Перспектива продолжать болтаться Васе не улыбалась, он был относительно сыт впервые за долгое время, а Ира имела перед глазами наглядный пример упыря‑одиночки. Роман только усмехнулся.
– Готовы слушать?
Они были готовы. Они уже признали, что Роман – главный и самый умный, без всяких попыток взбунтоваться, нареканий и оговорок.
– Значит так. Спать, мои дорогие, вы будете здесь.
– Чего, на одном диване с этим? – уточнила Ира недовольно.
– Это, леди и джентльмены, как вам будет угодно. Я не собираюсь вмешиваться в вашу частную жизнь. У меня и без того слишком много дел. Итак. Сейчас вы внимательно смотрите на меня и рассказываете о том, что увидели, с банальных человеческих позиций. Я, увы, не отражаюсь в зеркале – и при этом весьма нуждаюсь в информации о своей внешности.
– Кокетка, – съязвила Ира.
– Дура, – отрезал Роман холодно. – Мне предстоит общаться с людьми, я должен знать, какое произвожу впечатление.
– Для упыря вполне себе, – сказал Василий, отступив на шаг. – Сытый такой упырь.
– На вампира тяну?
– Почему бы и нет… – потянула Ира, но Василий перебил:
– Ни фига. На мажористого упыря тянешь, но не больше. Лучше простых, но хуже Эдика. А до Вечного тебе, как до луны, ептыть…
– Понятно, – сказал Роман задумчиво. – Значит, тяну на вампира только для тех, кто никогда вампиров не видел… А поскольку общаться собираюсь именно с такими… сойдет. Думаю – сойдет.
Упыри покивали. Для смертного без опыта Перехода любое странное существо сойдет за Хозяина Ночей. А если у существа длинные клыки, глаза светятся красным и при этом оно пьет кровь – то это без сомнения вампир. Сколько книжек, фильмов и страшных историй подтверждают эту терминологическую путаницу – не сосчитать.
Напугать – без проблем. Только вот к испуганному не подступишься. В смысле кормежки это скорее неудобство, чем достоинство.
– Это, мои дорогие, смотря с какой стороны подойти. Я, детки, ни за кем охотиться и не собираюсь. Я собираюсь сделать так, чтобы добыча сама приходила. И сама вскрывала вену и наполняла кровью изящный бокал. И настаивала, чтобы я откушал. А я еще поломаюсь.
Василий только присвистнул. Зато Ира фыркнула и выпалила:
– Тебе лечиться надо от мании величия!
– Знаете, что вас губит? – саркастически изрек Роман. – Слабость воображения.
Василия Роман расспрашивал до утра. Кое‑что даже записал в свой блокнот.
Перечитывал в своей комнате, днем, когда не спалось. Поправлял записи. Делал выводы. Размышлял.
«Упыри в основном возникают из людей, убитых упырями в полнолуние. Не все убитые переходят в Инобытие. Только потенциальная добыча. Грешники?
Среди упырей встречаются самоубийцы. Самоубийца, по‑видимому, становится упырем, если покончил с собой с досады или от злости. Самая мерзкая категория.
УПЫРИ НЕ ВЕЧНЫ! Они существуют долго, но деградируют и ветшают. Старые упыри – омерзительные существа, напоминающие движущиеся трупы на последних стадиях разложения. Только некоторые из них долго сохраняют приличный вид, что служит объектом всеобщей зависти (выяснить!).
Упыря тяжело уничтожить. Сложнее, чем вампира. Упыри могут ходить днем в пасмурную погоду, солнечные лучи для них болезненны, но не смертельны, на чеснок им наплевать. Серебро наносит серьезные раны, но все‑таки не убивает. Василий утверждает, что упыря можно убить, только вогнав в сердце осиновый кол или отрубив голову. Возможно. Но упыри сами собой кончаются, иссякают и исчезают спустя определенное время – для каждого свое.
УПЫРИ НЕ ПЕРЕНОСЯТ ОБЩЕСТВА СЕБЕ ПОДОБНЫХ, НО ЖИВУТ СТАЯМИ! Иногда, по словам Василия, упыри мужского и женского пола изображают семью и живут вместе – но это только конспирация и декор.
