– Девушек тут у нас завались, – медленно отозвался охранник. Можно было подумать, что это он так хвастается.
– Локтева Тамара Олеговна, – уточнил я, косясь на электронные часы за спиной охранника. Время утекало. Я бездарно тратил его на разговоры с тупыми охранниками. Если это можно было назвать разговором.
– Ну, – сказал охранник, ломая зубами пластинку жвачки.
– Мне нужно...
Тут в коридоре появился толстый мужик лет пятидесяти, стриженный под «ежика». На нем был костюм цвета морской волны и желтый в крапинку галстук. Со стороны казалось, что шею толстяка обвила змея, а ее хвост болтается едва ли не между ног у «ежика».
– Что тут за дела? – сказал толстяк лениво и неприветливо, только его лень и его неприветливость были почище лени и неприветливости охранника.
– Э... – сказал охранник, собрался с мыслями и отрапортовал: – Это к Локтевой.
– Ее нет, – бросил толстяк, разворачиваясь и унося свое упитанное тело в глубины офиса. – Она отъехала с клиентом...
Он мне это говорил! Да я лучше их всех знал, куда Тамара поехала и что из этого вышло!
– С клиентом, ясно?! – Охранник обрадовался тому, что появился повод выставить меня за дверь, и медленно приступил к решению этой задачи. А я крикнул вслед колобку цвета морской волны:
– Мне не сама Локтева нужна, мне нужен адрес...
– Адреса сотрудников мы не сообщаем! – заученно рявкнул охранник и вытолкал меня за дверь. Здорово у него это получилось, я даже подумал, а не пригласить ли мне его в «Золотую Антилопу» на место Фарида, но тут же вспомнил, что два кандидата у меня уже есть. А этот балбес с дубиной все же туповат – не дослушал меня до конца, не понял, какой именно адрес мне нужен. Если бы он выталкивал меня чуть помедленнее, я бы успел ему рассказать, что умение выслушать человека – очень важная штука. Например, трудился в «Золотой Антилопе» один деятель по кличке Электровеник. Это его Карабас так приложил. Полностью фраза звучала так: «Шустрый как электровеник». Электровеник был не просто шустрым, он был фантастически шустрым. Но он не дослушивал людей до конца. Как‑то в город приехала делегация муниципальных чиновников из Москвы по обмену опытом. Что они там меняли на свой опыт, я не знаю, но к полуночи человек шесть этих меняльщиков закатились в «Антилопу». За порядком следил как раз Электровеник, и ему показалось, что один из меняльшиков слишком шумит. Электровеник тонко намекнул гостю из столицы, чем может для него закончиться эта ночь, но гость был в слишком хорошем настроении и не обратил на Электровеника должного внимания. Через десять минут Электровеник молча подошел к гостю из столицы, молча взял его за грудки и решительно выкинул на улицу. Точнехонько в ближайшую лужу. Перед полетом гость пытался произнести слово, которое, по его мнению, могло избавить его от бездарного полета.
– Я супре... – успел он произнести, а потом уже стал резко набирать скорость. Отлучившийся покурить Карабас обнаружил по возвращении одинокого улыбающегося Электровеника. Вся московская делегация вылавливала коллегу из лужи.
– Ты чего щеришься? – подозрительно спросил Карабас.
– Да вырубил тут одного, – поделился радостью Электровеник. – Чтобы не залупался. А то заладил: «Я супермен, я супермен...» Алкаш чертов.
Наутро протрезвевший супрефект настучал о недружественной акции Электровеника куда надо, и городские власти, которые тряслись над обменом опытом с Москвой так, будто меняли наш мусор на московское золото, посоветовали Карабасу принять меры. Карабас без особой грусти уволил Электровеника и вернул на работу меня.
Месяцем раньше Карабас увольнял меня. Совсем за пустяки – я выбил несколько зубов депутату городской Думы.
Того депутата потом пристрелили в глухом лесу, но уже без моего участия. Судьба супрефекта мне неизвестна, а Электровеник, кажется, работает учителем физкультуры. Это я к тому, что время идет, и с каждым часом все как‑то меняется. Уже темнело, а я находился все там же. В смысле – на той же стадии поисков. На нуле.
Злобно скрежеща зубами, я ходил вокруг риелторской конторы. Потом мне стало прохладно, и я забежал в магазин через дорогу. Тут я увидел в стеклянной витрине свое отражение и понял причину неприветливости охранника. С такой рожей можно либо пустые бутылки по помойкам собирать, либо трясти прохожих по темным переулкам. Кровь и грязь смешались и засохли на моей физиономии, которая и так‑то не была никогда слишком фотогеничной.
Я отыскал неподалеку парикмахерскую, вошел и решительно сел в кресло. Парикмахерша, увидев мое лицо в зеркале, вздрогнула, но все же подошла.
– Стричься? – осторожно спросила она.
– Сначала умываться, – сказал я. – А уже потом все остальное.
Пятнадцать минут спустя я посмотрел в зеркало, увидел свое обновленное отражение и вдруг подумал, что от человека в зеркале можно ожидать чего угодно. Этот человек был коротко пострижен, умыт и выбрит, но вот глаза... Но вот сведенные на переносице брови...
Я чуть было не испугался человека в зеркале, но вовремя вспомнил, что это – я!
И вспомнил, что времени у меня остается совсем ничего.
4
...Первую партию выиграл ДК. Когда это случилось, он улыбнулся и подмигнул мне, словно подначивая: «Ну что же ты?» Он не знал, что выиграл эту партию лишь потому, что мне так хотелось. Мне хотелось сделать неизбежный проигрыш ДК не слишком обидным, я хотел создать видимость борьбы.
Вторую партию выиграл я, и ДК пробурчал что‑то невнятное по поводу медленного восстановления прежних способностей. Третью партию выиграл я, и ДК озабоченно наморщил лоб. Я почти физически ощутил его напряжение, желание победить. Мне было странно на это смотреть и даже где‑то было жалко ДК. Поэтому я дал ему выиграть четвертую партию. ДК воспринял это как само собой разумеющееся.
Тамара поначалу смотрела на нас с улыбкой, но потом улыбка с ее лица исчезла. Она тоже поняла, что кое‑кто из играющих не считает это игрой.
– Может... – осторожно начала она после четвертой партии, но ДК, даже не взглянув в ее сторону, отрезал:
– Все, сейчас я его размажу...
Сказано это был так жестко, что Тамара замолчала, растерянно уставилась на меня, но и я уже ничего не мог изменить. Это же была не моя идея.
Под конец у меня возникла мысль – сдать партию, доставить ДК удовольствие. А уж Тамара потом пусть сама выкручивается, объясняет, что все это было шуткой. Однако я словно заразился исходившей от ДК серьезностью. Я злорадно посмотрел на вперившегося в свои карты ДК, скользнул взглядом по «рубашкам» и аккуратно выложил на белый пластик стола две карты, которые ДК заведомо не мог отбить.
– Три – два, – тихо сказал я и добавил слова, которые, может быть, мне не следовало произносить: – Ну так кто кого размазал?
ДК молча шевелил губами, глядя на мои и свои карты.
– Кажется, я переоценил свои способности, – сказал он наконец, и я облегченно вздохнул про себя – миновало.
– Ну да, – поспешно подхватил я, – ты же играл в преферанс, а это более сложная игра, ты, должно быть, перемудрил...
– Может быть, – согласился ДК, но глаз от карт не отрывал.
42
... – Ну все, хватит об этом, – вмешалась Тамара.