Мне показалось, что вы именно такой человек, Хамфри.
— И вы не ошиблись. Испытайте меня! — сказал я пылко.
— Такому человеку я могу верить, — продолжала она, будто не слыша. — И для него я сделаю всё, если буду убеждена, что и он всё сделает для меня.
Чтобы двинуть дело вперёд, я сгрёб её в объятия. Она не сопротивлялась, но и не отвечала на мои ласки.
— Ради всего святого, довольно слов! Испытайте же меня! Ведь так можно человека с ума свести! Если вас волнует что-то, связанное с войной, то моё отношение к этой войне вам известно. Ну, поцелуйте меня ещё разок и скажите, что вы хотите знать.
Она послушно поцеловала меня, но тут внизу зажужжал звонок.
— Это он, — сказала Диана, высвобождаясь. — Жаль, что не вовремя, но мне он очень нужен. И если вы докажете, что я могу вам верить… тогда у нас будут и другие вечера… — Она вышла.
Когда она объявила, что ожидает ещё кого-то, я стал гадать про себя, кто бы это мог быть. Держал пари сам с собой — и позорно проиграл. Ибо меньше всего я ожидал увидеть мистера Периго. А между тем это оказался именно он, весь расплывшийся в фальшивой фарфоровой улыбке и похожий на маленького аллигатора с разинутой бело-розовой пастью.
— Моя дорогая! — воскликнул он, войдя и увидев меня. — Я удивлён, но очень рад, искренно рад. Право, это для меня полная неожиданность. Хотя, впрочем, не знаю почему, — ведь вы уже не раз высказывали весьма разумные и ободряющие суждения об этой бессмысленной войне, которую мы стараемся выиграть для русских и американцев. Как поживаете, мой милый Нейлэнд? Правда ли, что вы собираетесь делать что-то великое и ответственное у Чартерса?
— Мне предложено явиться на будущей неделе, — ответил я. — Но, разумеется, ещё не известно, что из этого выйдет.
— Они вас возьмут, — сказала Диана уверенно. — Но просите не больше восьмисот пятидесяти фунтов в год с возможной прибавкой через полгода.
— Вы слышите? — закричал мистер Периго, осыпая нас искрами, как коварное огненное колесо во время фейерверка. — Вот очаровательная женщина, которая не желает быть только украшением жизни, которая умеет быть полезной в этом нелепом мире и понимает, что жалованье в восемьсот пятьдесят фунтов может быть повышено тем или иным способом.
— Тем или иным, — повторила Диана. Затем, взглядом приглашая меня ответить, сказала спокойно:
— Вот мистер Периго спрашивает, начали у Чартерса выпуск эмберсоновских зенитных орудий или нет?
— А как же! — ответил я, не задумываясь. — Сделали штук десять, но приостановили производство, потому что взяли не те рамы затвора. И, кроме того, рабочие жалуются на вредные испарения.
— Как интересно! — воскликнул мистер Периго. — Но неужели они вам сами всё это рассказали?
— Нет. Меня водили по всем цехам, а я имею привычку держать глаза и уши открытыми.
Я был шумно хвастлив, но не переигрывал. И Диана посмотрела на Периго, как бы спрашивая: «Ну что, разве я вам не говорила?»
— Это хорошо, — сказал он и, отвечая на взгляд Дианы, добавил: — Нет надобности объяснять вам, дорогая, что у Чартерса нам нужен только он, и никто другой.
— Безусловно, — спокойно отозвалась Диана. — Но у Чартерса он проработает недолго…
— Если вы имеете в виду Белтон-Смитовский завод, Диана, то я уже совался туда, но они на меня даже не взглянули.
— Это потому, что вы пришли с улицы, — возразила она. — А стоит вам поработать несколько недель у Чартерса, найдётся вакансия и у Белтон-Смита, и мы легко устроим вас туда.
