– Ил жидкий, как сметана, в этой мути ничего не видно, – рассказывал водолаз, тяжело дыша. – Я пополз на животе, ощупывая дно руками; отмостка прослеживается до глубины трех метров.
Профессор тщательно вымыл в озере находку – два белых камня – и стал рассматривать их в лупу. Наши мальчики окружили ученого и с разинутыми ртами глядели на него.
Камень побольше был вытесан в виде ровного, гладкого параллелепипеда, поперек одной из граней другого камня шла бороздка.
– Часть водосточного желобка, – говорил профессор. Его выразительные глаза блестели.
Мы узнали, что Клязьма текла раньше под самым Боголюбовом, оттуда заворачивала сюда, к церкви, и, огибая ее слева, соединялась с Нерлью. Уровень воды в реках тогда стоял значительно ниже, чем сейчас в этом озерке-старице. Холм, на котором высится церковь, искусственный – его воздвигли на самом мысе между обеими реками.
Церковь построили по воле Андрея Боголюбского в течение одного лета 1165 года в память его сына Изяслава, убитого во время похода. Позднее Нерль и Клязьма повернули свои русла, камни со склонов насыпанного холма были увезены.
– А скажите, – обратился профессор к молодому человеку, – вы под слоем ила еще ничего не нащупали?
– Какие-то мелкие предметы, кажется, просто камешки, – слабым голосом отвечал молодой человек. Он никак не мог прийти в себя.
– А маленькие трубочки из бересты вам не попадались? Все наши тотчас же насторожились. Но водолаз ответил отрицательно.
Я решил выбрать подходящий момент и обязательно спросить профессора о березовых книгах.
В разговор вмешался бывший «русал». Он сказал, что раз из-за ледяных ключей нырять в плавках нельзя, ил мешает передвигаться по дну в водолазном костюме, а кинооператоры из-за пасмурной погоды не могут заниматься съемкой, значит, подводные археологические изыскания придется прекратить.
– Очень жаль! – сухо заметил профессор.
– Нашим мальчикам водолазный костюм велик будет, – шепнул за моей спиной Миша.
Выступил вперед Николай Викторович:
– Дайте мне акваланг, я нырну.
Это было так неожиданно! Мальчишки одобрительно загудели. Глаза девчонок расширились от восторга и тревоги.
– А вы, собственно говоря, кто такой? – Бывший «русал» смерил Николая Викторовича не очень дружелюбным взглядом.
– Я начальник похода московских школьников, – с достоинством ответил Николай Викторович. – А подводным спортом занимаюсь несколько лет.
– Пусть попытается, – попросил профессор.
– Даю разрешение, – словно нехотя процедил бывший «рус ал».
– Мой водолазный костюм третьего роста, сорок восьмого размера, – предупредил молодой человек в ковбойке.
– А у меня пятый рост, пятьдесят второй размер, – конфузливо признался Николай Викторович. – Я нырну в одних плавках.
Он быстро разделся.
Мальчики, едва дыша от нетерпения, помогли ему закрепить на спине баллоны, на ногах ласты…
– Меня заинтересовали те небольшие предметы, – говорил профессор Николаю Викторовичу.
– Постараюсь найти, – ответил тот.
Он расправил свои могучие мускулы, надел маску, взял в рот мундштук, решительно шагнул в воду и исчез под круглыми, как тарелки, листьями кувшинок.
Снова забулькали пузыри. Затаив дыхание мы ждали, следя за пузырями, передвигающимися куда-то влево. Дождь к этому времени перестал.
Скоро ли, скоро ли?
Пузыри беспрерывно булькали, теперь они передвигались вправо. Раз пузыри, значит, все в порядке, значит, человек дышит, человек живет… И все-таки невольно сжималось сердце.
Как невыносимо долго!
Наконец показалась голова, туловище… Николай Викторович, скользя по крутому откосу, вышел, что-то прижимая к груди. Мальчики тотчас же подхватили найденные предметы.
