Пилиас с хохотом поднес мне кувшин:
– Единственное, чем здесь пахнет… хм, не важно, мой друг.
– Что, и вправду не чувствуешь? Это зловоние могилы, гниющих трупов и плесени.
Пилиас поморщился:
– Если бы это было так, я бы почувствовал.
– А как насчет насекомых? – поинтересовался я. – Неужели их возня не сводит тебя с ума?
Пилиас удивленно вскинул брови:
– Насекомые? У нас нет насекомых в Кэндлкипе, Мухтар. Они вредны для книг, поэтому мы изгнали их с помощью магии.
– Вот как! – удивился я. И тут до меня дошло, где я раньше слышал этот шелест и похожий смрад: в ту ночь, когда Гвидион с той женщиной привезли «Кайринишад» в крепость. – Вообще никаких насекомых?
– Во всяком случае, не столько, чтобы услышать их возню. – Пилиас наклонился и поднес кувшин к моим губам. Будь мои руки не связаны, я сумел бы выхватить кинжал у него из-за пояса. – Так ты хочешь пить или нет?
Я приподнял голову и убедился, что сумею осуществить свой план, и даже больше. Пилиас наклонил кувшин, чтобы дать мне напиться, но я вызвал у себя спазм и выплюнул всю воду прямо в него, зайдясь ужасным кашлем. В ту же секунду я выдернул левую руку из-под среднего ремня, освободив ее выше локтя.
Пилиас поддержал мне голову, снова наклонив кувшин.
– Глотай, Мухтар!
Глотнуть-то я глотнул, но успел при этом схватить Пилиаса за плечо. Сквозь рясу собрал кольчугу в узел и рванул монаха на себя, а когда его голова оказалась совсем рядом с моим лицом, я впился в его ухо зубами и прикусил, как верблюд.
– Мухтар! – Он попытался отпрянуть. Я не разжимал зубов. Пилиас мог бы высвободиться, но только ценой собственного уха. Тут я выдернул из-под ремня правую руку и принялся шарить у него за поясом, пока не нащупал рукоять своего кинжала.
– Мухтар, что ты делаешь?
Но Пилиас прекрасно знал, что я делаю, – это было ясно по страху в его голосе и ярости, с какой он вырывался. Он лишился половины мочки уха, пытаясь вырваться из моих зубов, и обрушил медный кувшин мне на голову, сделав в нем вмятину. Если бы он только знал, как меня подстегнула эта боль! Он сражался как лев, чтобы освободиться и забрать у меня кинжал, а я мог удерживать его только одной рукой и зубами – задачка не из легких. Я тыкал ему в живот кинжалом, но лезвие только скрипело о кольчугу, не находя ни одного слабого звена. И все же преимущество было на моей стороне: он сражался, чтобы избежать смерти, а я – чтобы избежать проклятия. Из его рваного уха мне на лицо текла кровь, но я тем не менее изловчился и вонзил нож в звенящую кольчугу.
Он вошел глубоко в живот. Я принялся поворачивать лезвие в разные стороны, как делали наемники калифа, чтобы их жертвы, ослабев, не смогли сопротивляться. Пилиас взвыл, тогда я оттолкнул его, и он повалился на пол, оставив меня залитым его кровью.
Вот так я отплатил за доброту своему лучшему другу: предательством, ранением и мукой. Сердце мое должно было бы возрадоваться, ведь ничто не доставляет такого удовольствия Единственному, как предательство друга, в ознаменование дня, когда он убил Келемвара. Но я ощущал пустоту и мерзость, словно стал прокаженным как снаружи, так и внутри. В эту минуту я посчитал себя Неверным и в своем отчаянии не мог отдать должное Кайрику.
Я окончательно высвободился из пут и подошел к Пилиасу. Снял с него рясу и кольчугу, промыл ему рану водой и перебинтовал, оторвав подол от рясы. Он очень страдал, но продолжал жить, и это послужило мне хоть небольшим, но утешением. Я заткнул ему рот кляпом и крепко связал его, хотя сразу было видно, что он не может пошевелиться от боли. Я говорил ему утешительные слова, велев продержаться до прихода колдуньи, которая наверняка его спасет.
