– Это что, такая шутка? – осторожно спросил он.
– Да какая шутка. Когда она родила тебя, то была замужем. Естественно, не за мной. Так уж получилось. Она боялась, что муж может что-нибудь сделать с ней и с тобой, когда узнает, что она ему была неверна. Ну и переслала тебя. Привезти сама не смогла.
– Скажи вернее – не захотела.
– Что ж… Это тоже. Не буду отрицать.
– А о том, что я могу умереть в таком путешествии, она не подумала? Запросто – от голода или холода. Могла бы в таком случае просто выкинуть на помойку.
– Ну, кое о чем она подумала. В ящике была бутылочка с трубочкой. Еды хватило ровно на три дня – на время путешествия. А вот о том, что я не сразу явлюсь на почту за посылкой, она не подумала. Мне пришло извещение на ящик апельсинов – я решил, что это либо шутка, либо ошибка. В результате пришел только на третий день.
Мэл невольно фыркнул.
– Представляю себе выражение твоего лица. Такое счастье в виде грудного ребенка на твою голову. А?
Мэльдор смотрел очень серьезно.
– Я был счастлив, когда взял тебя на руки. Счастлив, что ты жив, что ты есть. В посылку было вложено письмо, где она все объясняла. Ты был уже совсем слабенький, но живой и, как мне потом подтвердил врач, совершенно здоровый. Мортимеры, знаешь ли, помимо всего прочего, отличаются огромной выносливостью. Особенно дети. – Он помолчал, а потом рассмеялся: – Я вспомнил, как учился обращаться с грудными детьми. Ко мне приезжали когда тетушка Клайра, а когда мама. Моя матушка, Марита. Я вас чуть позже познакомлю. Она была очень рада узнать, что ты жив и с тобой все в порядке. – Мэльдор помолчал и добавил примиряющим тоном: – Твоя мать, уверен, тоже была бы рада тебя увидеть. Думаю, она сожалеет, что все так получилось.
– Как ее зовут?
– Дебора из клана Диланэй.
Жизнь в доме отца оказалась легкой и приятной. Первые несколько дней Мэл пребывал в своеобразном ступоре – он ничего не делал, только ел, спал и отмокал в роскошной ванне, больше похожей на маленький бассейн. Мэльдор не торопил его, даже не намекал на какие-то перспективы. Наоборот, предлагал вместе съездить туда-сюда, развлечься, но сын отказывался. Он думал, что для него и так слишком много впечатлений.
Отец ездил куда-то по делам, оставляя Мэлокайна дома, и Мэл ходил по магазинам, даже что-то готовил. Готовить он не умел, но зато очень хорошо помнил присягу, которую принес в Ордене Серых братьев: «стойко переносить все тяготы военной службы, упорно преодолевать трудности и всемерно способствовать повышению своего боевого умения». В первый же вечер он купил кулинарную книгу, полный набор продуктов и стал разбираться. Рагу, получившееся в результате, оказалось вполне съедобным. Мэльдор съел ужин с удовольствием, нахваливая и приговаривая, что у него подобная вкуснятина никогда не получится.
– Ты, я вижу, настоящий повар, – сказал он.
– Я бы не сказал. В форте приходилось готовить из консервов, из всяких там круп и макарон. Иногда чья-нибудь коза забредала. Еще в самом начале. Делали шашлыки. Изрядные получались.
– Шашлыки, как известно, лучше всего получаются у мужчин. Видимо, у вас в форте были настоящие мужчины.
– Вестимо.
Так и пошло. Мэл играл роль примерного домохозяина – он даже научился прибираться, обращаться с пылесосом, стирать пыль и нажимать на кнопочки стиральной машины. В доме воцарился относительный порядок. Правда, этот «порядок» носил своеобразный холостяцкий оттенок, и все вещи, все бумаги, папки и книги продолжали лежать на прежних местах, просто стало меньше пыли, меньше грязи, и в комнатах витали приятные ароматы кухни.
Дом Мэльдора находился в престижном районе. «Престижный» означало «весь в зелени», с невысокими – не более четырех этажей – зданиями, с обилием магазинов, ресторанчиков и сквериков. Возле каждого домика был участок, засаженный то деревьями, то цветами, обязательно с двориком, вымощенным плиткой или булыжником, с большим или маленьким бассейном – по-разному. Здесь жили обеспеченные и богатые люди, как объяснил сыну отец, в основном клановые. Напротив, через дорогу стоял трехэтажный дом с мансардами, окруженный двух этажной застекленной галереей. За стеклом росла самая разная зелень – от фикусов до миниатюрных деревцов. Там жил кто-то из клана Алзара.
