Пока он раздумывал над своим же вопросом, дрожь не унималась.
– Когда я выйду отсюда? – медленно проговорил он. Голос Бэкмана начинал обретать прежнюю силу, но очередной приступ кашля заставил его замолчать.
– Немедленно, – ответил Сайзмор, взявший разговор на себя; начальник тюрьмы, представители ФБР и министерства юстиции превратились в зрителей.
– Вы хотите сказать – прямо сейчас?
– В камеру можете не возвращаться.
– Ну и дела, – проговорил Бэкман, и все улыбнулись.
– Возле вашей камеры дежурит охранник, – сказал начальник. – Он принесет все, что вам нужно.
– Возле моей камеры всегда торчит охранник, – не задумываясь брякнул Бэкман. – Если это вонючий садист Слоун, скажите ему, чтобы взял мою бритву и перерезал себе глотку.
Все промолчали, словно выжидая, пока слова не улетучатся через вентиляционный люк. Но они словно зависли в напряженной тишине кабинета.
Сайзмор откашлялся, перенес тяжесть тела с левой ягодицы на правую и сказал:
– В Овальном кабинете вашего решения ждут несколько джентльменов. Вы согласны на предложенные условия?
– Президент ждет моего решения?
– Можно сказать и так.
– Он мне многим обязан. В Овальный кабинет он попал благодаря мне.
– Сейчас не время говорить об этом, мистер Бэкман, – спокойно сказал Сайзмор.
– Он хочет меня отблагодарить?
– Я не умею читать его мысли.
– То есть вы допускаете, что мысли иногда его посещают?
– Я сейчас позвоню и сообщу, что вы ответили отказом.
– Подождите.
Бэкман допил воду и попросил еще, затем вытер рот рукавом.
– Это нечто вроде программы защиты свидетелей?
– То – официальная программа. Наша не афишируется, мистер Бэкман. Но время от времени нам приходится прятать людей.
– И часто вы их теряете?
– Не слишком часто.
– Не слишком часто? Выходит, гарантий моей безопасности вы не даете?
– Никаких гарантий. Но ваши шансы довольно высоки.
Бэкман перевел взгляд на начальника:
– Сколько мне здесь осталось, Лестер?
Начальник вздрогнул, когда его снова вовлекли в разговор. Никто не называл его Лестером, имя ему не нравилось, и он старался его избегать. Табличка на его письменном столе гласила: Л. Говард Касс.
– Четырнадцать лет, и вы могли бы обращаться ко мне "господин начальник".
– Начальник-молчальник. Хорошие шансы на то, что года через три я тут сдохну. Сочетание скверного питания, переохлаждения и плохого медицинского присмотра сделают свое дело. Лестер тут развел тот еще режим, ребята.
– Может быть, вернемся к делу? – предложил Сайзмор.
– Конечно, я принимаю условия, – сказал Бэкман. – Какой дурак откажется?
В разговор включился Нейб из министерства юстиции. Он открыл портфель.
– Тогда надо кое-что подписать.
– А на кого вы работаете? – спросил Бэкман у Сайзмора.
– На президента Соединенных Штатов.
– Тогда передайте ему, что я не голосовал за него только потому, что меня сюда упрятали. Если бы не это, я отдал бы за него свой голос. И еще передайте, что я сказал "спасибо".
– Непременно.
* * *
Хоби наполнил еще один стаканчик зеленым чаем, на сей раз без кофеина ввиду позднего часа, и протянул его Тедди, закутанному в одеяло и наблюдавшему за потоком машин позади фургона. Они миновали авеню Конституции, выехали из центра и почти добрались до моста Рузвельта.
Старик отпил глоток и сказал:
– Морган слишком глуп, чтобы торговать помилованиями. Однако Криц меня беспокоит.
– Открыт новый счет на острове Невис, в Вест-Индии, – сказал Хоби. – Он возник две недели назад, его открыла какая-то сомнительная компания, которой владеет Флойд Данлэп.
