– Налить вам хересу еще? Ну, как молитва? Поют весьма мило, не правда ли? Один‑два тенора недурных. Мы в прошлом семестре пробовали унисонное пение – весьма неплохо выхо дило, совсем даже неплохо. Сейчас явится Д'Арси. Он жаба страшенная. Вылитый типаж Сиккерта пятьдесят лет спустя, весь состоящий из брюк и воротничка. Вам еще, однако, повез ло, что явится он не в сопровождении сестры своей. Та хуже!
– Он какой предмет преподает? – Разговор шел уже снова в кабине Филдинга.
– Предмет? Боюсь, что здесь у нас предметов нет. Никто из нас ни строчки не прочел ни по какому предмету с момента окончания университета. – Понизив зловеще голос, он прибавил: – То есть если мы там вообще учились. Д'Арси преподает французский. Д'Арси – старший тутор по избранию, холостяк по профессии, сублимированный пед… агог по склонности, – Филдинг стоял теперь в позе, откинув голову назад, а правую руку простерши к Смайли,‑…а предмет его – изъяны ближних. По главной же своей должности он – самоназначенный верховный блюститель карнского этикета. Если вы в мантии прокатились на велосипеде, не так сформулировали ответ на приглашение, не по ранжиру разместили гостей за столом, употребили «мистер», когда речь шла о коллеге, Д'Арси вас выведет на чистую воду и сделает внушение.
– А каковы обязанности старшего тутора? – спросил Смайли, просто чтобы поддержать разговор.
– Это арбитр между классиками и природоведами, он составляет расписание и утверждает результаты экзаменов. Но главная его, горемыки, обязанность – мирить искусства с на уками. – Филдинг с мудрой грустью покачал головой. – А для этого требуется человек помозговитей, чем Д'Арси. А впрочем, – добавил он устало, – какая разница, кому достанется лишний час в пятницу вечером? Кому все это интересно? Уж конечно, не мальчикам, не бедным милым мальчуганам.
И Филдинг продолжал говорить о том о сем, и неизменно в гиперболических тонах, взмахивая иногда рукой, точно желая поймать увертливую метафору. О преподавателях говорил он с едкой насмешкой; и о воспитанниках – с сочувствием, если не с пониманием; и об искусствах – с пылом и с театральной растерянностью одинокого ценителя среди невежд.
– Кари не школа, а лепрозорий для умственно прокаженных. Кончили мы университет и прибыли сюда, и стали обнаруживаться в нас симптомы. Постепенное отгнивание интеллектуальных конечностей. Изо дня в день умы наши чахнут, дух наш атрофируется и мертвеет. Мы наблюдаем за процессом этим друг у друга, надеясь отвлечься от собственного гниения. – Он сделал паузу, поглядел задумчиво на свои пальцы. – Во мне процесс завершен полностью. Я представляю собой мертвую душу, а тело, в котором обитает сия душа, именуется Карном. – Весьма довольный сделанным признанием, Филдинг развел в стороны ручищи, распростер рукава‑крылья мантии, словно гигантский нетопырь. – Перед вами Вампир Карна. – Филдинг отвесил глубокий поклон. – Alcoholique et poete! (Алкоголик и поэт! ( ф р . )) – И зычным раскатом хохота завершил действо.
Филдинг поразил Джорджа Смайли – своими размерами, голосом, капризно‑переменчивым нравом, всей своей броской, крупнопланной манерой. Смайли и привлекал и отталкивал этот спектакль, эта вереница взаимно противоречивых поз; он не знал, требуется ли и от него, от зрителя, подача реплик. Но Филдинг до того, видимо, ослеплен был огнями рампы, что забывал о зрительном зале там, за рампой. Чем дольше вглядывался и вдумывался Смайли, тем неуловимей казался ему этот характер – многоцветный, но пустоцветный; дерзкий, но уклончивый; красочный, широкий, открытый и вместе с тем лживо‑извращенный. Не худо бы узнать подноготную Филдинга – богат ли он, к чему стремится, чем в жизни огорчен.
