— Не смей! Он пичего тебе не сделал!
— Зато я не уверен, что он ничего не сделал тебе! — резко ответил Вильмунд. Сейчас ему впервые пришло в голову, что племянник Модольва привлекает Ингвильду не только как больной, нуждающийся в ее заботе, и это открытие наполнило его душу досадой и горечью. — С тех пор как эти фьялли здесь, ты от них не отходишь, как будто все они — твои братья! После праздника я уеду, но даже если бы я уехал месяц назад, то потерял бы не много! Ты бы и не заметила! С того самого дня я тебя почти не видел! Ты даже ночевать не всегда приходила в усадьбу, а мне запретила приходить сюда!
— Глупый! Ведь я боялась, что ты заразишься! Двадцать семь человек умерли, ты понимаешь, умерли! Я не хотела, чтобы конунг лишился наследника!
— А сама ты, я вижу, не боялась заразиться! — запальчиво отвечал Вильмунд. — Даже сейчас, в последний мой вечер здесь, ты сидишь с этим…
— Так ты, оказывается, сын конунга! — удивленно, но без робости протянул Хродмар. Теперь он разглядел две тонкие косички, заплетенные на висках Вильмунда и заправленные за уши, — знак высокого рода квиттов. — Странно! — продолжал он. — У нас сыновья конунгов лучше умеют владеть собой. Ни один из сыновей Торбранда конунга не задирает гостей, хотя им всего девять и одиннадцать лет.
— Ты не мой гость! — с вызовом ответил Вильмунд. — И я…
— Зато онмой гость! — решительно перебила его Ингвильда и встала между ними. — И если ты, Вильмунд сын Стюрмира, хоть немного дорожишь моей дружбой, ты сейчас же прекратишь эту нелепую ссору. Ты ведешь себя недостойно! Ты слишком много пива выпил за столом!
— Ага, а он ведет себя достойно! — яростно воскликнул Вильмунд. Заступничество Ингвильды разожгло его ревность, и он уже не способен был осознать, как мало эта ссора украсит его в ее глазах. — Кто он такой? Ты его знаешь неполный месяц, а заступаешься за него, как за родного брата! Ты с ума сошла! Ты посмотри, на кого он похож!
— Он не трогал тебя!
— Да, он не трогает мужчин! Он трогает только женщин! Думаешь, я не видел, как он хватал тебя за руки? А что было, пока я не пришел? А теперь он просто прячется за твоей спиной! Узнаю доблесть фьяллей!
Ингвильда услышала за спиной вздох, а потом ладони Хродмара мягко легли ей на плечи и бережно, но решительно отодвинули ее с дороги.
— Оскорбляя меня, ты не прибавляешь себе чести, визгливый щенок, и только, — спокойно сказал Хродмар. — Но когда твой дурной язык касается чести йомфру Ингвильды…
Вильмунд видел, что его противник безоружен, поэтому он не стал хвататься за меч или нож, а просто сжал кулаки и подался вперед. Ингвильда ахнула: она помнила, с каким трудом Хродмар сегодня утром дошел от своей лежанки до порога. И ее поразила уверенность, с какой он шагнул навстречу Вильмунду. Кажется, впервые она увидела его во весь рост со стороны; сейчас лица его было не видно, и никто не подумал бы, что он едва оправился после тяжелой болезни. Гордость заставила его собрать в кулак все силы, накопленные за прошедшие дни. Быстрым и точным движением он поймал руку Вильмунда, занесенную для удара, и сильным толчком опрокинул его ка песок. Все-таки он был на семь лет старше и обладал опытом, который Вильмунду только предстояло получить.
— Нет, стойте! — Опомнившись, Ингвильда бросилась вперед. — Прекратите! Вильмунд! Опомнись! Не сейчас! Уймись, или ты от меня больше ни одного слова в жизни не услышишь, клянусь богиней Фригг!
Вильмунд поднялся на ноги, закусив губу и сжимая ладонью запястье другой руки. И его глаза горели таким бешенством, какое Ингвильда видела один раз в жизни — в глазах берсерка* Гроди Снежной Бороды. Ока снова встала между ним и Хродма-ром, и теперь ему уже не удалось бы ее отодвинуть.
