Тонкий пока еще не понял, при чем здесь дверь. Рука сама ее толкнула (поддалась!), ноги сами шмыгнули внутрь, и его взору предстал длинный темный коридор. Сашка приоткрыл дверь, чтобы просачивалось хоть немного света, и пошел на разведку.
Метров десять коридор шел прямо. Ни окон, ни люстр, ни канделябров не наблюдалось. Выше его роста на стене белела проводка. Сигнализация?
Коридор повернул, Тонкий – тоже и ткнулся носом в запертую дверь. Приехали. Начинающий оперативник Александр Уткин сполз по стене на корточки и стал обдумывать положение. Собственно, обдумывать было нечего. В зал, откуда украдена печать, ведут два хода: парадный и этот. Парадный – из других залов, этот – неизвестно откуда. Потайной, наверное. Может, дверь в зале была занавешена гобеленом для скрытности, а по коридорчику французские короли ходили на свидания к своим французским фавориткам.
Тонкий представил, как они спотыкались и расшибали носы в темноте. Нет, господа, это коридор для прислуги. За запертой дверью наверняка комнатушки, в которых жили повара и служанки, а сейчас там всякие уборщицы, электрики, сторожа. Директор тоже там, присматривает за персоналом. Факт тот, что преступники любят такие служебные двери и темные коридорчики. Если печать сперли не во время реставрации, а после, то подошли скорее всего по этому коридору. Хотя если запертая дверь ведет, скажем, в комнату охраны…
Тонкий встал и потянулся. «И че?» – сказал он себе и пожал плечами. Улик нет, хвататься не за что. Пора было идти к своим. Жозе-фу, наверное, уже подняла на ноги всю группу: «Где мой воспитанник?!»
У двери в зал Тонкий зацепил ногой что-то маленькое и тяжелое. Эта штука со скрежетом отлетела по полу и ударилась в стену. Дверь закрылась от сквозняка, ничего не было видно.
Пошарив руками, Тонкий нащупал плоскую холодную коробочку.
Глава VII
Кошки Дианы де Пуатье
Никто не хватился Тонкого. Гидра продолжала вещать, а группа – слушать. Выскользнув из-за двери, он смешался с экскурсантами и на свету рассмотрел свою находку: портсигар, махонький, с половину обычного, а тяжелый. Потемневший от времени металл тускло блестел. Серебро, наверное. Уж какие такие сигары входили в этот портсигар, непонятно, да и неважно. Суть в том, что вещь недешевая и мужская. Уборщица, пусть и французская, вряд ли может быть хозяйкой такого портсигара. Может, менеджер или директор? Тонкий спрятал портсигар и подскочил к Гидре:
– Извините, а там что? – перебил он, показывая на дверь.
– Служебная лестница, – скороговоркой ответила Гидра. – Ничего интересного. Раньше это была дверь в крыло прислуги.
Тонкий кивнул и, окончательно обнаглев, спросил:
– А менеджер там ходит? Или директор?
Гидра удивленно подняла брови.
– Лично я с ними там не сталкивалась, – отчеканила она суровым тоном учительницы. – Вам неинтересно слушать экскурсию?
Тонкий замотал головой, мол, интересно-интересно, и добросовестно уставился на Гидру.
Значит, не подвела интуиция начинающего оперативника Александра Уткина! Хотя делать выводы еще рано. Пройти по уборщициному ходу – не преступление. Потерять там портсигар – тоже. Мало ли кому захотелось потусоваться у места преступления. Может, этот портсигар полицейский уронил.
Гидра наконец сдвинулась с места и повела своих к автобусу. Весь замок она, конечно, не показала. Если все сто двадцать луарских замков осматривать полностью – жизни, может, и хватит, но двухнедельной путевки – точно нет.
Тонкий плюхнулся на сиденье автобуса. Он уже успел устать.
