Неприятности на свою голову - Сан-Антонио 9 стр.


Тогда почему тот маленький снимок такой неясный?

Ван Борен работал в фирме, производящей фотоаппараты. Наверняка существует какая-то связь между фотографией и почтенной фирмой “Оптика” из Кельна, из которой уволился милейший Джеф. Его жена не знала о том, что он уволился. Так за каким чертом мой Ван Борен торчал в отеле в двух шагах от своего дома со своими засахаренными фруктами, брильянтами и лилипутской фотографией?

Отель!

Там все началось, по крайней мере мое участие. Робьер, кажется, не знает, что его “клиент” останавливался там. Может быть, я что-нибудь выясню после осмотра багажа убитого? Как знать?

Возвращаюсь в достопочтенное заведение, где провел часы невообразимой скуки. Увидев меня, дежурный администратор широко разевает моргалы.

— Месье не?..

— Да, я не… Из-за этих вовремя уходящих поездов я опоздал на свой и решил продлить свое пребывание здесь еще на сутки.

— К вашим услугам, месье!

— Вот моя квитанция из камеры хранения. Будьте любезны забрать мой чемодан с вокзала.

— Сию минуту, месье.

— Мой номер еще свободен? Я к нему привык и хотел бы сохранить за собой.

— Конечно, месье.

Я даю ему королевские чаевые и, снимая с доски ключ, роняю стофранковую бумажку. Естественно, парень ныряет за ней.

Если вы хотите, чтобы человек согнул спину, бросьте на пол купюрку. Эффект мгновенный и чудесный! Не успеете вы сказать “уф”, как он уже стоит на четвереньках.

Я пользуюсь случаем, чтобы снять с доски и ключ от двадцать шестого, потому что таков был мой план, но тут у меня вышла промашка: крючок голый. Ключа нет.

Я огорчен! Я знаю, что Ван Борен не забрал с собой вещички, а с другой стороны, дирекция отеля еще не может быть в курсе его смерти.

Служащий протягивает мне мою купюрку.

— Спасибо, — благодарю я его. — Какой я безрукий. — И насмешливо спрашиваю:

— А Ван Борен тут?

Можете себе представить более дурацкий вопрос?

Если он ответит “да”, у меня будет такая рожа, что от ее вида может случиться выкидыш у крокодилицы.

Он не отвечает “да”, но ответ близок к этому.

— Месье Ван Борен только что выехал из отеля, — говорит он.

Мой желудок выворачивается, как старый зонтик от порыва ветра.

— Только что выехал?.. — бормочу я.

В глубине туши (как не преминул бы сострить Берюрье) я думаю, что у парня не совсем точное представление о времени. Для него, торчащего целый день за лакированной стойкой, все еще продолжается утро, почему он и сказал “только что”, а это выражение заставило закачаться мои мозги.

— Да, несколько минут назад. Он позвонил мне час назад, сказал, что должен уехать и что пришлет человека оплатить счет и забрать чемоданы.

Все освещается, как комната в ту секунду, когда вы повернули выключатель.

Кто-то очень интересуется вещичками Ван Борена. Что они рассчитывают там найти? Брильянты? Вполне возможно.

— Как выглядел человек, пришедший за вещами?

Служащий кажется немного удивленным моими вопросами. Интерес, вдруг проявленный мной к экс-соседу, его смущает и даже тревожит.

Я хожу с крупной карты, от которой даже у лысых встают дыбом волосы: мельком показываю ему мое полицейское удостоверение и сую в руку сотню, которую уронил несколько минут назад.

— Расколитесь немного, приятель.

— По.., по… — лепечет достойный труженик гостиничной нивы.

— Да, — подтверждаю я, — но не стоит из-за этого доводить себя до инсульта. — И в заключение добавляю:

— Завтра вы прочтете в своей обычной газете, что месье Ван Борен был убит сегодня утром, после ухода из гостиницы.

— Это не.., не…

— Увы, это так, бедный вы мой. Как говорит одна старая дама, которую я очень люблю: “Смерть — это тоже часть жизни!” — Я меняю тон. Именно поэтому мне быстро нужны запрошенные сведения.

Каким из себя был человек, пришедший забрать багаж?