— Вы слышите? — прокричал мне мистер Периго и тут же переключился на Диану: — Вы, конечно, правы. Что значит интуиция умной женщины! Ну, а теперь…
Но она остановила его и произнесла резко-повелительным тоном:
— Нет. На сегодня хватит. Мы достаточно высказались. Прежде чем говорить остальное, нужно испытать человека. — Всё это, разумеется, предназначалось для мистера Периго, а не для меня, но потом она повернулась ко мне, выжала улыбку и сказала: — Я завтра не выхожу из магазина, но по субботам у нас во второй половине дня почти всегда полно народу, так что зайдите лучше с утра. — И, приняв величественную позу, обратилась к нам обоим: — До чего глупы эти люди! — воскликнула она с несвойственным ей жаром и даже раскраснелась — впервые за время нашего знакомства. — И они рассчитывают сохранить власть! Мир не позволит, чтобы им управляли идиоты. У нас — настоящие вожди, у нас — преданность делу, смелость, у нас — ум. А у них что, у этих жалких кретинов?
Речь эта сильно отдавала театральностью, но Диана искренно верила в то, что говорила. Я замечал, что очень многие её единомышленники становятся напыщенными и неестественными именно тогда, когда высказывают свои подлинные взгляды и чувства. Все они одинаковы, эти одураченные фюрером люди: где-то в глубине их сознания всегда происходит грандиозное оперное представление с ними и Адольфом в главных ролях. Стоя перед нами с царственным видом, Диана Экстон, вероятно, слышала в своём воображении скрипки и барабаны громадного оркестра.
Мистер Периго посмотрел на меня, я — на него. И пока Диана стояла и слушала воображаемый оркестр, каждый из нас прочёл правду в глазах другого. Я вынул сигарету и свою зажигалку особого назначения.
— Не горит, — сказал я, встряхивая её. — Нет ли у вас огонька?
Он с быстротой молнии достал из кармана точь-в-точь такую же зажигалку.
— Я бы отдал вам свою, — сказал он, поднося её к моей сигарете, — но это подарок старого приятеля.
— Спасибо, не беспокойтесь. Я завтра же приведу свою в порядок.
Всё было ясно, как день. Мы посмотрели на Диану, не совсем очнувшуюся от блаженных грёз о господстве нацистских умов над миром, и пожелали ей доброй ночи. Она всё ещё была настроена на высокий лад, и я порадовался в душе, что не нужно оставаться с нею. Диана вернулась на грешную землю как раз вовремя: мы уже спускались по лестнице. У двери она очень нежно пожала мне руку, и мы с Периго выскользнули на улицу.
Первые минуты мы оба молчали, хотя нам было о чём поговорить. Мы понимали, что, быть может, кто-нибудь бродит тут во мраке, дожидаясь, чтобы мы вышли от Дианы. Поэтому мы добирались до площади молча. Было уже за полночь, и сказать, что город казался спящим, значило бы не воздать должного месту и времени. Город просто-напросто куда-то провалился. Не было никакого Грэтли. Мы ползали в огромной неведомой пещере, и только кружки слабого фосфоресцирующего света освещали нам путь. Когда по площади кряхтя проезжал грузовик, казалось, что он свалился сюда из какого-то другого мира. Снова мне чудилось, что я с завязанными глазами странствую в аду.
— Куда мы пойдём, Нейлэнд? — спросил Периго — голос во мраке, не больше.
— Можем пойти ко мне. Но, если вы не возражаете, я бы хотел заглянуть по дороге в полицейское управление. Инспектору Хэмпу обо мне всё известно — он до некоторой степени помогал мне в работе, — и мне надо сказать ему пару слов, а если мы его не застанем, всё равно, я позвоню по телефону.
— Обо мне там не знают, — сказал Периго. — Но если и узнают сейчас, пускай. Не имеет значения.
— Никакого, — согласился я и объяснил ему, как убийство Олни столкнуло меня с Хэмпом.