— Мало чести… — задыхаясь, выговорил Вильмунд, минуя взглядом Ингвильду и с ненавистью глядя на Хродмара. — Потом скажут… Потом, когда ты окрепнешь и возьмешь свое оружие…
— В любой день, когда ты посчитаешь нужным, — ответил Хродмар, и его дыхание тоже прерывалось: он был еще слишком слаб. — Моим врагам не приходится долго меня искать. А когда найдут, многие начинают жалеть об этом.
— Полгода тебе хватит?
— Да, через полгода никто не упрекнет тебя в том, что ты бился с больным, — согласился Хродмар. — Мы встретимся с тобой в первый день праздников Середины Зимы*. Назови место.
— Здесь. — Вильмунд криво усмехнулся и сплюнул на песок. — Зачем искать другого?
— Один и Тор пусть будут свидетелями. — Хродмар вынул кз-под рубахи маленький серебряный молоточек-торсхаммер, один из тех амулетов, какие носят на груди все мужчины племени фьяллей. — Если только я буду жив и вправе распоряжаться собой — я буду здесь.
— Клянусь Одноруким Асом — тебе не придется ждать меня! — Вильмунд в свою очередь показал свой, квиттингский амулет — серебряную руку Тюра.
Ингвильда молчала, не вмешиваясь больше.
Вильмунд ушел в усадьбу, широко шагая и не оглядываясь. Но его гнев и досада остались: они так и витали в воздухе.
Хродмар снова сел на бревно, глубоко вдохнул.
— До чего же хорошо, что опять не больно дышать! — тихо сказал он. — Когда я там валялся, мне казалось, что вместо воздуха я вдыхаю кипящую смолу… А что этот Фрейр* меча так на меня набросился? — помолчав, спросил Хродмар. — Он кидается на всех гостей твоего отца, или это я так ему не понравился?
Ингвильда села рядом с ним и вместо ответа только вздохнула. Эта стычка оставила у нее очень неприятное, тревожное чувство. До Середины Зимы еще далеко — но боги были призваны в свидетели клятвы, и через полгода Вильмунд и Хродмар сойдутся в поединке. Ах, отчего Стюрмир конунг не забрал своего наследника еще после Праздника Дис*, когда сам был здесь, и не отправил в летний поход куда-нибудь к бьяррам?
— Значит, это я так ему не понравился, сделал вывод из ее молчания Хродмар. — Он твой жених? Почему ты мне не сказала?
— Он вовсе мне не жених! — горячо воскликнула Ингвильда и сама вдруг устыдилась своей горячности. — Вовсе нет! — тихо добавила она.
— Тогда какое право он…
Хродмар вдруг запнулся, словно о чем-то вспомнил. Постепенно до него доходило все то, что ему высказал Вильмунд и чего он в горячке ссоры не заметил сразу. Оглянувшись, он взял с земли блюдо с медвежьими ребрами, с небрежностью богатого человека выкинул дорогое угощение на землю, перевернул блюдо и заглянул в его гладко отполированное светлое дно.
Ингвильда ахнула, схватила его за руки, стараясь помешать, ко было уже поздно. Он уже все увидел.
Некоторое время Хродмар внимательно разглядывал свое лицо. Потом он выпустил из рук блюдо, и оно мягко упало на песок. Отвернувшись, Хродмар медленно опустился па землю, словно у него больше не было сил стоять. Потом он закрыл лицо руками.
Ингвильда вспомнила слова Модольва: «Ведь он самый красивый парень во всем Фьялленланде». Был. Должно быть, самому Хродмару это небезразлично.
А Хродмар лег на землю, опустил голову па руки, как будто ему было противно смотреть па свет. Даже его затылок и спина выражали такое болезненное отчаянье, что сердце Ингвильды перевернулось от жалости.
— Хродмар! — Она села рядом с ним и положила руку ему на спину, потом погладила по волосам. Волосы, отмытые после болезни, были очень красивы и свивались в мягкие колечки на концах. Хрод-мар не пошевелился. — Хродмар, перестань! — умоляюще заговорила Ингвильда. — Не слушай Вильмунда. Он дурак! — решительно добавила она, всей душой негодуя на товарища своего детства.
— нет, он все правильно сказал, — глухо выговорил Хродмар, не оборачиваясь.