Не худо бы узнать подноготную Филдинга – богат ли он, к чему стремится, чем в жизни огорчен. Приход Феликса Д 'Арси, возвещенный мисс Трубоди, прервал раздумья Смайли.
Ни черных, ни иных свеч. Холодный ужин, превосходно приготовленный мисс Трубоди. Не бордо, а рейнвейн, подаваемый вместо портвейна. И наконец, наконец‑то Филдинг упомянул о Стелле Роуд.
Шла приличествующая месту беседа об искусствах и науках. Беседа эта была бы скучна (ибо не блистала познаниями), если бы не Филдинг, непрестанно шпынявший Д'Арси и старавшийся, по‑видимому, показать Д'Арси с наихудшей стороны. О людях и проблемах Д'Арси судил в основном с точки зрения «благопристойности» (любимое его слово) и отличался чисто женским зложелательством к коллегам. Поговорили, затем Филдинг спросил Д'Арси, кто заместил пока что Роуда.
– Никто, – ответил Д'Арси и прибавил елейно:– Ужасно потрясла эта история всю школу.
– Чепуха, – возразил Филдинг. – Мальчики любят смертоносные бедствия. Чем дальше мы от смерти, тем она притягательней. Для них все это праздник.
– Огласка делу была дана в высшей степени неблагопристойная, – сказал Д'Арси. – В высшей степени. Сознание этого, считаю я, довлеет в умах большинства наших преподавателей. – Он повернулся к Смайли. – Пресса, знаете ли, источник вечных наших огорчений. В прошлом такое не могло бы иметь места. В прежние времена великие фамилии и общественные установления наши были ограждены от подобных вторжений. О‑граж‑де‑ны. Ныне же все изменилось. Многие из нас принуждены выписывать бульварные газетки по этой именно причине. В одной из воскресных газет, в одном только номере сообщалось не менее чем о четырех бывших учениках Хекта. И обо всех четырех – в неблагопристойном контексте, смею вас уверить. И разумеется, эти газеты никогда не преминут упомянуть, что речь идет о карнианце. Я полагаю, вам известно, что у нас ныне обучается наследный принц. Сам я имею честь направлять его занятия французским. У нас также учится юный Солей. Во время бракоразводного процесса его родителей пресса вела себя прискорбно. Крайне прискорбно. Ректор писал об этом в Совет печати, должен вам сказать. Черновик письма составлен был мной. Но в связи с нынешним трагическим событием пресса буквально превзошла себя. Вчера репортеры даже присутствовали у нас на повечерии, представьте, в чаянии молитвы по усопшей. Заняли полностью две задние скамьи на западной стороне. Дежуривший в Аббатстве Хект попытался их выдворить. – Д'Арси помолчал, мягко‑осуждающе приподняв брови, затем улыбнулся. – Конечно, это не входит в компетенцию дежурного, но наш добрый Хект этим мало смущается. – Повернувшись к Смайли, Д'Арси пояснил: – Хект – один из наших атлетических собратьев.
– На ваш вкус, Стелла была чересчур низкопородна, не правда ли, Феликс?
– Отнюдь нет, – поспешно возразил Д'Арси. – прошу вас, Теренс, такого обо мне не говорить. Классовых различий я абсолютно не провожу; разборчивость моя касается только манер. Не спорю, что манеры ее оставляли желать лучшего.
– Она во многом была как раз то, чего нам не хватает, – продолжал Филдинг, не обращая на Д'Арси внимания и адресуясь к Смайли. – Она воплощала в себе все, от чего нам вменено в обязанность отворачиваться: муниципальные микрорайоны, красный кирпич новых городов и университетов – все, являющее собой антитезу Карна. – Внезапно обернувшись к Д'Арси, он сказал: – А для вас, Феликс, она была лишь низкопородна.
– Отнюдь нет. Неприемлемо воспитана – вот и все. Филдинг в отчаянии повернулся к Смайли.
– Вот, извольте, – сказал он. – Мы говорим на ученом жаргоне, носим ученые мантии.