И именно Карл Пратт очень близко подошел к тому, чтобы стать жертвой судебного преследования со стороны федерального правительства как раз накануне того, как Бэкман героически взял все на себя. Признание Бэкманом вины и сделка, согласно которой от преследования избавлялись другие их партнеры, стоило фирме штрафа в размере десяти миллионов долларов, что и привело к первому банкротству – "Бэкман-I".
Но банкротство лучше тюрьмы, чуть ли не каждодневно напоминал себе Пратт. В это утро он слонялся по своему просторному кабинету, бормоча что-то и стараясь уговорить себя, что эта новость – вранье. Он остановился у маленького окна, уставился на соседнее здание из серого кирпича и в который уже раз задал себе вопрос: как такое могло случиться? Как сумел разорившийся, лишенный права заниматься адвокатской практикой, опозоренный адвокат-лоббист убедить уходящего президента помиловать его в последнюю минуту?
Когда Джоэла Бэкмана отправили в тюрьму, он был, наверное, самым знаменитым преступником из белых воротничков во всей Америке. Все жаждали увидеть, как он будет болтаться на виселице.
Но, должен был признаться себе Пратт, если кто-нибудь в мире и был способен на такое чудо, как помилование, то это, конечно, Джоэл Бэкман.
Пратт несколько минут просидел за телефоном, связываясь с обширной сетью вашингтонских сплетников и всезнаек. Старый друг, тоже чудом удержавшийся в одном из министерств при четырех президентах – по два от каждой из двух партий, – наконец подтвердил, что это правда.
– Где он? – быстро спросил Пратт, словно Бэкман мог в любую минуту воскреснуть и появиться в Вашингтоне.
– Этого никто не знает, – последовал ответ.
Пратт запер дверь на ключ, даже не пытаясь бороться с искушением открыть представительскую бутылку водки. Ему было сорок девять, когда его партнера упрятали в тюрьму на двадцать лет без права досрочного освобождения, и он нередко размышлял о том, что станет делать в шестьдесят девять, когда Бэкман выйдет на свободу.
В эту минуту ему казалось, что его обжулили на четырнадцать лет.
* * *
В зал суда набилось столько народу, что судья отложил слушание на два часа, пока не удалось кое-как разрешить проблему сидячих мест, которые достались далеко не каждому. Каждое сколько-нибудь значительное средство информации требовало места, пусть и стоячего. Крупные чиновники министерства юстиции, ФБР, Пентагона, ЦРУ, Агентства национальной безопасности, Белого дома и Капитолийского холма настаивали на предоставлении им места, доказывая, что их высшие интересы будут соблюдены только в том случае, если они будут свидетелями линчевания Джоэла Бэкмана. Когда подсудимый в конце концов появился в зале суда, публика сразу же словно онемела, и слышался только звук стенотипа судебного репортера.
Бэкмана подвели к столу защиты, и его кольцом окружила плотная стена адвокатов, словно с галереи в любую минуту могли раздаться выстрелы. Вообще говоря, это не было бы слишком уж удивительно, хотя меры безопасности могли соперничать с теми, что принимаются для охраны президента. В первом ряду прямо перед столом защиты сидели Карл Пратт и еще дюжина партнеров или, точнее, без пяти минут бывших партнеров Бэкмана. Их обыскали особо тщательно – и неспроста. Они пылали гневом к этому человеку, но все же были на его стороне. Ведь если бы признание им вины сорвалось из-за какой-нибудь неувязки в последнюю секунду, они сами стали бы очередной добычей правосудия и очень быстро начались бы весьма неприятные для них судебные процессы.
По крайней мере, они сидели в первом ряду вместе с публикой, а не за столом защиты, куда обычно сажают мошенников. И пока были живы. Восемью днями ранее Джейси Хаббард, один из самых высокооплачиваемых партнеров, был найден мертвым на Арлингтонском национальном кладбище – он якобы покончил с собой, во что мало кто поверил. Хаббард в течение двадцати четырех лет был сенатором от Техаса и отказался от места в сенате с единственной, хотя и не объявленной целью предложить свои услуги и немалые связи тому, кто заплатит наивысшую цену.
