Отсталая Ленка не смогла распознать в нем призрак Леонардо да Винчи. Конечно, где ж ему еще быть, как не в Амбуазе. Ведь здесь его гробница.
Для привидения Леонардо вел себя вполне прилично: не завывал, рож не корчил, а без дешевых спецэффектов парил куда-то по своим призрачным делам. Тонкий стиснул зубы и решил досмотреть до конца: куда он пойдет, что будет делать. Но не тут-то было! Ногти сестры больно впились ему в руку, Ленка завизжала и потащила Тонкого в неизвестном направлении.
Пришлось бежать за ней. Тонкий пытался объяснить, что гостиница в другой стороне, но сестренка не слушала.
Минут через пятнадцать, когда Тонкий перестал понимать, где находится, Ленка вырулила к знакомой скале. Троглодитская деревня! Тонкому казалось, что она гораздо дальше от Амбуаза. Похоже, экскурсионный автобус возил их кругами, чтобы сперва замки показать, а уж потом – троглодитов.
Тяжело дыша, они рухнули на землю у подножия скалы.
– Видал?! – победоносно шепнула Ленка. – Или все еще не веришь?
– Верю, – кивнул Тонкий и спросил: – Ты поняла, кто это?
– Привидение. А что, есть другие варианты? – хмыкнула Ленка.
– Призрак Леонардо да Винчи. Врубаешься?
Ленка поскребла в затылке:
– Это его гробница-то внутри?
– Ну! – подтвердил Тонкий. – А призрак снаружи прогуливается.
– Слышь, Сань, – заволновалась Ленка. – Я в кино видела: если призрак вылезает из гробницы и начинает всюду шляться, значит, ему что-то не нравится!
– Например?
– Ну, там, завещание его не выполнили или еще что. Мало ли, какие могут быть причины.
Сашка подумал, что у Леонардо да Винчи таких причин может быть миллион. На то он и великий художник. Картину повесили не в тот музей, или журнал «Юный художник» зажилил гонорар… Пока докопаешься да устранишь причину его ночных прогулок, этот призрак всю Францию перепугает! Даже молодой, подающий надежды художник Александр Уткин недостаточно полно знает историю жизни и творчества Леонардо да Винчи. То есть не может так сразу ответить на вопрос: «Зачем призрак вылез из своей гробницы?»
– Может, ему туристы не нравятся? – предположила Ленка. – Ходят, галдят, пялятся, покой нарушают.
Тонкий покачал головой:
– Тогда бы он уже давно во все газеты попал. Представляешь, сколько лет сюда ходят туристы?
Где-то неподалеку звонко ударили железом по железу и застучали, катясь, отбитые камни. Еще удар. И еще. Судя по всему, кто-то из троглодитов расширял свою квартиру. Удобно жить в скале. Скажем, приехала к вам тетя из деревни, а положить ее некуда. Ладно. Кайло ей в руки – и, пока вы бегаете в магазин за тортом, тетя уже вытесала себе нишу с лежанкой, а дня за три, глядишь, и забацала отдельную комнату.
Ночной каменотес приноровился и начал бить, не переставая. Похвальное трудолюбие, но почему ночью? И что за фигню он ваяет – черный ход, что ли? Сидели-то брат с сестрой у той стороны скалы, где не было ни дверей, ни окон. Каменотес определенно пробивался в одну из троглодитских квартир, только вот зачем? Может, он ключи от дома потерял (скала мягкая, к утру продолбит), а может, готовил кражу?
Тонкий прижал палец к губам: «Молчи, Ленка», – и стал отползать, пока не увидел примерно то, что и ожидал: некто в черном, встав на колени, бил молотком по длинной железке.
Каменотес громко стучал, не стеснялся, а когда угодил молотком по пальцу, долго исполнял под луной что-то вроде ритуального африканского танца, вопя и ругаясь по-французски. Словом, он не боялся быть замеченным, и это сбивало с толку.
– Не поняла! – подползла Ленка.
Тонкий отмахнулся: он и сам не понял. Может, это троглодитский способ квартирных краж? Так проще замок взломать. А главное, что себе думает хозяин? Должен же он слышать стук за стеной. Сейчас как выскочит, как надает по шее горе-взломщику. Сейчас. Вот сейчас…
Каменотес наплясался и опять стал долбить стену. Судя по всему, он знал, что хозяина нет дома.