Вообще, тырить улики с места преступления – не дело. Попробуй докажи потом, что ты нашел ее именно на этом месте, а не еще где. Но что было делать начинающему оперативнику? Попросить Гидру позвать полицию: я, мол, улику нашел? Наивно, господа. У взрослых же все по полочкам: полицейские расследуют преступления, экскурсоводы водят экскурсии, подростки их слушают, а если не слушают, значит, это плохие подростки. Обычным портсигаром Гидру не проймешь, тут нужен труп в чемодане. И то, прежде чем позвонить в полицию, она будет раздумывать, не привез ли ты труп с собой, чтобы сорвать ей экскурсию.
За окном зеленела долина, Гидра стояла в голове салона, держалась за поручни и бодренько вещала в микрофон:
– Господа туристы, мы подъезжаем к замку Шенонсо. Построенный на воде, в центре обширного парка с восхитительными газонами, он поражает элегантностью, напоминая о своей исключительной судьбе. На протяжении всей истории он возводился, обустраивался и управлялся женщинами. Дамы сердца, придворные дамы – семь женщин, две из которых были королевами, создали жемчужину Шенонсо. У всех у них были общие черты: исключительно сильный характер и деловое чутье. Благодаря своему вкусу и знаниям дамы Шенонсо оставили мировой культуре один из самых блестящих образцов искусства.
Тонкий угрюмо зевнул. Он представил себе этот замок, обустроенный одними девчонками. Если, скажем, Ленке дать замок, она его весь увешает бантиками, новогодней мишурой, а на шпили посадит плюшевых мишек с дурацкими сердечками в лапах. У французских придворных дам плюшевых мишек, может, и не было, но женские вкусы с тех пор вряд ли изменились. Его заранее начало тошнить.
Жозе-фу среагировала мгновенно. Увидав зеленую физиономию воспитанника, она, как фокусник, извлекла нашатырь (Тонкий не успел заметить откуда), сунула Сашке под нос, а когда Тонкий захрипел, глотая слезы, осведомилась:
– Александр, вам нехохошо?
Тонкий не нашел что ответить.
Девчачий замок оказался ничего себе, если не считать аляповатых архитектурных излишеств да трех-четырех кошек, с известными целями копающих ямки на клумбе. Гидра объяснила, что кошки прикормлены здесь еще со времен Дианы де Пуатье, да так, что до сих пор не могут их выгнать. Тонкий посмотрел на кошек с уважением, как на почтенных старцев, и замок показался ему вполне сносным.
В первом зале он глядел по сторонам и слушал экскурсию. Во втором – видел обстановку и слышал бормотание Гидры. В третьем уже спал на ходу, а потом перестал считать залы и замки. В каждом глазу как будто было по маленькому калейдоскопу: сотни разноцветных осколков крутились, складываясь то в одну, то в другую картину, и не было предела их творческим возможностям. За кадром бухтел голос Гидры:
– Сказочным великолепием поражает замок Шамбор, вдруг вырастая в глубине аллеи. Предполагают, что автором первоначального проекта был Леонардо да Винчи. Но точно имя создателя Шамбора неизвестно…
А вот загадочный замок Шато-де-Сомер, к сожалению, недавно у него разрушилась одна стена: дожди размыли почву…
На высоком скалистом утесе, возвышающемся над Луарой, еще в IX веке была построена крепость Блуа. В 1498 году королем Франции стал Людовик XII. Уроженец Блуа, Людовик решил обосновать здесь свою резиденцию…
Тонкий сквозь дрему думал, что Гидра и впрямь ненормальная: решила показать все сто двадцать замков за один день. Но тут Гидра громко кашлянула в микрофон, так что спящие туристы проснулись, и объявила:
– А сейчас мы с вами поедем в деревню троглодитов!
Глава VIII
Кто такие троглодиты?
Звучало интригующе, и простодушная Ленка стала вслух рисовать картину: «Французские троглодиты у своего жилья»:
– Они в шкурах, что ли, с дубинками? И все надушены французскими духами, после обеда вытирают руки о собственные волосы…
Жозе-фу ее одернула:
– Не говорите глупостей, Элен! Троглодитами здесь называют местных деревенских жителей, они одеты, как все нормальные люди, и пользуются салфетками.
Ленка пожала плечами:
– А чего тогда на них смотреть?