– Так уж получилось. Совершенно случайно. Парадокс жизни.
– В чем парадокс? – не понял Мэл.
– Алзара очень не любят Мортимеров. Особенно юристов. А тут получается, что живем через улицу.
– Почему особенно?
– Алзара азартны. И, кстати, очень любят судиться. А выигрывать не умеют. Вот и бесятся. – Мэльдор пожал плечами. – Азарт – серьезный недостаток. Поэтому клан Алзара – самый бедный из центритских кланов. Насколько я знаю, многие из представителей клана больны игроманией, хотя об этом не принято говорить.
– Расскажи мне еще об Асгердане. Что нужно знать, чтоб не попасть впросак?
Мэльдор задумался.
– Есть несколько правил. Но при должной осмотрительности можно обойтись одним – думать, прежде чем делать. Следить за собой, чтобы никого не оскорбить и не задеть. Не рекомендуется смеяться над Накамура и Тха-Эрр – у обоих кланов своеобразные традиции, и они очень жестко реагируют на насмешки. Нельзя заигрывать с девушками Эшен Шема (они же Идущие Тропой Истины – так называется их клан), иначе, что весьма вероятно, заплатишь головой, и родственники девушки по закону будут правы. То же самое Даймены – если соблазнишь девушку, придется жениться… Ну что еще… В Центре есть клан Ласомбра, клан вампиров. Не надо их бояться, они не кидаются на первого встречного. Охотятся, как правило, на периферии системы и редко когда закусывают жертву до смерти. Еще есть клан Кехада… Здесь сколько ни предупреждай, все равно спутаешь.
– А почему?
У каждого из представителей этого клана – несколько обликов. Человеческих. Мужские и женские. Представь себе. Каждый из представителей по очереди может быть и мужчиной, и женщиной.
– Магия?
– Нет. Свойство. Правда, насколько я знаю, это свойство можно заблокировать, как и магию. Клан Кехада – один из немногих, которым законодательно разрешены полигамные браки. Число супругов и супруг – по числу обликов. Исключение – для двух патриархов этого клана. У них на двоих одна жена. Их брак, понимаешь ли, был заключен еще тогда, когда в Асгердане не было Семейного кодекса. А закон, как известно, обратной силы не имеет.
– Ничего себе! – только и смог сказать ошеломленный Мэл.
Отец посмотрел на него с вопросительной улыбкой.
– Что, хватит на сегодня потрясений? О кланах можно рассказывать бесконечно.
– Ну не знаю… Если все самое главное сказано, то ладно. Остальное можно отложить на «потом».
– Да, пожалуй. Пусть уложится первая порция информации… вот что нужно знать обязательно. За соблюдением законности в Центре следит клан, который так и называется – клан Блюстителей Закона. Не следует вступать с ними в споры, не надо пререкаться, если от тебя что-то потребуют – нужно остановиться, ответить на вопросы, показать документы, даже пройти с ними куда прикажут. Выполняй и не спорь. Документы я тебе скоро вручу. Носи их при себе.
Мэлокайн прошелся по комнате, выглянул в окно. Снова был вечер – Мэльдор, как правило, работал весь день и возвращался уже после десяти. Сквозь цветущие кусты сияли огнями окна соседнего дома.
Там, должно быть, шла вечеринка или прием – доносились звуки музыки, смех. Стояли теплые летние дни, и окна дома Мэльдора были открыты. Звуки соседского веселья звучали дразняще громко.
Молодой человек смотрел сверху, и потому разглядел, как с крыльца дома выпорхнула гибкая девушка в белом бальном платье, а за ней вышел мужчина в черном костюме, который выглядел бы строгим, если бы пиджак не был расстегнут. Девушка, мелодично смеясь, спряталась от него в кустах сирени, но спряталась так, чтоб ее было легко найти. Мужчина, хоть и хмель ной, быстро отыскал беглянку, поймал ее и прямо там, в ароматных зарослях принялся обнимать и целовать. Девушка в бальном платье прильнула к нему.
Мэл отвернулся.
– Отец, ответь мне на один вопрос.
