Так, он уже не работает на нас. Он опять на своем корабле. — Мак метнул на меня взгляд, через стол. — Ты дал ему довольно грубую интродукцию к нашей работе, Эрик. Не было никакой необходимости в том, чтобы ему свидетельствовать на допросе этой девушки.
— Он сыграл свою роль в ее поимке. И я думал, что он лучше смог бы привыкнуть к работе, наблюдая ее изнутри.
— Посмотрев на ребят из команды допроса мисс Даден? Она умерла вскоре, — ты знаешь? А лейтенант Брейсуейт решил, что не хочет больше вести жизнь тайного агента. — Мак смотрел на меня задумчиво. — Может это потому, что у тебя осталось много невысказанного в этом деле, Эрик?
— Может быть, — сказал я. — А моя, э... жена, все еще живет по тому же адресу?
Мак ответил утвердительно, но когда я хотел позвонить ей домой из аэропорта Пенсаколы, я не мог найти фамилию Мариасси в телефонном справочнике. Затем я понял, что искал неправильно и перелистал книгу. На букву "К" я увидел: Коркоран, Поль — 137Спрус, 332-1093. Странные чувства вызвала у меня эта фамилия. Я уже отвык от нее с прошлой осени.
Я набрал номер и мне ответила служанка, сказавшая, что миссис Коркоран отсутствует, но если я мистер Коркоран, то я могу застать ее в лаборатории, — здание под номером 1000 штаба морской авиации. Она ждет меня.
На такси я миновал ворота и огромную базу, и проехал мимо плаца, на котором проводилась какая-то военная церемония. Это был военный смотр на котором присутствовали все военные чины. Большие массы офицеров самого низкого ранга стояли по бокам. Они были одеты в полевую форму одежды, за ними следовала длинная колонна учеников морской авиационной школы или мичманов, или еще кого-то, как их там зовут в морской авиации. Я не большой знаток морской терминологии.
Моему шоферу удалось отыскать свободный проезд, ничем не заблокированный и он доставил меня к самому пирсу, откуда я мог видеть, через гавань, остров Санта Розу, но отсюда я не мог видеть ничего похожего на заброшенное фортификационное сооружение. Я, может быть, не смог бы его заметить даже и днем, на самом острове. Я хорошо слышал звуки духового морского оркестра, когда подошел к дверям здания под номером 1000. Находясь здесь, я не испытывал особенного желания быть посвященным в тайны науки.
— Мистер Коркоран, — спросил меня охранник.
— Да, сэр.
— Пожалуйста, садитесь. Я сообщу доктору Коркоран. Она ждет вас.
Затем она спустилась по лестнице, вниз. Эта женщина выглядела так же, как та, прежняя, только волосы ее были уложены иначе и привлекательнее и губная помада заняла свое постоянное место, гладкая и зовущая.
На ней был надет коричневый свитер и коричневая юбка, в которой она казалась особенно стройной и высокой. Только ноги ее не изменились. Они, красиво очерченные, хорошо вырисовывались под коричневой тканью юбки, а в нейлоне и на высоких каблуках они смотрелись просто изумительно.
Я вскочил на ноги, не зная, что ожидать. Она прошла через гостиную обняла меня и крепко поцеловала, что еще более удивило меня. Мы расстались совсем не по дружески.
Я услышал в ушах ее голос, — играй же, черт тебя подери! Охрана — старомодная и болтливая. Не стой, как истукан! — Она отступила на шаг и сказала, не справляясь с дыханием: Мы разминулись, дорогой.
— Я пытался вернуться поскорее, но меня все время задерживали. Ты великолепно выглядишь, Оливия!
— Вот как? — она в замешательстве что-то, по-женски, поправляла в прическе. Я вспомнил, что она никогда раньше не поправляла прическу после поцелуя. — Как доехал, дорогой? — Наконец-то догадалась спросить она.
— Так себе. Над горами я почувствовал некоторую слабость, но все обошлось хорошо.
— Извини, что я не могла встретить тебя в аэропорту, но случились серьезные вещи. Автомашина за углом. Поехали.