Николай Викторович сорвал маску…
– Уф! До чего же там мерзко и холодно! – вздохнул он полной грудью и энергичными движениями стал растираться.
Профессор и мальчики занялись полосканием находок в озере.
Из-за голов наших ребят «русал» никак не мог рассмотреть пять белых камешков, рядком положенных на траву.
– Что они тут мешаются, уведите их отсюда! – раздраженно накинулся он на меня.
Мальчики и девочки испуганно отскочили, уступая место «русалу» и кинооператорам.
Увы, Николай Викторович не нашел берестяных трубочек, а только белые камни. Четыре из них оказались просто обломками, а пятый, самый большой, был вытесан в виде полуцилиндрика с выпуклыми поперечными поясками поверху и понизу. Профессор поднял этот камень к самому лицу, тщательно осмотрел.
– Пойдемте, – сдерживая волнение, позвал он и повел нас к самой церкви.
По алтарной стене храма, по трем апсидам,(Апсида – полукруглая выступающая часть здания). от подошвы и до крыши тянулись восемь тонких полуколонок. Именно эти прямые, устремленные вверх линии вместе с узкими щелями – окнами – создавали иллюзию особенной воздушности здания. Каждая полуколонка стояла на резном основании, диаметром чуть пошире, чем найденный нами полуцилиндрик.
– Знаете, откуда этот девятый – лишний? – сказал профессор. – Когда-то храм опоясывала с трех сторон белокаменная галерея. Несколько лет назад под моим руководством здесь велись раскопки, и мы нашли остатки фундамента, нашли несколько резных камней с изображениями грифонов, барсов, поднявшихся в прыжке, и других чудищ. Ну, а найденный полуцилиндрик – лишнее доказательство существования этой галереи… – Профессор говорил все живее, все увлеченнее. – Я так ясно представляю себе на ярком солнце тот первоначальный белый храм, «измечтанный всею хитростию», как выразился летописец. Он возвышался, окруженный белокаменной галереей, на белом холме между Клязьмой и Нерлью, на фоне зеленых лугов и деревьев. Иноземные послы, заморские гости-купцы, когда приплывали сюда на ладьях на поклон к великому князю Андрею, поражались и восхищались немеркнущей красотой и великолепием русского зодчества…
– Нам пора ехать, – бесцеремонно вмешался бывший «русал».
Все наши изыскатели плотной стеной тотчас же окружили профессора.
О, мы понимали, мы чувствовали: он так много знает, он сможет нам помочь. Стараясь говорить короче, я рассказал ему о цели нашего похода.
Профессор, не обращая внимания на бывшего «русала», задал мне ряд наводящих вопросов, откинул голову, задумался немного, прищурил свои живые глаза и наконец заговорил:
– Да, пожалуй, я согласен с вашей теорией. Да, книги из бересты некогда существовали, хотя в летописях только однажды встречается упоминание о них. Да, кроме «Слова о полку Игореве», русские люди двенадцатого века, несомненно, создали иные, не дошедшие до нас поэмы и сказания. А вот сохранились ли в каких-нибудь укромных тайниках спрятанные березовые сокровища – это вопрос другой.
Бывший «русал» снова перебил профессора:
– Послушайте, скоро вы?
– Ну так поезжайте без меня, а я приеду на поезде, – резко ответил тот и снова с тем же увлечением продолжал нам рассказывать и давать советы. – Непременно разыщите в Суздале археолога Курганова. Редкой души человек, старый коммунист, крупнейший знаток древнерусской истории. Он наверняка вам поможет.
И, пожелав нам счастливого пути, профессор легко вскочил в кузов, за ним вскочили кинооператоры, молодой человек в ковбойке. «Русал» полез в кабину.
Машина поехала в сторону Боголюбова.
Пора было и нам двигаться в путь. Все стали в ряд. Гриша, как полагается, сбоку. Он провел перекличку, проверил имущество.
– У кого топоры, поднимите руки. У кого лопаты, поднимите руки. Покажите ведра и кастрюли.