– Видимо, недалеко от берега, – предположил ДК. Я согласно кивнул. ДК насупился. Уж не знаю, что ему не понравилось – то ли пруд в Молодежном парке, то ли лежащая неподалеку от берега голова... Но моей вины в этом во всем не было, так что я не стал напрягаться.
– А ты знаешь человека, который... которому... – ДК явно разволновался. Еще одна странная вещь. Разве что покойный Америдис был его близким другом? В чем я лично сомневаюсь...
– Который раньше носил эту голову? – любезно помог я дяде сформулировать вопрос. ДК посмотрел на меня, как на генетического урода, но тем не менее кивнул:
– Вот именно, который раньше носил. Эту голову.
– Нет, понятия не имею. Раньше мы не встречались...
– Вот и хорошо! – вырвалось у ДК. – Вот и замечательно. Значит, мы договоримся так – я пристраиваю эту голову, то есть передаю ее в компетентные органы. И они делают все, что положено делать в таких случаях. А ты просто идешь домой и просто молчишь обо всем.
– Обо всем? Что значит – обо всем? – уточнил я, подозревая, что у меня и у ДК были разные понятия, что такое «все».
– О голове, о том, что ты ее нашел. А также о Мухине, о Пушкинской улице и о том, что ты видел на Пушкинской улице в ту ночь. И главное – посиди пару‑тройку дней дома. Не ходи больше ни на какие пруды, ни в какие клубы...
– А Тамара? Как же Тамара? Я не могу сидеть дома, кто знает, что сделают с ней... Мне нужно искать мухинские деньги.
Конечно, честнее было бы сказать, что меня пустят на фарш, если я не найду мухинские деньги. И что мне могут запросто засунуть пивную бутылку в задницу громилы Треугольного‑Хруста, если я буду сидеть дома сложа руки. Однако у меня были большие сомнения, что для ДК все это имеет какое‑то значение. А вот ради Тамары он мог на что‑то расстараться...
Но ДК меня раскусил. То есть, может, он и не раскусывал меня специально, но зато он очень внимательно меня слушал.
– Если ее берут с собой на охоту, я не думаю, что ей что‑то угрожает. Так что не бери в голову. Расслабься. Если ее не убили за прошедшие дни, теперь ее уж точно не убьют.
– А вдруг...
– Дома! – властно сказал ДК тоном, которым обычно говорят: «Руки за голову!» – Ты сидишь дома! И никуда больше не высовываешься. А все эти проблемы из‑за Мухина... Я сниму тебя с крючка.
– Что?! – я едва не разразился истерическим смехом, но боюсь, что тогда бы ДК точно отстегнул протез и провел бы со мной сеанс воспитательной работы. – Как это – снимешь с крючка? Там чемодан алмазов и двести тысяч баксов! Как это ты меня снимешь с крючка?!
– Ну, я же не спрашиваю, как ты собирался возвращать чемодан алмазов и двести тысяч баксов, – усмехнулся ДК. – Мне кажется, это уж совсем невероятная вещь. А я... Я говорю тебе, что сниму с крючка, – это значит, что я сниму тебя с крючка. Сделаю тебе подарок.
Тут я впервые с начала разговора поднял глаза и посмотрел в темные холодные значки ДК, чем‑то похожие цветом на воды пруда в Молодежном парке. И еще кое‑что их роднило: никто не знал, сколько трупов лежит на дне пруда, но никто, и я в том числе, не знал, что таят зрачки моего любящего дяди Кирилла. Сколько трупов они уже видели, и сколько трупов они еще увидят – это вопрос, который не имеет ответа.
– Если ты думаешь, что эти четыре лба... – мотнул я головой в сторону маячивших за окном «Дэу» мордоворотов, – то у Тыквы гораздо больше людей.
– Значит, его зовут Тыква, – сделал вывод ДК. – Больше мне ничего и не нужно.
– А еще есть такой Треугольный, – прорвало меня, и я почувствовал себя гнусной ябедой.
– Его еще зовут Хруст. Он тоже ко мне претензии имеет, потому что я пару раз его ребятам морды набил. И еще ему мухинское тело нужно.
Я не стал упоминать про роль Константина Сергеевича Шумова в разбивании этих морд, и тем более я не стал упоминать, что однажды была разбита не морда, а череп, что привело к ночному полету заботливо упакованного тела с моей лоджии вниз. К чему такие подробности...
– Хруст, – задумчиво повторил ДК. – Вот развелось бандитов, понимаешь...
– Ты с ним тоже разберешься? – с надеждой поинтересовался я. Странное дело – чувствовать себя крутым парнем, конечно, здорово, но еще здоровее, когда кто‑нибудь другой разберется со всеми твоими врагами. Я побыл крутым парнем дня три от силы и уже устал, так что ДК перегородил мне дорогу очень вовремя. Глядя на его чеканный профиль, короткую стрижку и чуть посеребренные сединой виски, я все больше становился уверен, что ДК может разобраться и с Тыквой, и с Хрустом.
ДК посмотрел на меня, помятого и утомленного блужданиями вокруг пруда, и решил меня не разочаровывать.
– Да, – сказал он. – Я разберусь.
Я облегченно вздохнул и взялся за ручку дверцы:
– Все, я могу идти домой и отсиживаться?
– Еще один момент, – сказал ДК. – Тот парень, что шел позади тебя, а потом так резко сделал ноги... Кто это?
– Это... – напряг я изрядно поистощившийся интеллект. – Это мой сосед. У него тоже здесь гараж, вот он и увязался.
– А чего же он рванул наутек?
– Еще бы тут не рвануть – ты же с таким пафосом появился! Машины с двух сторон, громилы эти... Он, наверное, решил, что это какие‑то бандиты. Вот и рванул.
– Ну а ты тогда чего не рванул? – сыронизировал ДК. – Или в тебе сработал родственный инстинкт и ты почуял родную душу? Знаешь, мне кажется, что причина в другом.
– В чем?
– Ты просто протормозил, – с удовольствием вынес свой приговор ДК. – У тебя запоздалая реакция.
– Наверное, – согласился я. – Теперь‑то мне можно идти домой на отсидку?
– Иди, – разрешил ДК, но, когда я вылез из «Дэу», он не удержался и бросил мне на прощание еще одну ласковую фразочку. Очень характерную для ДК. Он сказал: – Это тебе не в карты жульничать!
Кто бы спорил.
3
Сосед со второго этажа, регулярно промышлявший сбором пустой стеклотары, готовился к выходу на очередную охоту, когда я поманил его к себе и поинтересовался:
– Это что еще за?..
Сосед сосредоточенно посмотрел на огороженный веревочками участок нашего двора, почесал в затылке и наконец выдал результат усиленных воспоминаний:
– Это... Так это... Так это милиция вчера приезжала.
– На кой? – спросил я, стараясь выглядеть беззаботным.
– Это... Так ведь... Так ведь убили там кого‑то.
– Там? – показал я на веревочки.
– Ага, – подтвердил сосед. – Аккурат в кустиках. Незнакомый какой‑то мужик. Мне его показывали, так я не признал. Всем показывали, никто не признал. Тебе разве не показывали?
– Меня дома не было. На рыбалку ездил.
– Ага, – сказал сосед, потом в его мозгу что‑то сработало, и в глазах зажегся огонек недоверия. – На рыбалку? А че, без удочек ездил?
– Дядины удочки были, – сказал я и, чтобы предотвратить дальнейшие расспросы, добавил: – И рыбу у него оставил.
– А посуду? – с трагическим надрывом спросил сосед. – А посуду – тоже дяде?
– Тоже, – признался я.