— Она взяла меня под руку и повела на солнечный свет. — Спасибо, Поль. — сказала она уже совсем другим тоном. — Некоторые здесь вели себя так, будто не верят, что у меня есть муж. Охрана введет их в курс дела — старых сплетниц. — Она рассмеялась. — Все-таки мне надо продвигать свою карьеру и поддерживать репутацию, теперь, когда я уже не секретный агент.
— Разумеется.
— Не хочешь ли осмотреть окрестности? Я не могу показать тебе нашу работу, но здесь имеется интересное оборудование такого высокого класса, как центрифуга для людей и вращающаяся комната, в которой они изучают проблемы равновесия.... Ну что, хорошее предложение, а, Поль?
— Что?
— Я хотела потом извиниться, но ты ушел.
— Извиниться? За что?
— За то, что тебе пришлось так тяжело. Той ночью. Помнишь. У меня была причина по которой я не могла раздеться перед всеми. Я не имею в виду те грубые слова, которые тогда произнесла. — Она заколебалась и посмотрела на меня с загадочным блеском в глазах. — А ты и в самом деле раздел бы меня?
— Да, — подтвердил я.
Она мягко улыбнулась. — Я рада. Я не люблю людей, которые говорят грубости, а поступают нерешительно. Я не люблю людей смешивающих чувства с бизнесом или работой. Но ты, все же, настоящее чудовище. И я рада, что снова могу видеть тебя, Поль. Правда, правда!
— Я тоже люблю тебя, доктор! Когда мы подпишем эти бумаги? — Конечно, хорошо обсуждать минувшие события, но кому-то надо же придерживаться порядка в разговоре.
Она смолкла и улыбнулась, — да, — сказала она, — конечно.
У нее по-прежнему был ее маленький черный "Рено", ей даже не удалось, как я заметил, накрутить на нем много километров. Я вспомнил и без лишнего напоминания пристегнул ремень. Она тронула машину с места, но после двух кварталов нам пришлось вернуться обратно, по приказу полисмена; церемония еще не закончилась. И на другой улице дела обстояли не лучше. Мы находились сбоку от плаца, но нам не позволили проехать вдоль него. Я слышал, как резко отдавались команды. Кадеты, или как их там еще, готовились пройти строем.
— Послушай, — сказал я. — Оставь здесь машину и давай посмотри. Мне нравятся парады.
Она смотрела без всякого энтузиазма, но я вытащил ее из машины и потащил на плац. Я быстро нашел место откуда можно наблюдать незамеченным. Они шли вдоль края плаца, прямо на нас, четверо в ряд, стройным шагом, со знаменем впереди. Военные зрители отдавали им честь. Я, то же, вспомнил и снял шляпу.
Оливия толкнула меня локтем, я посмотрел в направлении ее взгляда, там шел лейтенант Брейсуейт, среди других, мимо трибуны, в военной форме, красиво отдавая честь, когда проходил мимо флага. Он выглядел счастливым и довольным. Он опять был на своем месте.
Кадеты прошли мимо угрюмо глядя перед собой. За ними проследовал оркестр, исполняя марш "Звезды и полоски навсегда...". Все это выглядело затертым и несовременным. Может наступит время и вот так они пойдут прямо на танки в сопровождении оркестра, разумеется тактика будет несколько иная. Может вот так очень красиво, а может и оркестра никакого, совсем, не будет.
Флотские музыканты почти поравнялись с нами. Оливия хотела заткнуть уши, а я вспомнил, стоя на острове, об авианосце, купающемся совсем в других звуках и наблюдая, как истребители возносятся в воздух.
Я вспомнил, что чувствовал свое превосходство, в сравнении с молодыми пилотами и об их игрушках, шумно падающих на палубу, но теперь я пришел к заключению, что у меня был не очень крепкий базис, для такого чувства. Может они и не такие ловкие в применении к моей работе, но было время, когда я и сам не очень-то ловко исполнял ее, свою работу. И мне пришлось бы дьявольски тренироваться, чтобы сделать то, что они смогли бы однажды сделать, включая и Брейсуейта.