Хорош, нечего сказать — засел на дереве, а старика бросил на съедение зверям. Он пожалел, что у него нет оружия — иначе бы он помог воину. Тот между тем поднял топор над головой и поводил им из стороны в сторону, разминая мускулы.
Все было тихо, только сердце Рабалина стучало, как барабан. Чувствуя легкое головокружение, он крепко держался за ветку. Луна скрылась за облаком, и почти всю поляну покрыла тьма. Рабалин различал воина только по слабому блеску его топора и шлема, отражающих пламя костра. Потом хрустнула ветка, и кто-то зарычал. Черная тень упала на воина — теперь Рабалин совсем ничего не видел. Раздался сдавленный крик, что-то рухнуло в костер, раскидывая искры, и стало еще темнее. Кто-то, тяжело дыша, пробирался через подлесок.
Яркий серебряный свет снова залил поляну. Воин стоял на том же месте, а поперек костра лежал труп громадного зверя. До Рабалина донесся запах паленой шерсти и горелого мяса. Другой зверь перескочил через поваленное дерево и бросился на воина. Тот повернулся на каблуках и рубанул зверя по шее. Зверь стал падать, а воин выдернул топор и ударил еще раз, глубоко рассадив плечо. Еще два зверя выскочили на поляну. Воин повернулся к ним лицом. Они обходили его с боков, окружая. Один сунулся вперед, но отскочил от поднятого топора. Другой взглянул на небо. Там снова собирались облака. Они ждут, когда луна скроется, понял Рабалин.
Воин двинулся к первому зверю, но тот отступил. Чем бы ему помочь, размышлял Рабалин? Надо отвлечь их, вот что. Он набрал воздуха и завопил что есть мочи. Один зверь повернул к нему голову, и воин тут же разнес ему ребра топором. Зверь с визгом рухнул навзничь, вырвав оружие из рук старика. Второй тут же взвился в воздух. Воин встретил его кулачным ударом в челюсть, и оба, сцепившись, покатились по земле. Рабалин слез с дерева, подбежал к убитому зверю и обеими руками ухватился за рукоять, пытаясь вытащить топор.
Оказалось, что зверь еще не умер. Он раскрыл свои желтые глазища и взревел. Рабалин всем телом рванулся назад, и топор освободился. Зверь, испустив душераздирающий вопль, привстал и обмяк, истекая кровью. Топор был тяжелее, чем представлялось Рабалину. Мальчик взвалил его на плечо и двинулся к месту схватки человека со зверем. Шлем слетел с головы старика, из раны на голове текла кровь. Левая рука сжимала горло зверя, сдерживая пасть с оскаленными клыками, правая вцепилась в левую лапу чудовища. Рабалин высоко, обеими руками поднял топор. Тот перевешивал его, оттягивая назад. Рабалин с силой опустил оружие, и топор врезался зверю между лопатками. Зверь с отвратительным визгом выгнулся, увлекая за собой человека. Воин отпустил лапу и двинул его кулаком по голове. Рабалин тем временем попытался вытащить топор. Зверь, обернувшись, взмахнул когтистой лапой, ударил Рабалина в грудь и отшвырнул прочь. Рабалин грохнулся оземь и кое-как встал на колени. Старик уже снова завладел топором. Зверь, пятясь, удрал в лес.
Воин проводил его взглядом и помог Рабалину подняться на ноги.
— Да ты, я вижу, парень хоть куда.
— А вы-то! Целых трех уложили! Прямо не верится.
— Старею, — усмехнулся воин. — В былое время я с этакой мелочью и без топора бы управился.
— Нет, правда?
— Шучу, парень, шучу. Это мне никогда почему-то не удавалось. — Он поднял с земли свой шлем, вытер его ободок и нахлобучил на голову. Один из зверей зарычал, дергая задними лапами. Воин прикончил его, саданув по шее, и протянул Рабалину руку. — Меня зовут Друсс. Спасибо тебе за помощь. Я что-то завозился с этим последним.
— Рад был вам помочь. — Рабалин, распираемый гордостью, пожал старику руку.
— А теперь полезай-ка опять на дерево.
— Они придут еще, да?
— Не знаю, но мне придется оставить тебя ненадолго. Ты не волнуйся, я скоро приду.
Рабалин взобрался на прежнее место. Все его страхи вернулись, как только Друсс ушел. А вдруг старик его бросил? Рабалин отогнал от себя эту мысль. Он мало знал воина, но чувствовал, что тот не солгал, сказав, что придет. Время шло, небо стало светлеть. Рабалин задремал в своей развилке и проснулся от вкусного запаха жареного мяса.
Воин уже убрал мертвых зверей с поляны, заново разжег костер и сидел, поджаривая что-то на палке. Рабалин спустился к нему. От аппетитного запаха голова шла кругом. Рабалин присел на корточки, и его поразила внезапная мысль.
— Это ведь не звериное, нет?
