Несколько минут чародей стоял в кажущейся прострации, тщетно пытаясь усвоить белую энергию, затем конвульсивным рывком всего «тела» исторг ее и бочком двинулся к медитативному манку. Расчет Магруха и Кефа вполне оправдался, хитрая машина надежно приворожила дух стигийского колдуна посулом нового воплощения, которого алчет любое низкоморальное сознание. И все-таки надо было отдать должное уму и стойкости чужеземного гостя: он не кинулся прожорливой щукой ни на одну из приманок, не тронул даже злодея, приговоренного к смерти, хотя Абакомо вполне мог себе представить, сколь соблазнительно выглядят в подобной ситуации тело и разум ЧЕЛОВЕКА. Еще раз явив свою невероятную проницательность, колдун дождался, когда в манок усядется его главный недруг.
— Что тебя ко мне привело? — произнес, вернее, телепатировал Абакомо.
Душа колдуна из Черного Круга не ответила, лишь закачалась по-змеиному, раскрыла имитацию рта и высунула длинный раздвоенный псевдоязык. Глазницы углубились, превратились в колодцы, в тоннели, в их недрах набухала, наливалась черным соком пресловутая стигийская мгла. Абакомо и сам владел этим приемом, для мага с приличным стажем это совсем несложно, надо лишь как следует вжиться в образ удава, который завораживает беззащитную добычу, затягивает в пучину глаз ее агонизирующий разум. Нет, этот самонадеянный выскочка упрямо не желает признать, что связался отнюдь не с дилетантом. Абакомо снова оглушил его мантрой, а затем лихо обошел блокировку «мозга» и внедрил психогрыз — несколько стихотворных строк на мертвом языке атлантов. Стихи лишь на первый взгляд казались набором бессмысленных слов, — вскоре жертва агадейского короля обнаружила, что психогрыз звенит в «мозгу» назойливым рефреном, кочует по ассоциативным каналам, стирая на своем пути информацию лирико-метафорического свойства, и его совершенно невозможно вышвырнуть из «головы». Стигийский чародей заметно стушевался — низкоэтическому сознанию вовсе не улыбалось перейти в разряд несуществующих.
— Кое-что нетрадиционное, а? — Абакомо улыбнулся и телепатическим сигналом остановил психогрыз. — Может, перестанем играть в бирюльки и начнем торг?
Черный маг горестно вздохнул, точнее, расширил на миг полевую структуру. Властелин Агадеи повеселел — до сего момента незваный гость проявлял из эмоций только злобу, торжество и в редчайших случаях — страх.
— Ты ведь не ради развлечения сюда пришел, верно? — спросил король.
Стигиец пристально поглядел ему в «глаза» и неохотно кивнул.
— У тебя есть основания желать мне зла?
Колдун не ответил ни словом, ни жестом.
— Не расположен к откровенности, — заключил Абакомо. — Жаль. Поскольку ты вполне наказан за несвоевременный визит, у меня нет причин желать тебе дальнейших неприятностей. Напротив, я бы мог предложить кое-что ценное в обмен на откровенность. К примеру, воплощение. — «Произнося» эти слова, он ловил каждое шевеление мага и с удовлетворением заметил новый «вздох».
— Тебе интересно?
Никакого ответа.
«Блокировка! — осенило монарха. — На него просто-напросто наложили заклятие. Вульгарно и примитивно. Запретили какие бы то ни было сделки».
— Что, нельзя торговаться?
Маг с тоской поглядел на манок, на неподвижное физическое тело, и Абакомо понял, что угодил в точку.
— А принимать подарки?
Дух чужеземного злодея преобразился — «плечи» раздались вширь, «живот» втянулся, в «глазах» вспыхнули зеленоватые огоньки возбуждения. Король азартно потер несуществующие ладони.
— Это уже лучше! Надеюсь, ты теперь не сомневаешься, что я способен сделать подарок, который даже величайшему из чародеев покажется королевским. И цвет моей ауры уже убедил тебя, что я из тех, кто привык держать слово. Итак, достойное перевоплощение в обмен на кое-какие сведения.