Возможно. Но упыри сами собой кончаются, иссякают и исчезают спустя определенное время – для каждого свое.
УПЫРИ НЕ ПЕРЕНОСЯТ ОБЩЕСТВА СЕБЕ ПОДОБНЫХ, НО ЖИВУТ СТАЯМИ! Иногда, по словам Василия, упыри мужского и женского пола изображают семью и живут вместе – но это только конспирация и декор. Сексуальное влечение у упырей отсутствует, дружеских чувств они испытывать не способны, благодарность совершенно нереальна – ИХ МОЖНО ПРИВЯЗАТЬ К СЕБЕ ТОЛЬКО ПОДАЧКАМИ. Судя по имеющимся данным, за пищу упырь будет пресмыкаться и унижаться, а за перспективы большого количества пищи – станет добровольным рабом. Только на верность рассчитывать не приходится.
Упырь лебезит только перед тем, кто его кормит. И до тех пор, пока этот кто‑то его кормит».
Тебе все ясно? Так действуй по обстановке.
В штаб‑квартире Василия Роман появился весьма ранним вечером. Из‑под его потрепанной куртки виднелась белая рубашка, отутюженная и благоухающая «Тайдом». Еще от Романа пахло дезодорантом, гелем для волос и мятной жевательной резинкой.
Он держал в руках большую хозяйственную сумку, в которой что‑то возилось.
Заспанные, помятые, зеленовато‑серые спросонья упыри уставились на него с агрессивным недоумением.
– Ты чего это вырядился, ептыть? – хмуро спросил Василий.
– У меня важная встреча, – сказал Роман. – Все должно быть comme il fait.
– Это как?
– Как полагается. Это ужин, – Роман открыл сумку и вытряхнул оттуда пестрых кругленьких птичек. – Вам. Приятного аппетита.
– Ой, кто это? – Ира протянула руку, но Василий шлепнул по ней.
– Это – перепелки. Из зоомагазина. Даме – две, Васе – три. Для поправки здоровья. Не смотри на меня так – лучше живые перепелки, чем дохлые крысы.
– Дорогие?
– Не дороже денег. На охоту вы не выходите. Сидите здесь, отдыхаете и ждете меня. Все ясно?
Упыри закивали, жадно поглядывая на перепелок. Роман поспешно вышел, но все равно услышал из‑за двери возню, квохтанье и вопли: «Отдай, мое!.. Не пихайся, сука, не слышала, что Ромка сказал?! Убери лапы, гад!..»
Роман брезгливо поморщился, ускорил шаги – и уже через пару минут с наслаждением дышал свежим воздухом, пахнущим весенним парком.
В последнее время он так славно чувствовал себя на улице, что даже по делу шел гуляючи, не торопясь, оглядываясь по сторонам и глубоко дыша. После теплака, воняющего падалью, синий вечер конца марта был трогательно хорош.
А вот в подъезде, куда Роман зашел, было куда как хуже.
Стены подъезда были разрисованы так, что свежий человек ни за что не определил бы, в какой цвет они окрашены. Самым выдающимся пятном смотрела тщательно выписанная не маркером каким‑то там, а настоящей масляной краской статуя Свободы с вытаращенными, налитыми кровью глазами, дохлой жабой, распяленной на шипах ее венца, и шприцем в руке. Чувствовалось, что художник провел на лестничной площадке не один час, причем во всеоружии.
Остальные граффити не дотягивали до этого уровня. Все эти глючные грибы, черепа, черти, голые девицы в диких позах, шипастые готические названия рок‑групп – выглядели привычно и отдавали дешевкой и банальщиной.
На лестнице пахло мочой, помойкой и тем приторным дымом, который образуется от курения анаши. Под звонком знакомой квартиры в виде щегольской таблички красовалась надпись: «Свищ – ананист!» Роман чихнул и позвонил в дверь. Спустя минуту позвонил снова и держал палец на звонке достаточно долго, чтобы причинить обитателям квартиры неудобства, требующие устранения.
Из смутного буханья музыки за дверью выделился раздраженный голос: «Да откроет кто‑нибудь этому уроду или нет?!» Глас вопиющего в пустыне… Роман позвонил опять.