— Нет, хотя я так голоден, что и от него бы не отказался. Вкусно пахнет, а?
— Очень. Чье же это мясо?
— Лошадиное.
— От моего коня? — ужаснулся Рабалин.
— — Других убитых лошадей тут нет, парень.
— Не стану я есть своего коня.
— Это всего лишь мясо, — вздохнул воин и усмехнулся. — Зибен наверняка сказал бы, что конь твой теперь бегает в другом мире. Небо там голубое, трава зеленая. А то, что от него осталось, — всего лишь плащ, который он здесь носил.
— Вы в это верите?
— Этот конь унес тебя от опасности, хотя был смертельно ранен. Некоторые народы верят, что когда ты ешь мясо храброго животного, его качества переходят к тебе.
— По-вашему, это правда?
— Правда в том, что я голоден, — пожал плечами Друсс, — а то, что не съем я, сожрут лисы и черви. Дело твое, Рабалин: хочешь ешь, хочешь нет. Принуждать тебя я не собираюсь.
— Может быть, ваш друг был прав и он теперь бегает в другом мире.
— Может быть.
— Я, пожалуй, тоже поем.
— На вот, подержи. — Друсс вручил ему палочку, на которой жарилось мясо, и отсек топором с ближайшего дерева большой кусок коры. — Это будет вместо тарелок.
Когда они поели, Рабалин улегся на траву. Желудок у него был полным, голова легкой. Он побывал в схватке с чудовищами, и у костра рядом с ним сидел могучий воин.
— Как это у вас получается так здорово драться? Вы ведь уже старый.
Друсс рассмеялся:
— Порода такая. Но, по правде, я уже не так хорош, как бывало. Против времени не поборешься. Раньше я мог отмахать пешком тридцать миль за день, а теперь для меня и половины много. Колено вот ломит, когда зима близко или дождь собирается, и плечо тоже.
— Вы и тут воевали, в Тантрии?
— Нет. Это не моя война. Сюда я пришел, чтобы отыскать старого друга.
— Он тоже воин, как вы?
— Нет, — засмеялся Друсс. — Он толстый, добродушный и не выносит насилия.
— Ну и как, нашли вы его?
— Пока нет. Он, как я думаю, отправился в путешествие по стране. Либо сидит в каком-нибудь городишке, опустошая естныи трактир, либо вернулся в Мелликан. Еще пара дней, это выяснится. — Друсс вытер кровь, которая еще сочилась из ранки у него на виске.
— Надо бы зашить это или перевязать, — заметил Ра-балин.
— Она для этого недостаточно глубокая. Сама заживет. Посплю-ка я, пожалуй.
— Мне посторожить?
— Посторожи, парень, дело хорошее.
— Как вы думаете, тот зверь не вернется?
— Вряд ли. Ты хорошо его угостил, и теперь ему, думаю, не до жратвы. А если и явится, так мы, два героя, с ним уж как-нибудь сладим. Не беспокойся, я чутко сплю.
С этими словами Друсс лег и закрыл глаза.
Скилганнон с Брейганом за спиной направил усталого коня вниз по склону, к беженцам. Серый совсем обессилел и спотыкался на ходу.
Скилганнон оглядывал местность, но ничего опасного пока не видел. Во главе колонны беженцев шли двое мужчин с мечами — высокие, коротко остриженные, но с окладистыми бородами. Когда он подъехал, они остановились. Скилганнон спрыгнул с коня и подошел к ним.
— Вы здесь главные? — спросил он одного воина.
— Мы, что ли, главные, Джаред? — растерянно произнес тот, обращаясь к другому.
— Не волнуйся, Ниан, все в порядке. Чего ты хочешь? — обратился второй к Скилганнону. Люди уже собирались вокруг них, желая послушать, что скажет новоприбывший.
— Здесь очень опасно, — сказал воину Скилганнон. — Нападения можно ждать в любую минуту. — Он сдернул Брейгана с коня и хлопнул серого по крупу. Тот, удивившись, побежал в тростники. Ярдов через сто на него из зарослей бросился зверь. Конь помчался прочь, а среди беженцев раздались крики ужаса. — Молчать! — властно загремел Скилганнон, и люди замерли, ожидая его приказаний. — Соберитесь все в круг, как можно плотнее, живо! Ваша жизнь зависит от этого! — Толпа пришла в движение, а Скилганнон отдал новое распоряжение: — Все мужчины, у кого есть оружие, подойдите ко мне. — Мужчины стали собираться — кое-кто с мечами, другие с ножами, серпами и дубинами. Велев вооруженному мечом Джареду стать с внешней стороны круга, Скилганнон сказал: — Здесь рыщут звери — Смешанные, сбежавшие из мелликанского цирка. Они уже убили многих беженцев. Станьте по краю круга и смотрите в оба. Как увидите зверей, шумите как только можете — кричите, стучите, а главное, не отходите от круга.