— Мой юный друг, вы усомнились в надежности швейцарских часов, а я начинаю сомневаться в проницательности нашей полиции. Значит, вы воображаете, что мои часики перестают ходить, едва я повернусь к ним спиной, чтобы снова затикать, как только я вхожу в дверь? Очень смешно!
Морпьон начинает мне действовать на нервы своей иронией.
— Послушайте, дорогой учитель, — говорю я, — ведь бывает же, что часы останавливаются, верно? Предположим, что в ваших произошла небольшая поломка. Они останавливаются. Потом вы возвращаетесь, ваши кошки, которые, как я вижу, очень непоседливы, толкают часы, и этого легкого толчка достаточно, чтобы они снова пошли. Это вполне возможно.
— Нет!
— Нет?
— Нет!
— Почему?
Маленькие глазки Морпьона начинают искриться.
— Потому что часы показывали точное время, мой юный друг.
Согласитесь, вероятность, что часы пошли в тот самый момент, когда остановились, слишком неправдоподобна.
Это заставляет меня заткнуться.
— Конечно, господин учитель. Подойдем к проблеме с другой стороны.
Кто-то приходил к вам в ваше отсутствие. Может быть, консьержка?
— У нее нет ключей. Однако я спросил ее, что очень рассердило эту достойную женщину. Нет, мой юный друг, моя церберша сюда не входила.
— Ваша дверь была взломана?
— Нет.
— У вас что-нибудь украли?
Он пожимает своими тощими плечами.
— Что тут красть? У меня ничего нет, кроме книг. Он наливает мне вторую порцию лекарства для очистки крови, и я машинально выпиваю ее.
— Подумайте сами, господин учитель, — говорю я, — ну зачем кому бы то ни было входить к вам? Только чтобы завести часы?
— В этом-то вся тайна! — внезапно начинает драть горло Морпьон. Именно из-за этого знака вопроса я и обратился К вам, мой юный друг!
Зачем кто-то входил в мою квартиру в мое отсутствие? И зачем он заводил мои часы ?
Довольно забавная ситуация, друзья, вы не находите? Месье звонит в полицию и заявляет: “Я хочу знать, кто заводил мои часы, пока я лежал в больнице!” Его можно сразу запереть в клетку и показывать на набережной Межисри, а?
Надо сказать, что подозрительных следов в этом сарае столько же, сколько полицейских у Елисейского дворца.
— Нет, — улыбается Морпьон, как будто проследивший за моей мыслью. Мой беспорядок не тронут. — А вы заводили часы?
— Да, чтобы проверить завод. Я сделал ключом всего несколько оборотов. По-моему, их завели дня два-три назад.
— Вы мне позволите осмотреть вашу квартиру?
— Действуйте!
Дворец Морпьона состоит из двух комнат, кухни и ванной комнаты. В ванне, на кухонном столе, на полках в прихожей и в туалете лежат книги. Сколько бы я ни осматривал пол, стены и потолок, ничего не могу найти. Неудача, братцы. Строго между нами, у папаши Морпьона, очевидно, не все дома. Он и раньше был рассеянным. В лицее я много раз видел его с расстегнутой ширинкой. Когда он заправлял свою ручку, это был большой праздник, потому что чернильница сразу же опрокидывалась на стопку сочинений. По-моему, вернувшись сегодня из больницы, он машинально завел часы, о чем совершенно не помнит, и теперь думает, что произошло нечто невероятное.
Убедившись, что в квартирке старого учителя все О'кей, я решаю отчалить.
— Я подумаю над вашей проблемой, господин учитель, — обещаю я ему.
Он смотрит на меня скептически.
— Мой юный друг, я прекрасно понимаю, что происходит в вашей голове.
По мне от пяток до затылка транзитом через задницу пробегает легкая дрожь.
— Правда? — жалко спрашиваю я Морпьон смеется тихим смехом грустного ребенка.
— Вы думаете, что я спятил, — продолжает он, — или сам завел часы, о чем совершенно забыл, не так ли?
— Вовсе нет, — в ужасе возражаю я.
— Послушайте, Антуан, — строго говорит Морпьон, — вы врете так же плохо, как и раньше.
