Я очень редко ею пользуюсь.
— Можете ее показать?
— Пожалуйста, даже отдать. Мне не жалко…
Изъяв помаду, следственная группа удалилась, оставив нас в состоянии полного недоумения. Мы переглянулись, ничего не понимая.
— В чем дело? — не выдержал Януш. — Признавайтесь, что вы схимичили с этой помадой?
— Так вам и надо! Нечего было портить картину! — мстительно радовался автор.
Витольд только задумчиво качал головой, возвращаясь на свое место.
— Не нравится мне это, — бормотал он. — Ох не нравится. Что-то у них на уме…
Через минуту меня вызвали в конференц-зал. Трое мужчин сидели за столом и осуждающе глядели на меня.
— Может ли уважаемая пани сказать, что это? — спросил капитан, указывая на лежащий на столе предмет.
Предмет явно был большим носовым платком, мужским, в голубую и белую клетку. Нашли носовой платок убийцы?
— Если меня не обманывают глаза, это мужской носовой платок, — осторожно ответила я.
— Чей?
— Не знаю. Вижу его первый раз. Наверное, это тот самый платок, который вы искали.
После моего благодушного ответа воцарилось отнюдь не благодушное молчание. Затем последовал новый вопрос:
— Когда вы последний раз пользовались своей помадой?
— Трудно сказать, давно. Вероятнее всего, ранней весной. Из всех моих одежек к этой помаде подходит только одна-единственная рыжая кофта, которую я могла надеть где-то в начале весны.
— А случайно не три дня назад?
— Исключено, кофту надеваю, когда холодно. А просто так красить губы в этот цвет я не стану, не хочу выглядеть как пугало.
— Останетесь здесь. Сядьте вон на тот стул.
Чрезвычайно заинтригованная и немного встревоженная, я уселась на указанное место. Прокурор явно избегал моего взгляда.
В зал вошла Алиция. Ага, и ее вызвали! Наконец-то я смогу подслушать, что на допросах говорят другие.
Алиция, войдя, равнодушно взглянула на меня и села на предложенный ей стул. Платок от нее спрятали.
С Алицией беседовали на косметические темы. Показав ей помаду, прокурор поинтересовался, чья она. Алиция со вниманием осмотрела помаду мазнула себя по руке и задумалась.
— Трудно сказать, цвет уж больно того… У Анки похожий, но вроде посветлее. Моника? Нет. — И, с сомнением посмотрев на меня, неуверенно произнесла: — Может, Иоанны?
— Когда пани Иоанна пользовалась ею последний раз?
— Предпоследний, — поправила капитана Алиция. — Последний будет перед смертью. Не помню, на такие мелочи не обращаю внимания.
— Может, неделю назад?
— Может, — согласилась Алиция, а у меня холодная дрожь пробежала по телу.
— А может, месяц?
— Может, — так же легко согласилась Алиция.
— А может, год? — В голосе прокурора появились какие-то опасные нотки.
— Тоже возможно. У меня нет чувства времени.
— Алиция, ради бога, сосредоточься! — простонала я из своего угла, испытывая все большее беспокойство.
— Вам нельзя говорить! — прикрикнул на меня капитан, а Алиция словно очнулась.
— А, это нужно тебе?
Перебивая ее, прокурор веско произнес:
— Постарайтесь припомнить, это очень важно. Уставившись в стену, Алиция стала сосредоточиваться.
— Кажется мне, что она этот цвет использует в большой массе…
Капитан гневно хмыкнул, но прокурор не терял терпения:
— Что вы хотите этим сказать? Пани Иоанна мажется помадой с ног до головы?
— Да нет, она была одета в такой же цвет.
Ведь эта помада ни с чем не сочетается, а еще не было случая, чтобы Иоанна позволила себе кричащие сочетания.
Вот это подруга! Я преисполнилась благодарностью к Алиции как за всенародно высказанный комплимент, так и за то, что она все-таки вспомнила, что надо.
— А теперь не мешало бы вспомнить, когда это было, — настаивал прокурор.
— Давно. Думаю, одежда была зимняя.
— Благодарим вас.
Потом на допрос вызвали Анку. Та категорически отказалась от какой-либо причастности к моей губной помаде, в доказательство продемонстрировав свою, и в самом деле гораздо более светлую.
За Анкой одну за другой вызывали других сотрудниц нашей мастерской, но все они проявили полное отсутствие памяти в том, что касается моего макияжа. Покончив с последней, господа следователи какое-то время сидели в угрюмом молчании. Внезапно решившись, прокурор извлек из ящика злополучный платок и развернул его у меня перед носом.
— В таком случае, будьте любезны пояснить, каким образом это здесь оказалось?
Сонливость слетела с меня в мгновенье ока, а неясное беспокойство сменилось острой тревогой. На бело-голубой клетке отчетливо выделялись следы моей киноварной помады!
Я уставилась на платок. Мне попеременно становилось то жарко, то холодно. Я поняла, откуда взялись следы помады на платке. А главное, поняла, кто убийца!
Я могла сказать это следователям. Я могла продолжать отпираться, утверждая, что ничего не понимаю, я могла сделать множество вещей, но я ничего не сделала, продолжая сидеть с вытаращенными глазами. И молчала.
Следователи долго и терпеливо ждали. Поняв, что, предоставленная самой себе, я буду так молчать до скончания века, прокурор повторил вопрос:
— Как на этом платке могли появиться следы от вашей губной помады?
— Не скажу! — неожиданно для самой себя выпалила я.
— Что вы сказали? — удивился прокурор.
— Не скажу, — упрямо повторила я.
— Как это не скажете? Вы вспомнили?
— Вспомнила. И официально заявляю, что больше ничего вам не скажу.
— Почему?
— Потому! Отказываюсь давать показания, и все! По лицам членов следственной группы было видно, что они озадачены и растерянны. Они переглянулись, не зная, что предпринять, потом капитан сурово произнес:
— Не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, что ставите нас в очень неприятное положение. А себя тем более. Если это ваша помада, на вас падает подозрение.
— Пусть падает! Все равно не скажу!
— Придется вас задержать.
— А хоть и в кандалы заковать! Признаюсь только перед судом, обвиненная в убийстве.
Я отдавала себе отчет в том, что мое поведение внесло смятение в ряды следственной группы. Еще бы! Ведь, по их представлениям, я была вне подозрений, у меня есть железное алиби, я сама вызвалась помочь им в расследовании убийства и вдруг сама же оказалась под подозрением. Попалась под тяжестью улик. А еще с прокурором флиртовала! Два вечера провели вместе…
Закусив удила, я сидела злая и растерянная, не зная, что предпринять. Если бы меня хоть ненадолго выпустили из зала… Я знала, кто убийца, и это мне чертовски не нравилось, ибо им оказался человек, которого в свое время я и предназначила на эту роль. Вот и опять мое воображение выкинуло со мной идиотскую штучку. Не думала я, что вымышленное мною осуществится с такой точностью. Что делать, что делать?
Следственные власти, немного успокоившись, принялись осторожно уговаривать меня все-таки дать показания. Уговаривали, просили, дипломатично угрожали — все без толку, я уперлась — и ни в какую! У меня были свои причины…
Не добившись от меня толку следователи опять принялись вызывать на допрос персонал, преимущественно женского пола.