– Мы должны вынуть его из раны.
Нож поразил Грахама в центр груди, точно под солнечным сплетением, и вошел в тело с легким наклоном вверх. Лезвие погрузилось в тело на всю свою длину, и Бог знает, через что оно прошло.
Я разорвал на нем рубашку и сказал:
– Держи наготове марлевую салфетку, – а затем взялся за рукоятку и потянул. Зазубренный верхний край лезвия позволял воздуху свободно проникать в рану, что облегчало его извлечение, и нож беспрепятственно вышел из тела. Я ожидал увидеть поток артериальной крови, что означало бы немедленный конец Грахама, но кровь полилась равномерной струйкой и, стекая вниз по его животу, стала скапливаться в области пупка.
Элин положила на рану марлевую салфетку и осторожными движениями вытирала кровь, а я снова нащупал его пульс. Он оказался несколько слабее, чем раньше.
– Ты знаешь, кто он? – спросила Элин, выпрямившись.
– Да, – ответил я уверенно. – Он говорил, что его зовут Грахам. Он член Департамента – работает вместе со Слейдом. Я взял в руки сген дабх и принялся его вытирать. – В данный момент мне хотелось бы знать, прибыл он сюда один или где‑то поблизости находятся его приятели. Мы представляем из себя отличную мишень.
Поднявшись на ноги, я вернулся к деревьям, где занялся поисками винтовки Грахама. Я нашел ее и принес обратно к "лендроверу"; это был автоматический карабин ремингтон с магазином на шесть патронов тридцатого калибра – хорошее оружие для убийства. Короткий ствол, не сковывающий быстрых движений, высокая скорострельность – пять прицельных выстрелов за пять секунд, – и пуля с весом и скоростью достаточными для того, чтобы поразить человека насмерть, не дав ему упасть на землю. Я передернул затвор и поймал выскочивший патрон. Он имел обычную мягкую пулю охотничьего типа, рассчитанную на то, чтобы расплющиваться при попадании в цель. Элин сильно повезло.
Она тем временем, склонившись над Грахамом, вытирала ему лоб.
– Он приходит в себя.
Веки Грахама, несколько раз дернувшись, открылись, и он увидел меня, стоящего над ним с карабином в руках. Он попытался подняться, но был остановлен спазмом боли, от которой на его лбу выступили капельки пота.
– Ты не в том положении, чтобы что‑то предпринять, – сказал я. – В твоем животе большая дырка.
Он опустился на землю и облизал губы.
– Слейд сказал... – он перевел дыхание: – ... сказал, что ты не опасен.
– Неужели? Он ошибался, не так ли? – Я поднял карабин. – Если бы ты пришел сюда с пустыми руками, без этой штуки, то не лежал бы там, где сейчас лежишь. В чем заключалась идея этой акции?
– Слейду нужен сверток, – прошептал он.
– Правда? Но ведь он находится у оппозиции. У русских – я полагаю, они были русскими? Грахам слабо кивнул.
– Но они его не получили. Вот почему Слейд послал меня сюда. Он сказал, что ты ведешь двойную игру. Он сказал, что ты был неискренен.
Я нахмурился.
– Это становится интересным, – произнес я задумчиво и присел на корточки рядом с ним, положив карабин поперек коленей. – Скажи мне, Грахам, – кто сообщил Слейду о том, что русские не получили сверток? Я ему об этом не говорил, можешь быть уверен. Наверное, русские сами пожаловались ему, посетовав на то, что их обманули.
Его лицо приняло озадаченное выражение.
– Я не представляю, откуда он об этом узнал. Он просто сказал мне, чтобы я пошел и забрал его.
Я приподнял карабин.
– И дал тебе эту штуку. Полагаю, я должен был быть ликвидирован. – Я посмотрел на Элин, а затем снова на Грахама. – А как насчет Элин? Что было бы с ней?
Грахам закрыл глаза.