Оказалось, смотреть надо было не на троглодитов, а на их деревню. Деревня была не на, не под, а в огромной белой скале. В подножии были выбиты пещеры (понятно, почему местных жителей называют троглодитами). Вход в пещеры закрывали вполне современные двери, а снаружи торчали спутниковые «тарелки».
У одной из пещер наблюдалось оживление. Вход был оцеплен веревкой, и по пятачку туда-сюда слонялись полицейские.
– Мастерская реставратора, – вполголоса объяснила Гидра, – того самого. Печать-то до сих пор не нашли.
Туристы синхронно повернули головы и стали полушепотом обсуждать, найдут или нет. Тонкий подбежал поближе, но его шуганул сердитый французский полицай. Он успел разглядеть в открытую дверь свалку красок, деревяшек, столярных инструментов, плед, кресло и компьютерную клавиатуру. Не повезло реставратору. Тонкий чувствовал, что его подставили. Если Вибре не дурак, если печать до сих пор не нашли…
Гидра встрепенулась, заметила непорядок и попыталась переключить внимание на себя:
– Это легендарная скала: из нее выбивали камни для постройки всех замков Луары…
Тонкий подумал: какой же была эта скала до того, как ее раздолбали на замки?! Если сейчас ее хватило на целую деревню, то тогда…
– Охота же было долбить… – буркнул он.
Из головы не лез подставленный Вибре. Гидра услышала и поняла по-своему:
– Александр, это непрочный камень, известняк, при желании можно проковырять дырку шпилькой для волос. Выдалбливать его было нетрудно.
Тонкий выпросил у Жозефы шпильку и немедленно попробовал. Почти сразу из окна высунулся разъяренный троглодит, и Тонкий в первый раз обрадовался, что плохо знает французский. Судя по троглодитскому тону, слова, которые вылились на голову начинающему сыщику, были отнюдь не приветственными. Тонкий отскочил, извинился… Но разве мог он поверить Гидре на слово? «Вряд ли с той стороны тоже есть окна», – решил он и побежал вокруг скалы.
Хотя автобус остановился в самом начале деревни, на обегание скалы ушло с полчаса. Окон с обратной стороны действительно не было, и Тонкий с любопытством начал ковырять скалу шпилькой. Известняк крошился легко, как школьный мел. Будь у Тонкого в запасе хотя бы сутки, он бы проковырял шпилькой в скале сквозную дыру. Еще и пообедать бы успел. Если все так просто, то, может, печать и правда украл реставратор? Выдолбил он себе тайник, скажем, под ванной. Отодвинуть ее тяжело, а так не видно. Кому надо что-то положить или достать – протянул руку, и готово…
Прискакала Жозе-фу, отобрала шпильку, заявила, что он плохой мальчик и что они сейчас же поедут домой. Тонкий не возражал, тем более что экскурсия кончилась и туристы во главе с Гидрой уже маячили у автобуса.
Глава IX
Ниндзя
В номере Тонкий плюхнулся на диван и под негодующие вопли Жозефы (Александр, сньимите кроссоффки!) стал переваривать события минувшего дня. Нашел портсигар на месте преступления (а может, и не на месте. Мы ведь не знаем, сам ли Вибре спер печать или вор пришел после него в музейный зал). Увидел мастерскую и полицаев. Узнал, что печать до сих пор не нашли и что мастерская (да и замок!) сделаны из непрочного камня, лазейку или тайник можно продолбить, где хочешь и быстро. Вывод?
Надо снять кроссовки, а то Жозе-фу покоя не даст.
Кроссовки Тонкий скинул, гувернантка отстала. Вывод, господа, какой вывод? Да никакого! Маловато информации даже для самой слабенькой версии. Может, печать стащил Вибре, может, кто из администрации, может, африканский слон в юбочке.
Жозе-фу дала воспитанникам полчаса, чтобы переодеться (а вы как думали!), и потащила вниз ужинать.
Гостиничный ресторан был похож на спортзал. Высоченные потолки, огромные окна. Сходство портили только люстры и столики. Тонкий не мог сказать, чего больше. Кажется, на каждый столик приходилось по люстре.