При желании ты даже сможешь получить работу при моем дворе, но это, конечно, с условием, что дашь прочистить себе мозги и перестанешь злоупотреблять черной энергией. Как тебе такое предложение?
Было видно, как волшебник борется с соблазном и как побеждает соблазн.
— Вижу, ты смущен, — кивнул монарх. — Ничего удивительного. Насколько я понимаю, ты явился ко мне не по своей воле.
— Не по своей инициативе, так будет точнее. — Очевидно, маг, наконец, решился играть в открытую.
— Ага! Ты обладаешь даром речи. Замечательно. Можешь сказать, кто тебя послал?
— Нет.
— Табу?
— Табу.
— Для опытного мага Черного Круга, — заметил Абакомо, — ты слишком восприимчив к запретам.
— Запреты входят в условия договора, я принял их добровольно, — холодно ответил стигиец.
— Не торговаться и не открывать имени заказчика? Я правильно понял, ты работаешь по найму? Если б тебя послал твой властелин, Тот-Амон, то не было бы речи ни о каком договоре.
— Тебе не откажешь в рассудительности, о юный чародей. — Стигиец опустил «голову» в насмешливом поклоне.
— Я не считаю себя чародеем, но это к делу не относится. А что касается рассудительности, то позволь мне еще немного порассуждать. Если это не Тот-Амон — а какая, спрашивается, выгода повелителю Стигии искать ссоры с королем далекой крошечной страны, — то, скорее всего, кто-нибудь из моих соседей. Я прав?
Маг неторопливо кивнул. Абакомо воздел руки в притворном огорчении.
— О, всемилостивейшая Инанна! Когда же они образумятся, мои злокозненные соседи, когда утомятся плести интриги и возьмут с меня пример? Ну, разве я не образец доброты и скромности? Разве я не желаю всему человечеству, и в том числе этим прохвостам, только добра? — Он повернулся к чужеземцу и резко спросил: — Кто? Токтыгай?
— Фвах… — Неимоверная сила скрутила чародея, как прачка скручивает выстиранную рубаху, чтобы выжать последние капли воды. Абакомо вмиг понял, что сработал запрет произносить имя заказчика. Юноша пожал «плечами» — он ведь не требовал назвать имя, маг сам свалял дурака. Достаточно было сказать «да» или «нет», или просто кивнуть или отрицательно помотать «головой». Абакомо дождался, когда собеседник немного очухается, и насмешливо протелепатировал:
— Я не знаю человека по имени Фвах. Значит, не Токтыгай?
— Нет.
— Кто-нибудь из нехремских вельмож?
— Нет.
— Гм… Но — сосед… Вендийцы?
— И не они.
— Братья-разбойнички из Кара-Ала?
— Эти двое тут совершенно ни при чем.
— Так-так… Ну и задал ты мне задачку… Пандрский узурпатор никак не мог тебя послать, этот скупердяй скорее удавится, чем кошелек развяжет…
Маг энергично закивал, и Абакомо изумленно спросил:
— Сеул Выжига?
Опять кивок. Несколько мгновений монарх стоял неподвижно, осмысливая невероятную новость.
— Подумать только! Да падет на меня самая суровая кара Нергала, если я посмею сказать, что вижу, куда катится этот мир! Но зачем, зачем старому кровососу подсылать ко мне убийц?
— Затем, что он совсем не дурак и прекрасно видит, куда катится этот мир, — угрюмо ответил маг. — Прямо в пасть к твоему любимому Нергалу!
* * *
Для отважного сотника Нулана день начинался муторно. Ничто не могло избавить от горечи сердце бывалого апинского воина: ни добрый кусок конины с ячменной лепешкой, испеченной на камне, ни кубок хмельного золотистого вина из тыквы-горлянки, подаренной Бен-Саифом, ни дурманящий дым вендийской конопли. Не веселил даже стук зубов рыжего бритунца, надежно привязанного к колесу телеги. Долговязый узник недоумевал, почему он еще жив; его изводила мысль, что апийские живодеры просто-напросто не успели придумать для него достаточно изуверскую казнь.