– Я не знал, что она здесь.
– Я не знал, что она здесь.
– Может быть, – сказал я. – Но Слейд знал об этом совершенно точно. А как еще "лендровер" мог оказаться здесь? – Веки Грахама слабо дернулись. – Ты сам прекрасно понимаешь, что должен был бы устранить всякого свидетеля.
Струйка крови стекла из уголка его рта.
– Грязный ублюдок! – воскликнул я. – Если бы я был уверен в том, что ты до конца осознаешь свои собственные действия, то прикончил бы тебя прямо сейчас. Слейд сказал тебе, что я предатель, и ты поверил ему на слово – ты взял оружие, которое он тебе дал, и последовал его указаниям. Когда‑нибудь слышал о человеке, которого звали Биркби?
Грахам открыл глаза.
– Нет.
– Это случилось еще до тебя, – сказал я. – Тогда Слейд разыграл такой же трюк. Но сейчас не время об этом говорить. Ты пришел один?
Грахам плотно сжал губы, и на его лице появилось упрямое выражение.
– Не строй из себя героя, – посоветовал я ему. – Я способен вытянуть это из тебя достаточно легко. Как тебе понравится, если я сейчас встану ногами на твой живот? – Я услышал, как Элин сделала судорожный вздох, но проигнорировал ее. – У тебя серьезное внутреннее ранение, и ты умрешь, если мы не доставим тебя в госпиталь. А я не стану этого делать, пока существует вероятность, что кто‑то может на нас напасть, когда мы покинем Асбьюрги. Я не собираюсь подвергать Элин риску ради твоего спасения.
Он посмотрел мне за спину, на Элин, а затем кивнул.
– Слейд, – сказал он. – Он здесь... примерно в миле...
– У входа в Асбьюрги?
– Да, – произнес он едва слышно и снова закрыл глаза.
Я пощупал его пульс и обнаружил, что он стал значительно слабее. Я повернулся к Элин.
– Начинай собираться, оставь место для Грахама, чтобы его можно было положить поверх спальных мешков. – Я встал и перезарядил карабин.
– Что ты собираешься делать?
– Может быть, я смогу подобраться к Слейду достаточно близко для того, чтобы поговорить с ним, – произнес я медленно. – Чтобы сказать ему, что его мальчик тяжело ранен. А если нет, тогда я поговорю с ним при помощи вот этого. – Я поднял карабин.
Она побледнела.
– Ты убьешь его?
– О Боже, я не знаю! – воскликнул я с раздражением. – Я знаю только то, что он, по‑видимому, не возражал, если бы убили меня – и тебя тоже. Он сидит у входа в Асбьюрги, как пробка в горлышке бутылки, и это единственная открывалка, которую я имею.
Грахам тихонько застонал и открыл глаза. Я склонился над ним.
– Как ты себя чувствуешь?
– Плохо. – Струйка крови в уголке его рта выросла до целого ручейка, стекающего вниз по шее. – Это интересно, – прошептал он. – Откуда Слейд смог узнать?
Я спросил:
– Что в свертке?
– Не... знаю.
– Кто сейчас главный в Департаменте?
Его дыхание стало затрудненным.
– Та... Таггарт.
Если кто‑то и может снять Слейда с моего загривка, то это Таггарт. Я сказал:
– Хорошо, пойду увижусь со Слейдом. Мы скоро вытащим тебя отсюда.
– Слейд сказал... – Грахам прервался и начал снова. Ему, по‑видимому, было трудно глотать, и он слегка закашлялся, пуская губами ярко‑красные пузыри. – Слейд сказал...
Кашель усилился, а затем поток артериальной крови вырвался из его рта, и он уронил голову набок. Взяв его за запястье, я понял, что Грахам никогда не скажет нам о том, что же говорил Слейд, поскольку он был мертв. Я закрыл его остекленевшие глаза и поднялся на ноги.
– Лучше мне самому поговорить со Слейдом.