Длинный стол был уставлен закусками: вначале что-то малопонятное, но по виду мясное, в конце – фрукты на десерт. Подходи, бери, что хочешь. Правда, тарелочки дают маленькие. Тонкий для начала набрал себе по ложке разных паштетов и по горке риса и кукурузы на гарнир. Места на тарелке уже не было, а две трети стола остались неисследованными. Пообещав себе вернуться, он пошел к сестре и Фрёкен Бок.
Ленка выпендрилась: набрала себе какой-то кривой лапши, которая оказалась ростками пшеницы. Судя по ее лицу, есть это было невозможно, но Ленка ела, потому что Жозефа сказала ей, что от пророщенной пшеницы улучшается цвет лица. Они уже устроились за столиком, спиной к окну, лицом к воротам. Ворота были сделаны под дерево, и замок на них висел большой, явно ненастоящий. Ворота точно куда-то вели – оттуда доносились хохот и мурлыканье французского певца.
– Что там? – спросил Тонкий.
– Бар, – ответила Фрёкен Бок.
– А в баре поет Патрик Питбуль, – добавила Ленка. – Мадемуазель Жевузэм, пойдемте треснем по стаканчику сока?
Фрёкен Бок строго посмотрела на Ленку:
– После. Если будете хорошо себья вести.
Тонкому стало жаль сестру. Ну, нравится ребенку обезьяна, что с того? Он в детстве тоже любил ходить в зоопарк. Каждое воскресенье приставал к дедушке: «Пойдем на зверюшек посмотрим!» И если дедушка отказывался, это воспринималось как самое страшное наказание. А эта Жозе-фу… Ну в чем, спрашивается, провинилась Ленка, чтобы лишать ее удовольствия полюбоваться обезьяной?!
Тонкий пожалел, что не взял с собой Толстого. Верный крыс показал бы этой даме, как нехорошо лишать детей общения с животными. Забрался бы ночью под одеяло и показал бы. То-то бы она визжала!
Ленка надулась. Она опустила голову и ковырялась в своих ростках, похожих на замороженных червяков. Тонкий решил во что бы то ни стало дать сестренке возможность слинять полюбоваться на обезьяну. Подсыпать Жозефе в кофе снотворного, и пускай храпит. Тогда и самому можно будет погулять. Но где взять снотворное?.. Или вот еще финт: прикинуться больным и переключить внимание на себя. Но вряд ли Фрёкен Бок будет так занята больным ребенком, что не заметит отсутствия здорового. Проще всего дождаться, пока гувернантка сама уснет. А что? Бар открыт всю ночь. Вместо Ленки под одеяло подложить свернутую куртку на случай, если Жозе-фу все-таки проснется. Когда дедушка Тонкого и Ленки еще служил в армии, он так убегал по ночам воровать огурцы с огорода старшины. Положит под одеяло свернутую шинель и пойдет. А дежурный по роте смотрит на шинель и думает, что это рядовой Уткин, просто он укрылся с головой и чуть-чуть потолстел.
Самым трудным оказалось разбудить Ленку, не разбудив Жозе-фу. Тонкий до полуночи бегал умываться холодной водой, чтобы не уснуть. Ровно в полночь из соседней комнаты послышался храп – и уж точно не Ленкин. Сашка выждал еще полчаса и прокрался к сестре. Ленка безбожно дрыхла, забыв о своем намерении повидать обезьяну. Тонкий одной рукой зажал ей рот, чтобы разбуженная сестренка не завизжала, а другой стал щекотать. Так Ленка скорее проснется. Сестренка замычала, взбрыкнула, больно пнув Тонкого по коленке, потом открыла блестящие в темноте глаза и тупо уставилась на Тонкого.
– Ты в бар хотела. Обезьяну слушать, – напомнил Сашка и освободил ей рот, надеясь, что сестренка уже разобралась в ситуации и не станет шуметь.
– Какую обезьяну?! – в полный голос крикнула сестренка. – Отвали, я спать хочу.