Хаббард в течение двадцати четырех лет был сенатором от Техаса и отказался от места в сенате с единственной, хотя и не объявленной целью предложить свои услуги и немалые связи тому, кто заплатит наивысшую цену. Разумеется, Джоэл Бэкман не мог позволить такой крупной рыбе улизнуть из его сетей, поэтому он и остальные партнеры наняли Хаббарда за миллион долларов в год; еще бы – старина Джейси чуть ли не ногой открывал дверь Овального кабинета.
Смерть Хаббарда чудесным образом открыла Джоэлу Бэкману глаза на правительственную точку зрения. И если раньше он не соглашался признать вину, то теперь не только согласился на двадцатилетний срок, но и хотел, чтобы приговор вынесли как можно скорее. Он жаждал попасть под защиту тюремных стен!
Правительственным обвинителем был высокопоставленный прокурор из министерства юстиции, и перед такой престижной и значимой публикой он, конечно же, не мог не предаться самолюбованию. Он просто был не в состоянии ограничиться одним словом, когда можно было произнести три. Он оказался на сцене – редкий эпизод в его унылой карьере, – и на него смотрела вся страна. С убийственной помпезностью он начал зачитывать обвинительное заключение, и быстро стало очевидным, что никаким актерским даром он не обладает и совершенно не улавливает драматизма момента. Через восемь минут его глуповатого монолога судья, сонно глядя сквозь свисавшие с носа очки для чтения, сказал:
– Вы не могли бы читать побыстрее, сэр, и, если можно, не так громко.
Обвинение включало восемнадцать пунктов, перечислялись предполагаемые преступления – от шпионажа до государственной измены. После их оглашения Джоэл Бэкман оказался очернен до такой степени, что вполне мог соперничать с Гитлером. Его адвокат немедленно напомнил суду и всем присутствующим, что пока ничего из обвинения не доказано и это просто изложение позиции одной стороны в деле – предвзятой правительственной точки зрения. Он заявил, что его клиент готов признать себя виновным по четырем пунктам из восемнадцати, прежде всего в незаконном хранении документов оборонного значения. Судья затем зачитал длинное соглашение о признании вины, и в течение двадцати минут никто не проронил ни слова. Возмущенные происходящим, художники в первом ряду делали наброски этой сцены, и их рисунки были очень мало похожи на фигурантов процесса.
В заднем ряду, скрывшись среди незнакомых людей, сидел Нил, старший сын Джоэла. В тот момент он еще оставался одним из совладельцев фирмы "Бэкман, Пратт и Боллинг". Пока оставался. Он следил за происходящим в состоянии шока, не в силах поверить, что его некогда всемогущий отец согласился признать себя виновным и скоро его поглотит федеральная тюремная система.
Подсудимого провели к судье. Он стоял с гордо поднятой головой и смотрел судье прямо в глаза. Адвокаты что-то нашептывали ему с обеих сторон, и он признал себя виновным по четырем пунктам. Затем Бэкмана провели обратно на его место. Он избегал встречаться глазами с кем-либо из публики.
Дата вынесения приговора была назначена на следующий месяц. Когда на Бэкмана нацепили наручники и увели, всем присутствующим стало ясно, что никаких секретов они от него не дождутся, ибо его надолго упрячут за решетку и все тайны потеряют актуальность. Толпа начала медленно редеть. Репортеры не получили и половины того, на что рассчитывали. Большие министерские чиновники уходили молча – одни радовались, что секреты остались секретами, другие негодовали из-за того, что преступление так и останется нераскрытым. Карл Пратт и другие сидевшие как на иголках партнеры поспешили в ближайший бар.
* * *
Первый репортер позвонил в контору незадолго до девяти утра. Пратт успел предупредить секретаршу, что такие звонки весьма вероятны. Она должна была всем говорить, что шеф надолго занят в суде по какому-то затяжному делу и может еще очень долго не появиться на работе. Вскоре телефонные линии совсем заклинило, и рабочий день, обещавший оказаться плодотворным, пошел насмарку.