— А причина смерти?
— Остановка сердца вследствие удара в область грудной клетки. Удар выполнен профессионально. Его мог нанести только специалист по боевым искусствам.
— Вряд ли это Наталья. Возможно, ее ухажер. Непонятно только, почему в кармане трупа были трусики Инны Сикорской.
— Ты извини, — сказал Чупрун, — но у меня масса дел. Спасибо тебе за информацию.
— Подожди, — заволновался Денис. — Разве ты не проведешь обыск у Лигановой?
— Проведу, как только.получу санкцию.
— А можно я поприсутствую?
— Лучше не стоит, — покачал головой Колюня. — У нашего отдела сейчас крупные неприятности, и я не хочу лишних проблем. Если кто-то стукнет, что мы привлекаем посторонних к расследованию, у полковника Обрыдлова могут быть неприятности. Кстати, ты про второй труп уже слышал?
— Про второй труп? Какой еще второй труп?
— Я утром спешил, поэтому и не рассказал тебе. История почти невероятная. Вчера на Пашу Зюзина свалился еще один труп Шарля Айма.
— Свалился? Как это?
— С неба. Точнее, из окна пятого этажа.
— Ты сказал — еще один труп Шарля Айма? Его что — из морга украли?
— Еще хуже. Я же говорю — история невероятная. Мне нужно бежать, а ты, если хочешь узнать подробности, съезди в рузаевский магазинчик. Там у них работает один хохол, Тарасик, по кличке Поддавал-пил.
— Я знаю его.
— Вот и отлично. Поддавал-пил был вчера вместе с майором. Он тебе все и расскажет. А я, если смогу, вырвусь к вам после работы, часиков в семь или чуть позже. Если не смогу — позвоню.
— Отлично. Прямо сейчас выезжаю в Рузаевку, — возбужденно сказал Денис и дал отбой.
* * *
За отсутствием дачников и отдыхающих, торговля в рузаевском магазинчике приблизилась к мертвой точке, и его сотрудники, оставив скучать за прилавком тощего лоточника Глиста, привычно выпивали и закусывали в подсобке.
Поддавал-пил, успевший с утра уже восемь раз пересказать их с майором вчерашние похождения, в нервах перебрал спиртного и, отключившись, мирно почивал в углу на ящиках с крупой.
— Вино, девочки, ночная Москва, милиция, драки, разбитые автомобили, разоренные гнезда любви… — вперив задумчивый взор в стакан с водкой, надрывно произнес Андреич.
— Это тост или размышления вслух? — на всякий случай уточнил Денис.
Продавец, ничего не ответив, продолжал меланхолично созерцать выпивку.
— Андреичу твои лавры покоя не дают, — пояснил Глеб Бычков. — Тоже решил книгу написать, но уже неделю торчит на первой фразе.
— Ты хочешь сказать, что «разоренные гнезда любви» и есть начало романа?
— Оно самое, — кивнул Бык.
— А что, звучит неплохо, — оценил Зыков.
— Может, и мне написать книгу? — включилась в разговор Регина. — Так и я могу: наркопритоны, обдолбанные торчки, вялотекущий мордобой, хмельные слезы, слюнявые поцелуи, бандитские стрелки, секс в подворотнях…
— А глаголы что, в расход пустили? — опрокинув в горло стакан красного вина, сурово осведомилась замдиректора Зоя Козлодемьянская. Когда-то она была школьной учительницей, и любые, не вписывающиеся в школьную программу новации чисто рефлекторно вызывали в темпераментной Зоиной душе волну праведного гнева; — Где, я вас, спрашиваю, глаголы, которыми, в натуре, положено жечь сердца людей? Новое слово решили сказать в литературе? Толстого переплюнуть, Льва Николаича? Так вот что я вам заявляю: типун вам всем на ваш могучий, правдивый и свободный русский язык.
— Чем, ты говоришь, жгут сердца людей? — уточнил далекий от литературы сторож Хрум. — Каким там еще, к едрене фене, глаголом? Дровами жечь надо или углем. На худой конец, бензином.
На несколько секунд в подсобке воцарилась гробовая тишина, после чего стены содрогнулись от дружного хохота.
