— У тебя еще есть время. Фердинанд выглядит обалдевшим.
— Вы… вы хотите, чтобы я туда пошел?
— А почему нет? Тебе ж за это платят, так?
— Но…
Я начинаю злиться.
— Слушай, крысиная задница, ты меня заколебал своим нытьем. Делай, что я велю, и не возникай, а не то я тебя отправлю на казенные харчи… Повод я найду, не сомневайся, и такой веский, что посидишь в тени, пока не поседеешь, как снег. Уловил?
Он утвердительно кивает.
— Прекрасно. Где находится твой сейф?
— Булонь-Бийанкур, улица Гамбетта, дом шестьдесят четыре…
— Порядок… А ты все еще обретаешься на улице Аббесс?
— Все еще…
— Лучше не переезжай…
— Не беспокойтесь, господин комиссар.
— Расплатись за выпивку. Это за мою раздавленную шляпу.
Я отваливаю, оставив его наедине с изумлением.
Глава 2
— Добрый день, Сан-Антонио, — говорит Старик, протягивая мне свою аристократическую руку. — Вы в хорошей форме?
— Еще в какой! — отвечаю я. — Расследование на Лазурном берегу меня буквально обновило. У вас есть для меня интересная работа?
Он поглаживает свой высокий лоб, и тут я вижу, что у него запонки из настоящего золота.
— У меня действительно есть для вас работа… и весьма деликатная, но вот насколько она интересна, сказать не могу. Вы слышали о профессоре Стивенсе?
— Уж не тот ли это английский ученый, что пашет вместе с нашими чемпионами по атому над какой-то ракетой?
Шеф улыбается.
— Почти угадали. Речь, как вы знаете, идет о замечательном человеке.
— Пусть так. И что из того?
— А то, что наши спецслужбы перехватили радиосообщение. Шифровальщики сумели раскрыть код. Оказалось, была передана формула знаменитой ракеты Стивенса. Профессор не возьмет в толк, каким образом произошла утечка. Формулу знает только он один, она хранится в сейфе, к которому никто не имеет доступа… Сейф взломан не был… Короче, тайна, покрытая мраком.
— Персонал?
— Прислуга тщательно отобрана и проверена. Совершенно безликие люди.
Большой босс пристально смотрит на меня.
— И… секретарша. Правая рука босса, пользуется его полным доверием.
— Она знает формулу?
— Нет. По крайней мере, он так сказал.
— Вы подозреваете ее?
— Да, скорее ее, чем кого-либо другого. И хотел бы, чтобы вы ею занялись. Я приставил к ней двух ангелов-хранителей, но их рапорты совершенно ничего не дают. Девушка безупречна… Ее жизнь разлинована, как нотная бумага.
— Гм, понимаю. Одна из тех девиц, что работают по двадцать часов в сутки, а по ночам поднимаются, чтобы сделать уборку?
Патрон качает головой:
— Не совсем так. Не думайте, что это старая дева, высохшая на работе. Это современная особа, очень высокообразованная и компетентная. Стивенс говорит, что не может без нее обходиться.
— Понимаю…
Я смотрю на босса.
— Почему вы ее заподозрили? Он опять начинает выставлять свои манжеты, и его золотые запонки отражают свет прямо мне в глаза.
— Формула не покидала сейфа. Профессор утверждает, что сейф не открывали. Исходя из этого, я считаю, что формулой мог завладеть человек, близкий не только к профессору лично, но и к его работам.
— Вы приказали осмотреть сейф?
— Нет. Мы там не появлялись. Я просил профессора сохранить эту историю в строжайшем секрете. Явившись к нему с фотографами и экспертами, мы рисковали вспугнуть или по меньшей мере насторожить похитителя формулы. Дело кажется мне серьезным. Вот почему я приказал установить за Хеленой Каварес скрытое наблюдение…
— Хелена — это имя секретарши?
— Да. Я ждал вас, чтобы поручить это дело.
— Спасибо! Он поднимается.
— Пойдемте!
Он ведет меня в маленькую комнатку без окон, которую я хорошо знаю. Это кинозал. Я сажусь в кресло, а он, погасив свет, включает аппарат.