РЕСТАВРАТОР! – осенило Тонкого. Вот кого сейчас точно дома нет. А дверь его квартиры должна быть опечатана, так что понятно, почему Каменотес решил пробиваться через стенку. Что же он там забыл-то, а?
– Слышь, Лен? Он к Вибре ломится.
Ленка кивнула:
– Угу. Полицию звать надо, только я мобильник не взяла, да и телефона не знаю.
– И по-французски плохо умею, – добавил за нее Тонкий, потому что сам плохо умел по-французски. Как все-таки тяжело сыщикам в командировке!
За спиной послышался шум мотора, и на скалу упал свет фар. Тонкий обернулся посмотреть, что там подъехало, увидел – автобус, а когда снова посмотрел на скалу, Каменотеса не было. Испарился.
Водительская дверца распахнулась. За рулем автобуса сидела Гидра.
– Который час, господа? – церемонно поинтересовалась она.
– Пять утра, – честно ответила Ленка.
Гидра осуждающе покачала головой:
– Вы любите ранние прогулки? И по возможности без няни?
– У нас гувернантка, – буркнула Ленка.
– Это не меняет дела, – строго заметила Гидра. – Мадемуазель Жозефа вас обыскалась. Представляете, что она испытала: просыпается, а детей нет?!
Тонкий представил – кайф! Никто не ноет, не шумит, не за кем присматривать! Живи да радуйся за троих, потому что оплачены все три путевки.
– Домой, живо! – скомандовала Гидра, открывая пассажирскую дверь автобуса. – Мадемуазель Жозефа сейчас вам покажет!
Некоторые взрослые обладают поразительной способностью портить детям настроение. Сидят себе дети у скалы, налюбовавшись призраком, думу думают, за преступником охотятся… И тут бац: «Вы любите ранние прогулки?» Тьфу!
Тонкий с Ленкой забрались в автобус. Надо было признать, что роль пойманных беглецов имела свои преимущества. Все места свободны, Жозя не пристает (Александр!), Гидра не бубнит в микрофон, вываливая на тебя кучу сведений, которые тут же забываются, а спокойно себе рулит. Тонкий сел у нее за спиной, чтобы смотреть и вперед, и по сторонам.
Светало. Луара в первых лучах солнца уже не серебрилась, а золотилась, белилась и немножечко розовелась. Верхушки деревьев изумрудились и осторожно шевелили листочками. Тонкий пожалел, что, убегая ночью, не захватил этюдника… И тут же придумал отмазку для себя с Ленкой.
В вестибюле гостиницы под пальмой поджидала воспитанников одетая, причесанная, напомаженная Жозефа. Широкий пальмовый лист висел низко над ее головой и казался продолжением прически. Заметив ребят, Жозефа молча встала (а лист остался на пальме), сказала: «Пошли», – и прошествовала к лифту.
– Мадемуазель Жевузэм, – заныла Ленка, но Тонкий ее перебил:
– Я порисовать хотел. Замки там, деревню. И Ленку взял, чтобы не страшно было. Ночью замки выглядят выразительнее. Мы постеснялись вас будить… – В доказательство он вынул из кармана большой блокнот, с которым никогда не расставался. Ни акварелью, ни маслом в блокноте ничего не нарисуешь, он только для карандашных набросков. Но блокнота хватило, чтобы произвести на Жозефу нужное впечатление.
Сашка правильно рассчитал. Взрослые терпеть не могут юных непослушников, но юным талантам готовы многое простить. Минуту назад Жу-Жу готова была рвать и метать, потому что этот хулиган Александр Уткин сбежал от нее среди ночи, чтобы заставить волноваться, довести до инфаркта, а может, и напроказить в ночной долине Луары. А сейчас она уже совсем не сердится на этого милого талантливого мальчика и его прелестную сестренку. Ну, захотелось юному гению нарисовать ночную скалу! Этот деликатный и хороший во всех отношениях мальчик даже постеснялся будить ее, Жозефу, и взял с собой сестру, которая, конечно, не может так защитить вундеркинда от ночных хулиганов, как гувернантка. Господи, да она даже не спросила, как они себя чувствуют, не случилось ли с ними чего по дороге! Злая, нехорошая гувернантка Жозефа! Жозе-фу – одно слово.
Фрёкен Бок наклонилась, посмотрела на ребят и осторожно спросила:
– Ви в порьядке?
– Да, – Тонкий старался отвечать спокойно, но внутри его все пело!