Точно не знаю, слышал он меня или нет – глаза его были закрыты, дыхание частое и поверхностнее.
В своей благословенной мудрости наш Повелитель Смерти предпочел не обратить внимания на это оскорбление и не поразил меня на месте смертельным ударом. Конечно, я заслужил смерть. Мало того, что посмеялся над Единственным, я еще попусту растрачивал время.
Подойдя к окну, я глянул за тяжелые занавески. К моему огромному облегчению, луна все еще окутывала цитадель бледным свечением и звезды до сих пор горели на фиолетовом небе. Я рассмотрел созвездия, чтобы узнать время. До рассвета оставался всего лишь час!
Я поспешно окинул взглядом двор, пытаясь определить, куда могли спрятать книгу. Под моим окном простирался главный внутренний двор крепости. По его краю выстроились многочисленные сооружения – конюшни, часовни, мастерские, спальные корпуса – все они стояли плотно прижавшись к массивной внешней стене. Сейчас там было полно народу – Огненные Кулаки, Адские Всадники и другие защитники монахов вороватого Огма.
В центре цитадели возвышалась черная базальтовая скала с множеством плато и рощица, испещренная извилистыми тропами и бурными водопадами. Именно здесь уносились ввысь легендарные башни Кэндлкипа, разбросанные тут и там по всему холму; каждая из них стояла в конце какой-то тропы и поражала своей высотой. А на самой вершине базальта находилась мощная Башня Хранителя, окруженная завесой дыма.
Я сразу понял, куда мне нужно идти, – не потому, что Башня Хранителя была самым безопасным местом для «Кайринишада», и, разумеется, не потому, что туда всего несколько минут назад ушла Руха, – я не имел ни малейшего желания следовать за этой женщиной куда бы то ни было. Я должен был отправиться туда потому, что из этой остроконечной башни доносился тихий зловещий шорох, не дающий мне ни секунды покоя своей безжалостностью. Это был зов «Кайринишада»: книга была живым, восприимчивым созданием, она могла почувствовать, что я рядом.
Пока я разглядывал скалу, у основания Башни Хранителя промелькнул луч желтого света, пройдясь по подъемному мосту и высветив фигуру колдуньи. Она остановилась, чтобы переговорить с охранником, и я вспомнил о знаке, который ей предлагал Пилиас. Хотя расстояние не позволило разглядеть, предъявляла она охраннику эмблему или нет, я почему-то не сомневался, что в Башню Хранителя допускаются только те, у кого есть эти знаки.
Я вновь подошел к Пилиасу и, пошарив у него в карманах, нашел маленький бронзовый диск. Мой дорогой друг сослужил мне еще одну службу! Я набросил на себя его рясу, подтянул подол, чтобы не спотыкаться, и почувствовал, как к животу прилипла пропитанная кровью шерстяная ткань.
Все мои надежды тут же улетучились. Какой часовой пропустит человека с таким пятном на одежде? Даже если бы мне помогла Тимора, Хозяйка Удачи и я каким-то образом миновал часовых у двери, Руха и Улронт все равно вскоре обнаружили бы мое исчезновение и забили тревогу. И даже если бы я нашел «Кайринишад» до того, как они меня поймали, все равно пришлось бы иметь дело с Гвидионом. Наверняка он спал возле книги, как пес рядом с хозяином. И как только я дотронулся бы до Кайрикова сокровища, он тут же вскочил бы и разрубил меня пополам, отправив мою бедную душу к Келемвару!
Все же у меня не оставалось другого выхода, как рискнуть. Отчаяние превратилось в моего друга, ведь потерявший надежду человек может попробовать все что угодно и при этом ничего не потерять. В голове у меня созревал весьма смутный план: как можно быстрее добраться до Башни Хранителя, бесшумно проскользнуть по ее залам и расправиться с любым, кто мне помешает, точно так» как я расправился с Пилиасом. И если такое вообще возможно, найти «Кайринишад», тем самым исполнив приказание Князя Безумия.