Вьется в тесной печурке Лазо [5]
— На поленьях глаза, как слеза… — проникновенно запел лоточник Дубыч.
— Это метафора, — пояснил Бычков.
— Че? — изумленно вылупился на него сторож.
— Да ниче, суп харчо, — отмахнулся от Хрума Глеб. — А я тему для книги могу подсказать. Взаимопроникновение религиозной и криминальной мафий. Мне эту идею Психоз подкинул.
— Да, ты же сегодня ездил к Психозу! — встрепенулась Лариса Сушко. — О чем он с тобой говорил? Чувствуя на себе всеобщее внимание, Бык приосанился. Он намеренно не упоминал о похищении челюсти. Сотрудники были слишком потрясены россказнями Тараса, и его новость неизбежно померкла бы в сравнении с историей о покойнике, упрямо преследующем Пашу Зюзина. Однако теперь Тарас спал, страсти улеглись, и кража в храме способна была привлечь к себе должное внимание.
— Из перелыгинской церкви похитили челюсть святого великомученика Евфимия Многострадального, — весомо произнес Глеб. — Психоз хочет ее разыскать.
В подсобке снова воцарилось молчание. Народ пытался переварить столь пикантную сплетню.
— Упала лошадь, Сломала челюсть, Какая гадость, Какая прелесть, — заразившись вирусом литературного творчества, обратился к поэзии грузчик Гляделкин.
— Ну, ты даешь! — восхитился Дубыч. — Сам, что ли, сочинил? Да ты, брат, прям Пушкин, в натуре.
Порозовев от комплимента, начинающий поэт смущенно потупился.
— Какую челюсть? — уточнила на всякий случай Зоя Козлодемьянская. — Вставную, что ли?
— Скажешь тоже — вставную! — возмутился Бычков. — Самую настоящую — с костью и зубами. Реликвия это, понимаешь? Святые мощи великомученика Евфимия Многострадального; Крутая, говорят, вещица. Охраняет от нашествия гусениц и помогает в страсти пьянства и запоя.
— Ой, мамочки, грех-то какой! — испуганно ахнула jf суеверная Регина.
— Полезная, должно быть, штуковина, — заметил Андреич и, подумав, плеснул себе в стакан новую порцию алкоголя. — Нам бы в хозяйстве не помешала.
— А что б мы делали, трезвыми-то? — обиженно вскинулся сторож Хрум. — С тоски бы все перемерли.
— Это несколько спорное заявление, — заметил Денис. — А почему Психоз заинтересовался этой кражей?
— У него свои дела с перелыгинским игуменом, — объяснил Глеб. — Да и вообще, непорядок это — святыни православные воровать, да еще на нашей, синяев-ской территории. Кстати, челюсть эта в золотую оправу была вставлена, драгоценными камнями украшенную. Психоз говорит — вернуть надо святыню в храм, а с козлами, что святотатство учинили — разобраться по-свойски.
— Знать бы еще, где искать этих самых козлов, — покачала головой Регина.
— Ничего, у Психоза руки длинные. Если захочет — из-под земли их достанет, — сказала Лариса Сушко.
* * *
Полковник Обрыдлов взвинченно шагал взад-вперед по своему отнюдь не просторному кабинету. Пять шагов туда, пять — обратно. Двигался Иван Евсеевич быстро и нервозно, и Чупруну, наблюдавшему за своеобразным променадом шефа, казалось, что тот непрерывно поворачивается, от чего у опера даже началось легкое головокружение.
— Кошмар, — подвел итог полковник. — Худшего дела у нас не бывало. Я чуть со стыда не сгорел в посольстве, когда этот бельгиец спросил меня, кто же из покойников Шарль. Мне и в голову не пришло задуматься об этом. Старею, видать.
— Не бери в голову, — махнул рукой Колюня. — Неделя тяжелая выдалась — сплошные неприятности. Я тоже об этом не подумал. Так кто же из них Шарль?
— Первый покойник, — вздохнул Обрыдлов.
— Так мы и полагали, — пожал плечами Чупрун. — Значит, и расстраиваться незачем. Как это установили? Провели опознание? Быстро вы обернулись.
— Вице-консул съездил со мной в морг. Он был близким другом Айма. Кроме того, в архиве посольства нашлись отпечатки пальцев Шарля.