Ведь это вы подложили тогда лягушку в мой портфель, не так ли?
— Но, господин учитель… — блею я, вмиг возвратившись в состояние школьника с его идиотской психологией.
— Срок давности истек, — вздыхает Морпьон, — так что можете признаться.
— О'кей, это был я.
— А ледышку на мой стул тоже?
— Может быть, — сознаюсь я.
— А кто смочил в синей краске губку для доски?
— Я уже не помню, учитель.
— А я помню. У меня был испорчен костюм. Он ввинчивает свой палец мне в грудь.
— А теперь признайтесь, что принимаете меня за слабоумного.
— Вовсе нет, господин учитель. Я просто думаю, что вы рассеянны.
Помните, однажды вы начали вести урок по программе пятого класса в девятом?
— Конечно, — бормочет Морпьон.
— А тот случай, когда вы надели воротничок и манжеты на голое тело?
— Да?
— Учитель, когда человек забывает надеть рубашку, он вполне может забыть, что завел часы. Не беспокойтесь, главное, что у вас ничего не пропало.
Я протягиваю ему руку.
— Я вас оставляю. Если появится еще одна тайна, без колебаний обращайтесь ко мне. Я очень рад был с вами встретиться. Кстати, вы еще преподаете?
Он подмигивает.
— Я уже четыре года на пенсии, но веду уроки в религиозном пансионате, чтобы не отрываться от работы.
— Вы, старый атеист?! — восклицаю я. Он хитро подмигивает мне.
— Успокойтесь, я много рассказываю им о Вольтере, Руссо и Карле Марксе.
Мы расстаемся, я спускаюсь прямиком к консьержке и сразу беру быка за рога.
— Скажите, дорогая мадам, вы знаете, что учитель Мопюи считает, что кто-то входил в его квартиру во время его отсутствия?
— Знаю, — отвечает она хриплым голосом.
— Я бы хотел узнать ваше мнение на сей счет.
— Вы его родственник? — спрашивает она.
— Нет.
— Тогда вот мое мнение!
Она приставляет указательный палец к виску и начинает им вертеть.
— Спасибо за информацию, — очень куртуазно говорю я. Я выхожу счастливый оттого, что могу вновь вдохнуть чистый парижский воздух после удушающей атмосферы дома Морпьона.
Глава 2
Мой спортивный “ягуар” стоит в нескольких метрах от дома. Садясь за руль, я бросаю прощальный взгляд на окна Морпьона. Маленький человечек, вынырнувший из прошлого, задел какую-то чувствительную струну в моей душе, и, не стыжусь признаться, на глазах у меня выступили слезы. Его жалкая бледная физиономия виднеется пятном за грязными стеклами окна. Я дружески машу ему рукой, чего он не видит, потому что слеп не хуже крота. Я жму на стартер, и двадцать две лошади, спрятанные под капот, начинают фыркать. В тот момент, когда я трогаюсь с места, меня вдруг охватывает дрожь. Пока я махал Морпьону рукой, о чем сообщил выше, мое подсознание, никогда не отрывающееся от реальности, засекло одну странную деталь. Ему потребовалась десятая доля секунды, чтобы передать это моему котелку. Я выключаю зажигание и смотрю на седьмой. На подоконнике вижу привязанную белую ленточку.
Весенний ветерок тихо шевелит ее. Секунду изучаю ее, потом мой взгляд уносится за крыши, к горбатым облакам, придающим горизонту мрачный вид.
Я читаю в них правду. Морпьон не спятил. Почему я сразу поверил в это, хотя до сего момента держал старого учителя за выжившего из ума?
Из-за ленточки, привязанной к окну.
Я как сумасшедший выскакиваю из машины и поднимаюсь в квартиру Морпьона. Он не особо удивлен, видя меня вновь.
— Я знал, что вы вернетесь, — говорит он мне.
— Правда?
— Вы всегда были таким, Антуан. У вас первое решение никогда не бывало правильным. Пока спустились с седьмого на первый, вы поняли, что папаша Мопюи хоть и рассеянный, но не чокнутый!
Вместо ответа я иду к окну, открываю его и отвязываю ленту. Она оказывается самой обыкновенной, наподобие тех, какими кондитеры обвязывают коробки со сластями.