– Немножко замерзли, – в тон брату добавила Ленка.
Жозефа кивнула и осторожно погладила ее по голове:
– Я закажю вам горячьего мольока в номер.
Ленка закатила глаза. Что она «любила» больше всего на свете, так это горячее молоко!
Глава XII
Новость
Погода переменилась к лучшему. Стало теплее, понизилась влажность воздуха. Толстый сам не помнил, когда это случилось. Засыпал – было холодно, проснулся – тепло. Лапы ломить перестало, да и вообще верный крыс чувствовал себя не в пример лучше, чем сутки назад. Он зевнул, показав на всякий случай длинные резцы (а вдруг где-то рядом спрятался враг?! Пусть видит!), встал и огляделся.
Вокруг были все те же тряпки. Лежали они уже не так тесно, и от этого их казалось меньше. Бумаги не было вообще. Нет, так не годится! Гнездо без бумаги, как клетка без прутьев: опасно, неуютно и погрызть нечего. Толстый умылся, обкусал ближайшую тряпку для подкрепления сил и отправился на поиски бумаги.
Любая дикая крыса подняла бы его на смех: «За бумагой? Днем?!! Да чему тебя в стае учили?! Днем надо спать, а за бумагой и едой ходить ночью!» Но Толстый был домашний, ручной, он жил в стае людей, которые делают все наоборот: ночью спят, а днем добывают себе еду и бумагу. Вот и перенял человеческие привычки. Потому что, как говорят все те же люди, с волками жить – по-волчьи выть.
Клетки у людей обычно многокомнатные, Толстый давно это усвоил и смирился. Но в этой клетке оказалось чересчур много комнат. Так много, что год будешь бегать и все не обежишь. Толстый сунулся в одну, заглянул в другую, подобрав там и там по бумажке. Из третьей его прогнала какая-то горластая дама (крысу, что ли, не видела?!), но на прощание бросила Толстому целый ворох больших жестких бумажек, скрепленных тоненькими железками. Сойдет!
По комнатам Толстый шатался до вечера. Каждую бумажку он относил в комнату, откуда пришел, и клал под кровать. Под кроватью хорошо – темно и спокойно. По бокам тебя прикрывает свисающее покрывало, а наверху сторожит хозяин.
Тонкий валялся на кровати и рассеянно щелкал французским пультом французского телеящика с французскими фильмами и французскими телепередачами. Нет, что-то он все-таки понимал.
Вот кинофильм, где уже полчаса бегают и стреляют. И без языка ясно, что плохих убьют, а наши победят и поцелуются в конце. Вот мультик про Тома и Джерри, эти вообще ничего не говорят, только орут иногда. А титры в конце почему-то по-французски, но их читать неинтересно. Вот новости: из замка Амбуаз выносят на реставрацию мебель – старинную кровать, изрезанную ножом, столик без ножки, – ясно, кто-то попортил экспонаты музея…
Глава XIII
Куда не пускают туристов?
Так, минуточку! Вот уж новость так новость! Тонкий же минувшей ночью был у замка и заметил поблизости только призрак Леонардо да Винчи. И еще долго гадал, чего этому призраку не сиделось в своей гробнице… А вдруг вандал успел побывать в замке до того, как туда пошли Тонкий с Ленкой? А призраку не понравилось, что кто-то вандалит в его владениях, вот он и вылез. И наткнулся на ни в чем не повинных Уткиных… Кому, интересно, понадобилось портить музейные экспонаты? Да и зачем?
На свете много дураков, придурков и полудурков – Тонкий это понял еще в несознательном возрасте, когда пришел в первый раз в первый класс и познакомился со своими будущими одноклассниками. Некоторые одноклассники оказались очень даже ничего, некоторым трудно давалось чтение и письмо, а некоторые упражнялись в письме не в тетрадках, а на партах. Этих-то и называли дураками и вандалами. Такие вот и поработали в Амбуазе.
Какой-то важный француз, видимо, менеджер, тыкал пальцем в распоротую обивку кровати и что-то вещал. Тонкий понял, что он очень расстроен и еще что кровать повезут на реставрацию (не выбрасывать же такой ценный экспонат!). Он еще с полминуты послушал французскую речь, а потом позвал Жу-Жу.
– Мадемуазель Жозефа! В Амбуазе вандалы!
Жозе-фу прискакала как на пожар: быстро и с кружкой воды в руке.