– Да? – Мэльдор уже успел сунуть нос в одну из папок, лежащих на диване, но охотно оторвался от документов и посмотрел на сына. – Что за вопрос?
– Кто такие ликвидаторы?
– Ликвидатор? – Юрист закрыл папку. – Один из должностных лиц, представитель Закона. Исполнитель. А почему тебя интересует?
– Он только один?
– Один. Так было всегда. Я, конечно, как и многие, считаю, что одного ликвидатора на всю систему маловато. Но, насколько я понимаю, здесь в действие приходят некие надчеловеческие механизмы. Грубо говоря, человек может считать как угодно, но существует закон природы, правило существования, и его надо соблюдать.
– В каком смысле?
– В том смысле, что ликвидатор пользуется в своей работе какой-то чисто природной силой. Насколько я понимаю, встречаясь с вырожденцем, ликвидатор чувствует его и ощущает необходимость ликвидировать. Ему помогает некая сила. Способность управлять этой силой передается ликвидатору от его предшественника. Как это происходит и что за сила, знают, наверное, только Блюстители Закона. Так по чему же ты спрашиваешь?
– Я тебе объясню. Но сначала ответь еще – как он действует?
– Я слабо себе представляю работу ликвидатора. Знаю только, что он – лицо необходимое для мира, где обитают бессмертные. Что такое вырожденцы, я знаю не понаслышке. Пару раз сталкивался. Очень печальное зрелище, очень опасное явление. Так… – Он не стал договаривать, мол, а как насчет ответа на мой вопрос? Он становился все напряженнее.
Мэлокайн долго молчал, глядя на парочку в кустах сирени. Судя по смеху и воркованию, оба были довольно сильно пьяны, но не настолько, чтоб начать нарушать общественный покой неприличным поведением. Почему-то на их веселье ему было очень грустно смотреть. «Может, я завидую?» – подумал Белокурая Бестия.
– Видишь ли, – сказал он медленно. – Тут недавно ко мне подошел один человек… Он прикоснулся к моей руке и сказал, что теперь я – ликвидатор. И еще попросил прощения. Я сперва не понял, о чем речь…
Мэльдор уронил папку на ковер. Он встал с дивана, но не сделал ни шага к окну, возле которого стоял сын. Лицо и даже руки его побледнели, да так, что это стало заметно даже со стороны, хоть Мортимер от природы был бледнокож. Отец долго молчал, глядя на сына, словно не мог придумать, что ему сказать, а сын молчал потому, что чувствовал – сейчас произошло нечто весьма серьезное, гораздо более серьезное, чем он может понять.
Юрист опустил глаза и нагнулся поднять папку. Потом подошел к Мэлу.
– Он сказал тебе еще что-нибудь?
– Я затащил его в ресторанчик, и там, за обедом, он кое-что мне рассказал. Но я понял не все.
– Что он тебе рассказал?
– Что душа не… – Он замолчал. В голову вдруг пришла мысль, что отцу, возможно, и не стоит знать об этом. Роало ничего не говорил о том, что никому нельзя рассказывать, но у Мэла было смутное ощущение – тайну надо хранить. – Он сказал, что ликвидатор что-то делает с вырожденцами. Он говорил, что ликвидатор никого не убивает, просто с пеной у рта доказывал. Он называл это как-то иначе. А еще сказал, что не выбирал меня, что это получилось само.
– Думаю, он был прав, – помедлив, сказал Мэльдор. – Насколько я себе это представляю, таинственная сила, управляющая действиями ликвидатора, сама выбирает преемника. – Он опустил голову. – Думаю, тебе не надо винить его. Винить тут приходится только обстоятельства.
Мэл обернулся. Отец встретился взглядом с сыном. В глазах отца было страдание и страх.
– Все настолько плохо? – спросил Мэлокайн спокойно, почти невозмутимо. Он прекрасно держал себя в руках.
Я не понимаю только одного – какой злой рок преследует тебя? С самого рождения одни только неприятности, самые серьезные испытания. Быть ликвидатором – это, насколько я понимаю, тяжелая и грязная работа, никакого почета и никакой благодарности… Если, конечно, не считать весьма щедрое денежное вознаграждение, выплачиваемое Блюстителями Закона. Но, согласись, это малое возмещение за неблагодарный страшный труд и постоянную опасность.
– Опасность?