– Кто это такой?
– Один из спонсоров Моргана.
– Почему на острове Невис?
– Это "горячая точка" оффшорных операций.
– Мы их отслеживаем?
– Целиком и полностью. Если деньги поступят, это произойдет в следующие сорок восемь часов.
Тедди едва заметно кивнул и посмотрел налево, где виднелся Центр Кеннеди.
– Где Бэкман?
– Выходит из тюрьмы.
Тедди улыбнулся и отхлебнул чаю. Оба молчали, когда фургон въехал на мост, а когда Потомак остался позади, он спросил:
– Кто его прикончит?
– А это важно?
– Нет. Но наблюдать за соперниками будет очень забавно.
* * *
В заношенной, но тщательно отутюженной и накрахмаленной военной форме без нашивок и знаков отличия, в надраенных до блеска солдатских ботинках и тяжелой морской ветровке с капюшоном, который он низко натянул на голову, Джоэл Бэкман покинул федеральное исправительное заведение Радли в пять минут первого ночи, на четырнадцать лет раньше срока. Он провел здесь шесть лет в одиночном заключении и вышел за ворота с холщовой сумкой с несколькими книгами и фотографиями. Вышел, даже не оглянувшись.
Ему пятьдесят два года, он разведен, разорен и изрядно забыт двумя из троих своих детей и всеми друзьями, которые у него когда-то были. После первого года заключения никто не стал поддерживать с ним переписку. Старая подруга, одна из бесчисленных секретарш, за которой он гонялся по обитым плюшем кабинетам, писала в течение десяти месяцев, пока в "Вашингтон пост" не появилось сообщение, что, по мнению ФБР, Бэкман вряд ли ограбил свою фирму и ее клиентов на миллионы долларов, о чем ходили упорные слухи. Кому охота поддерживать приятельские отношения с разорившимся законником, угодившим в тюрьму? С богатым – еще может быть.
Мать писала ему время от времени, но ей уже стукнул девяносто один, она жила в недорогом доме для престарелых неподалеку от Окленда, и после каждого письма ему казалось, что оно может оказаться последним. Он писал ей раз в неделю, но сомневался, что она способна что-нибудь читать, и был почти уверен, что у персонала нет ни времени, ни желания читать ей письма вслух. Она всегда писала: "Спасибо за письмо", но никогда не ссылалась на что-нибудь, написанное им. По особым поводам он посылал ей открытки. В одном из писем она призналась, что никто не помнит день ее рождения.
Ботинки были очень тяжелые. Идя по тротуару, он понял, что большую часть последних шести лет провел в носках, без обуви. Смешные мысли приходят в голову, когда вдруг, без предупреждения выходишь на волю. Когда он в последний раз ходил в ботинках? И когда ему удастся от них избавиться?
Он на секунду остановился и посмотрел на небо. Ежедневно в течение часа ему разрешалось ходить по крошечному квадрату газона возле его тюремного крыла. Всегда один, всегда под наблюдением охраны, как будто он, Джоэл Бэкман, бывший адвокат, никогда не державший в руках оружия, может вдруг стать опасным и причинить кому-нибудь вред. "Садик" был огражден четырехметровой сеткой с острой, как бритва, проволокой поверху. За оградой проходил пустой дренажный канал, за ним начиналась бесконечная безлесая прерия, тянущаяся, предполагал он, аж до Техаса.
Сопровождали его Сайзмор и агент Эйдер. Они проводили его до темно-зеленого джипа – с первого взгляда было ясно, что это казенная машина. Джоэл забрался на заднее сиденье и принялся молиться. Он крепко закрыл глаза, стиснул зубы и попросил Бога, чтобы двигатель завелся, колеса закрутились, ворота распахнулись, документы оказались в порядке; пожалуйста, Боже, никаких злых шуток.