– Александр, вам нехорошо?
Отсталая личность! Ей про вандалов, а она… Или Тонкий так жутко кричал, что Жозе-до-ре-ми-фа-соль решила, что ему плохо?
Сашка мотнул головой и показал на экран:
– Смотрите! Вандалы в Амбуазе.
Жучка посмотрела. Она смотрела долго, секунд тридцать, а потом села на кровать рядом с Тонким и заплакала. Тонкий слегка ошалел. Конечно, вандалы в музее – это неприятно, но нельзя же так убиваться в конце концов! Починят эту кровать и столик. А может быть, и вандалов поймают.
– Александр, Александр, – всхлипывала гувернантка. – У вас тонкая душа! Другие дети детективы смотрят…
Тьфу ты, блин! Так вот что растрогало Жозе-фу. А Тонкий думал…
– Поедем туда сейчас, мадемуазель Жозефа, – попросил он.
Неплохо бы осмотреть место преступления, пока все улики не затоптали журналисты с полицейскими. Жу-Жу закивала и разрыдалась еще сильнее.
Тонкий махнул рукой (ну ее, эту Фрёкен Бок) и стал собираться: фотоаппарат, карандаши, точилка… А где блокнот? Вчера, показав Жозефе кое-какие наброски, Тонкий оставил его у кровати на тумбочке.
Блокнот обнаружился под кроватью в куче носовых платков и чьих-то визиток. Похоже, Тонкий проспал мелкую стычку сестры с Жозей: гувернантка велела прибрать разбросанные вещи, Ленка прибрала – ногой под кровать. Без приказа она бы вообще не пошевелилась… Платки Тонкий тоже захватил, всю кучу, для Жозефы.
Ленка отсыпалась в соседней комнате. После ночных приключений ей было решительно наплевать на каких-то там вандалов. Но Фрёкен Бок не могла оставить без присмотра одного ребенка ради того, чтобы повезти другого любоваться на плоды вандаловского труда. Ленку пришлось будить и уговаривать.
Тонкий стаскивал с Ленки одеяло, а сам думал: зачем кому-то понадобилось портить королевскую койку и столик? Могли бы просто спереть. Он не слышал сестренкиных красноречивых монологов на тему: «Что бывает с теми, кто будит родных сестер» и «Как опасно в Амбуазе встретить Леньку-шатуна». С настойчивостью экскаватора он толкал и толкал сестру, пока та не сдалась. Она села на кровати и буркнула:
– Чего надо?
Тонкий объяснил, чего надо, и поделился своей версией причины возникновения призрака:
– Ему вандалы не понравились, Лен. Вот и вылез.
– А теперь ты хочешь пойти и запихать его обратно? Успокойтесь, мол, господин призрак, починят вашу кроватку. Вон, видите, сколько рабочих!
– Ну, Лен! – заныл Тонкий. – Поехали! Может, что узнаем про этих вандалов!
Ленка ворчала минут пять. На Сашку – за то, что призрак ему дороже сестры, на вандалов – за то, что они совершенно не считаются с ее, Ленкиным, режимом, на призрака – за то, что ему приспичило появляться именно в эту ночь, а не через пару недель, когда Сашка с Ленкой будут уже в Москве. А когда она все-таки оделась, Жозе-фу уже призывно брякала ключами от номера.
– Элен, мы идьем?
На улице встал вопрос о транспортном средстве. Сашке с Ленкой ночью повезло, ничего не скажешь, а сейчас все автомобилисты словно вымерли или разом поломали свои машины. Сашка бегал вокруг отеля проверять, не выезжает ли кто из подземного гаража, выбегал за ворота смотреть на дорогу… Ни-ко-го.
Пришлось искать Гидру. Та ошалела, узнав, что брат с сестрой не только не получили втык от гувернантки за ночное путешествие, но и собираются повторить его уже с гувернанткой и днем. Но автобус дала. Целый и даже с шофером. А пока искала шофера, ухитрилась разнести по отелю новость о вандалах и притащила с собой еще десяток туристов, жаждущих посмотреть на разрушенные экспонаты Амбуаза.
Дорога обещала быть нескучной. Тонкий с Ленкой уселись впереди и откинулись на спинки сидений. Жозе-до-ре-ми-фа-соль устроилась за ними.
– Не переживайте, Александр, – томно изрекла она. – У нас хорошие реставраторы. Все починят. И хорошие полицейские. Всех найдут.