– Думаю, ты знаешь, что такое кровная месть.
– Да, разумеется.
– Даже закон не всегда способен ее пресечь. Да и наказание, как правило, следует запоздало. Клановые – особенно опасные враги. А ведь среди вырожденцев бывает немало клановых. Понимаешь?
Они смотрели друг другу в глаза.
– Что мне теперь делать? – спросил сын.
– Я не знаю, – честно сознался отец.
– Я имею в виду конкретную цель. Что должен делать новый ликвидатор? Идти куда-то? Где-то регистрироваться?
– Да, разумеется. Надо пойти в метрополию Блюстителей Закона, зарегистрироваться в качестве ликвидатора и получить списки на ликвидацию… О чем ты говоришь? Ты что же, собираешься заявить о себе? Обречь себя на такую участь? О чем ты говоришь, Мэл? Как можно?…
– А как можно поступить иначе? Ты же понимаешь, раз всем управляет некая сила, а не воля людей, меня участь ликвидатора все равно не минует. Да и потом… Что требует закон?
– Закон требует, чтоб ты явился к Блюстителям. Но…
– Ты юрист, отец. Ты должен требовать соблюдения закона.
Мэльдор закрыл лицо руками. Он тяжело дышал. От его невозмутимости не осталось и следа.
– Да. Я юрист. Но я еще и отец.
– Не надо меня заранее хоронить. Мы еще посмотрим, кто кого.
– Мэл, за тобой пол-Центра будет гоняться!
– Что, мне придется ликвидировать пол-Центра?
– Мэл, это немыслимо. Ты не можешь сам положить на себя эту печать. Ведь это, считай, на всю жизнь.
– Но должен же кто-то быть ликвидатором!
– Но почему ты?
– Чем я хуже любого другого?
Мэльдор вдруг обнял сына и прижал его к себе, как ребенка. Сын, выше отца на голову, а то и больше, замер в неловкой позе, и на лице его появилось растерянное выражение. Он не привык к нежности, а об отцовской ласке и вовсе давно забыл. Но эти крепкие объятия потрясли его больше, чем что-либо на свете. В них чувствовалась неподдельная любовь, и Мэлу самому захотелось прижаться к отцу. Но это было глупо. Он уже взрослый парень, большая часть его жизни прошла далеко отсюда, не на глазах отца. Двое взрослых мужиков, обнимающихся в окне, вызывают мысль о крайней степени опьянения.
Мэлокайн и сам не признавался себе в том, что просто не умеет демонстрировать любовь.
– Мэл, ты понимаешь, что тебя ждет? – Мэльдор отпустил сына, поднял голову, и Белокурая Бестия увидел слезы у него на глазах. – Ты будешь возиться с вырожденцами, пока есть силы, а потом, когда передашь полномочия кому-то еще… Ты думаешь, поживешь спокойно? Этого не будет. Я слышал о двух прежних ликвидаторах. Один до сих пор содержится в клинике для душевнобольных, и надежды на выздоровление нет, но родственники не дают согласия на эвтаназию. Другой живет в семье, но нормальным человеком его тоже не назовешь. Что-то происходит с каждым ликвидатором, что-то такое, что оставляет неизгладимый след в душе. Как с человеком, прошедшим Звездные каторги. Тот, кто пережил Звездные, уже никогда не будет прежним.
– Что такое Звездные каторги? Мэльдор пожал плечами.
– Место, куда ты едва не загремел. Самое страшное место во Вселенной. Каторги были расположены па месте магической аномалии. Я знаю только, что они страшны не работами – там не работают – и не режимом. Они страшны тем, каким именно образом там вытягивают энергию из осужденных. Я слышал, что наказание заключается именно в выкачивании энергии. И еще знаю, что после каторг, пусть даже преступник был осужден на какую-нибудь недельку, состояние такое, что абсолютно всем бывает нужна помощь психолога. Да еще не всем помогает.
– Что же это за выкачивание энергии? – спросил удивленный Мэлокайн.
– Не знаю. Никто из тех, кто прошел каторги и вернулся живым, ничего не рассказывает о пережитом. Никто – и ничего. Это наводит на размышления.
– Да уж… – Белокурая Бестия задумчиво изучал пальцы своих босых ног. Дома он ходил босиком и только на улицу надевал ботинки. Сказывалась привычка – Мэлу было удобнее всего в сапогах или вовсе без обуви.