Решительно, у меня сегодня день кино.
Сначала на экране мелькают темные зигзаги, потом идут клубки теней, наконец все утрясается, и я вижу тротуар, по которому туда-сюда ходят люди.
— Мы сняли Хелену Каварес скрытой камерой, — объясняет патрон. — Таким образом, вы сможете составить о ней первое впечатление. Смотрите! — кричит он. — Вот она!
Я едва успеваю схватиться за подлокотники кресла, чтобы не свалиться. Девушка, которую я вижу на экране, самая потрясающая красавица на этой планете. Рядом с ней самая фотогеничная из голливудских кинозвезд кажется рыночной торговкой. Она среднего роста, а ее фигура — просто сенсация. Какие манящие округлости! Не знаю, согласитесь ли вы со мной, но я считаю, что для женщины округлости — это как для судебного исполнителя официальная бумага с печатью. Что касается мордашки, о ней стоит поговорить особо. Черные волосы уложены короной, нежный овал лица, глаза лани…
— Ладно, — говорю я патрону, — выключайте ваш волшебный фонарь, шеф. Нет необходимости досматривать пленку до конца, чтобы понять, что это самая красивая девчонка в Париже.
Он останавливает аппарат и включает свет.
— Я прошу вас действовать аккуратно, — говорит он. — Один неловкий шаг может повлечь самые серьезные последствия, потому что мы рискуем вызвать неудовольствие профессора Стивенса. Это очень уважаемый человек, и его отъезд из Франции, как мне дал понять министр внутренних дел, стал бы настоящей катастрофой. Понимаете?
— Отлично понимаю.
— Действуйте, как сочтете нужным. Вам оставить ангелов-хранителей, приставленных к девушке? Я качаю головой:
— Предпочитаю заняться ею сам. Он подавляет легкую улыбку.
— Сделайте все как можно лучше. Секретарша живет у профессора, в маленьком особнячке на Булонь-Бийанкур… Что с вами?
Должно быть, моя рожа в этот момент была неописуема.
— Случайно не в доме шестьдесят четыре по улице Гамбетта?
Теперь его очередь задохнуться от изумления.
— Да, но…
Бросаю взгляд на часы.
— Твою мать! — ору я.
Выскакиваю в коридор, лечу по лестнице, расталкивая дежурных полицейских, и прыгаю в “конторскую” машину Шофер, протирающий ее бархоткой, пытается протестовать:
— Но, господин комиссар…
— Гони! — кричу я ему. — Улица Гамбетта, знаешь?
— Не там поблизости живет Лана Политен?
Я отвечаю, что это возможно, что я в этом совсем не уверен и что в любом случае мне на это наплевать и растереть.
Все, чего я жду от него и его колымаги, — скорость. Он меня знает и все понимает. Просто невероятно, как легко меня все понимают, когда я начинаю разговаривать определенным образом…
Он пулей срывается с места, чтобы поразить меня. Если бы я носил вставную челюсть, она бы отстала от моей десны больше, чем на километр.
На улицу Гамбетта мы влетаем в десять минут пятого. Это спокойная улочка, застроенная богатыми домами. На горизонте ни собаки. Я приказываю шоферу остановить его драндулетку и смотрю на номера домов. Мы остановились возле пятьдесят восьмого. Из тачки я отлично вижу хижину дяди Стивенса. Миленькая лачуга… Три этажа, широкие окна, ухоженный садик, ворота из кованого железа…
Шофер поворачивается и удивленно смотрит на меня. Его глаза спрашивают: “Ну и зачем ты заставил меня гнать как ненормального? Чтобы сидеть в моей машине, как паша?"
Этот рыжий парень выглядит умным, как бочонок пива.
За его мыслями можно следить по глазам, как за траекторией осветительной ракеты в ясную июльскую ночь.
То, что он думает, волнует меня примерно так же, как отмена Нантского эдикта. Я остаюсь на наблюдательном посту. Мое ожидание, как пишут в романах для бойскаутов, увенчалось успехом.