Парень больше не колеблется.

— Высокий, в плаще.

— В круглой серой шляпе и со светлыми усами? — договариваю я.

— Ну да! Вы его знаете?

— Пока нет, но слышу о нем не впервые. Мне бы хотелось посмотреть номер, который занимал ваш несчастный клиент.

— Там сейчас делают…

— Не имеет значения.

Я поднимаюсь по лестнице и захожу в номер двадцать шесть.

Девица с тупым лицом в бледно-голубом халате водит щеткой пылесоса по коврику.

Она таращится так, как будто я один представляю целый военный парад.

Я ей улыбаюсь и советую не беспокоиться из-за меня, после чего иду к шкафу и вытаскиваю ящик, под которым приколота квитанция на отправленную коробку с засахаренными фруктами.

Мне бы следовало сказать “была приколота”, потому что сейчас квитанции я там не нахожу.

— Вы не прикасались к этому ящику? — спрашиваю я. Она втягивает соплю, изящно свисающую из ноздри.

— Нет.

Я скребу котелок.

— Сюда приходил один месье, чтобы забрать вещи, лежавшие в этом номере, так?

— Да.

— Он был здесь один?

— Нет… Пришлая… — Он смотрел в ящике?

— Он смотрел повсюду.

Так я и думал. Вывод: парни, интересующиеся камушками, знают, что покойничек отправил новоиспеченной вдове посылочку… По тому, как Джеф спрятал квитанцию, они должны догадываться, что речь идет о важном отправлении!

Я улыбаюсь богине с пылесосом и отваливаю. Дежурный, должно быть, просветил своих коллег насчет моей должности, потому что на меня смотрят с почтением. Я обращаюсь к нему:

— Скажите, дорогой камамбер на колесиках, Ван Борен останавливался здесь регулярно?

— Нет, это первый раз.

— Вы его знали?

— Только по имени. Его дед…

— Был бургомистром, я знаю. Я немного размышляю.

— Вы видели раньше человека, пришедшего за вещами?

— Нет, никогда.

— Вы больше ничего не можете мне сказать о нем?

Он не сразу понимает, и это непонимание читается в близоруких глазах, как брехня на предвыборной афише. Я уточняю:

— У него были какие-нибудь особые приметы?

— О нет.

— В общем, он вам показался совершенно нормальным?

На этот раз он прекрасно понял вопрос.

— У него были странные глаза, — говорит он. — Очень светлые, без всякого выражения… Тревожащие глаза… А потом у него был акцент…

Мне кажется, немецкий акцент.

Он разошелся и вошел во вкус.

— Браво, это очень интересно. Если вспомните другие детали, запишите их в блокнот. Ну, чао!

У входной двери грум канонического возраста стоит скрестив руки, изображая сцену расстрела маршала Нея. Он несгибаем, как протестантская догма, и безбород, как хлеб из крупчатки.

— Скажите… — спрашиваю я, почтительно приподняв шляпу, — сюда приезжал забрать багаж один мужчина: высокий, в плаще и круглой шляпе.

Вы его заметили?

— Я его прекрасно помню, месье. Я сам грузил багаж в машину.

— У него была машина?

— Такси, месье.

— Такси…

Когда я погружаюсь в свои мысли, то эхом повторяю чужие слова. Это помогает мне соображать.

— Да, месье.

Мне в голову приходит одна идея, может, абсурдная, а может, и дельная. Я говорю себе, что Льеж — город довольно маленький и швейцар должен знать, по крайней мере в лицо, большинство таксистов.

— Вы, — спрашиваю, — случайно не знаете водителя такси?

Он улыбается.

— Это мой друг, — говорит он. — Кее Попенж. Я сдерживаю вздох, который, если бы я выпустил его, отбросил бы моего собеседника к стене.

— Хорошо… Очень хорошо.

Глава 7

У старого швейцара рот напоминает тот, что имеют вырезанные из дерева персонажи, призванные украшать камины личностей, у которых вкус к искусству развит сильнее мозгов. Не надо заканчивать Высшую политологическую школу, чтобы понять, что моя радость его несколько удивляет.

Поскольку я всегда щедр на чаевые, то сую ему в “чердак” крупную купюру.

Назад Дальше