Все приготовились...
Бац!
Опять мимо...
Когда капитан вернулся во второй раз, Крысюк заплетающимся языком изрек:
— Мужики! Надо привязать верёвку к гире и вытягивать её в окно. И не надо бегать каждый раз. Всё вас учить приходится...
Сказано — сделано.
Где-то была найдена бухточка с верёвкой. Один конец привязали к гире, а другой, чтобы случайно не упустить, к железной ножке общажной кровати. Однако никто не удосужился хотя бы прикинуть длину веревки...
В очередной раз злой и почти протрезвевший Синяк метнул снаряд.
И тут произошло следущее — кровать, к которой был привязан груз, внезапно подлетела к окну и застряла в нём среди орущих, пьяных и матерящихся на весь Петроградский район мусоров. А на третьем этаже, в комнате коменданта, раздался звон разбивающегося стекла и в помещение влетела злополучная гиря. Со страшным грохотом она упала на стол у окна, за которым в это время комендант пил чай.
Стол пополам, престарелый майор милиции в отставке — без чувств на полу.
Потом Крысюка, вбросившего в сознание масс приведшее к трагическим последствиям предложение, били уже всем коллективом во главе с Синяком. После того, разумеется, как выбрались из-за зажатой в оконном проеме кровати...
* * *
Испив «Синопской» и откушав соляночки, братки пришли в доброе расположение духа, обсудили несколько насущных проблем, связанных с приведением в чувство некоторых потерявших связь с реальностью подшефных бизнесменов, решили дать им шанс одуматься, и приступили к поеданию отменно приготовленного шашлыка.
Мирный процесс восстановления растраченных во время охоты на тигров белковых запасов был прерван разразившейся за соседним столиком семейной сценой.
Мужчина с лицом бывшего комсомольского работника, долго и проникновенно что-то втолковывавший сидевшей перед ним моложавой даме, повысил голос и громко сказал:
— Таня, ну нельзя же быть такой ревнивой!
— Скотина! — вскинулась женщина, перегнулась через стол, сбросив на пол вазочку с чайной розой и недопитой бутылкой шампанского, и влепила своему визави звонкую оплеуху. — Ты опять назвал меня Таней!
Обернувшиеся на шум братаны неодобрительно насупились.
— Эй, блин, — прогудел Армагеддонец. — Отношения дома выяснять надо...
Парочка опасливо покосилась на пятерых бугаев и притихла.
— Совершенно нет культуры поведения в общественных местах, — громко заявил Комбижирик, накладывая себе на тарелку оливки из хрустальной вазочки. — Учить, блин, народ надо...
— Верно, — согласился Тулип. — Вот, помнится, когда я первый раз за границу поехал, так, блин, спецом целый курс прослушал, как себя за столом вести и вообще...
— А где побывал? — спросил Ортопед.
— В Египте...
— Хорошее место, — сказал Грызлов и незаметно для окружающих вздохнул.
В Египет Мишу после его единственного посещения этой удивительной страны больше не пускали.
Придрались, в общем, к несущественной мелочи.
Ортопед, возмущенный царившим в Египте сухим законом и драконовскими ценами на спиртное в гостиницах для иностранцев, на второй день пребывания в Каире заложил в приобретенную на рынке двадцатипятилитровую канистру десять кило фиников, засыпал сахаром, залил водой и поставил созревать на балкон, дабы к «отвальной» обеспечить свою туристическую группу качественной брагой.
Неделя пролетела незаметно.
За сутки до отлета все собрались в номере Грызлова и подняли стаканы за благополучное возвращение на Родину. Брага была хороша, но совершенно не цепляла. Первые два часа. А потом — словно подлые египетские боги набросили на сознание русских туристов непроницаемое черное покрывало...
В общем, спустя двенадцать часов Ортопеда и компанию обнаружили в какой-то маленькой, дотоле неизвестной гробнице в ста километрах от Каира, с полупустой канистрой браги, с трехлитровой банкой из-под соленых огурцов, на дне которой плескался недопитый рассол, распевающих русские народные песни и использующих для освещения безжалостно разломанные деревянные фигурки идолов, вырезанных древнеегипетскими умельцами многие столетия назад. Мумия жреца, похороненного в гробнице, была цинично выброшена из саркофага и валялась в углу, и на его место положили совершенно невменяемого экскурсовода, обернутого, к тому же, в сорванный где-то в городе государственный флаг.
Полицейские комизм ситуации не оценили и навсегда запретили участникам мероприятия въезжать в страну, внеся их имена в память бездушного компьютера...
— Да, там неплохо, только, блин, жарковато, — Армагеддонец отодвинул пустую тарелку и щелкнул пальцами, подзывая официанта. — Тащи-ка, милейший, кофеек и какую-нибудь наливочку...
— Какую изволите? — прошелестел вышколенный «милейший».
— «Мон плезир» есть?
— Разумеется...
— А мне — «Северную», — молвил Клюгенштейн, вытирая губы крахмальной салфеткой.
— Короче, по рюмашке и той, и этой, — подытожил Тулип. — Будем, блин, смаковать...
— Кстати, Миша, — Аркадий повернулся к задумавшемуся о чем-то своем Грызлову. — Ты зачем на прошлой неделе в кабаке каким-то арабам пять тонн бакинских вручил и попросил, блин, чтобы они тебе из своей Арабии валенки привезли?
— Да-а, погуляли... — Ортопед закатил глаза. — А мы, между прочим, и тебя, блин, тогда ждали... Но ты ж где-то сам тусовался.
— Нигде я не тусовался, — удивился Глюк.
— Как не тусовался? — возмутился Михаил. — Я ж тебе на мобилу раза три звонил. Слышно ж было — крики пьяные, музон орет, ржач... С кем ты там бухал?
— Да какой там бухал, — Аркадий печально махнул рукой. — У меня джипер в тот день сломался. Это я, блин, в троллейбусе ехал...
* * *
Крысюку не везло по жизни всегда.
Принцип обмазанного с обеих сторон маслом бутерброда преследовал его денно и нощно. Ножки стульев, на которых восседал младший лейтенант, непременно подламывались, стаканы с портвейном так и норовили окропить его свеженадетые рубашки рубиновыми, лиловыми или сиреневыми потоками, а килька в томате просто проживала жизнь зря, если не оказывались у Крысюка за пазухой.
Да, что там говорить, если даже одинокий орел, кружа над Кольцо-горой в Кисловодске, из всех приехавших на экскурсию курсантов питерской Школы Милиции, нагадил именно на него.
Но Крысюк с завидным упрямством продолжал испытывать судьбу...
Стражи порядка — народ экономный.
Поэтому, подсчитывая число калорий, необходимых для поддержания истощенного дежурствами и патрулированием организмов, предпочитают колбасе пиво, а котлетам — водочку. А посему, в разгар пьянки, посвященной счастливому разрешению конфликта между стулом, гирей, комендантом и обитателями комнаты на десятом этаже ментовской общаги, на столе оказалось количество алкоголя несоизмеримо большее количеству закусок.
Еда в виде двух банок баклажанной икры, одного черствого бублика и трехсот граммов худосочной салаки горячего копчения кончилась быстро.
Денег у собравшихся в комнатушке одиннадцати офицеров и сержантов было совсем мало. Да и глупо тратить последние деньги на еду, если они утром понадобятся на пиво.
Зато были мозги.
Мозги, которые думают.
После четверти час размышлений кто-то вспомнил, что на шестом этаже, как раз под комнатой Синяка с Крысюком, за окошком висит авоська с продуктами, в которой запасливый и жадный лейтенант из местного отдела вневедомственной охраны хранил присланное ему из деревни сало.