И угораздило же его встретиться с ней второй раз в жизни.
Лемьюел тоже ее узнал, хоть и не сразу. У него отвисла челюсть.
– Нет, нет! – сказал он.
Валери заметила свисток у него в руках. Она выросла до гигантских размеров – восемь, а может, и все девять футов – и изрекла:
– Так вот оно что! Десполиация!
И тут все смешалось, Валери разразилась речью о защите исторических ценностей; Кэрби тщетно орал, чтобы все заткнулись и убирались прочь; Лемьюел пятился назад, спрятав свисток за спину, будто мальчишка, которого поймали с куревом.
– Это не… я не… – бормотал он. – Я не могу… Кэрби, вам придется… – Наконец он повернулся и опрометью бросился к самолету.
– Национальное достояние! Бесценные древности! Невосполнимые произведения! – Валери орала во всю глотку, как на стотысячном стадионе.
Кэрби поднял мачете и поднес к лицу девушки.
– Раз, – сказал он, вперив взор в ее горло.
Она поняла, что мотор «лендровера» был выключен, только когда шофер вновь запустил его. Тр‑р‑р, кх‑х‑х, вр‑р‑р.
Неужели он уедет без нее? Неужели этот тип впереди отсечет ей голову? Эх, мужчины! Валери повернулась и бросилась к «лендроверу», успев прыгнуть в него, когда тощий негр включил первую скорость. «Лендровер» рванулся вперед, шофер круто вывернул руль, объехал бешеного, и Валери, почувствовав себя в безопасности в мчащемся автомобиле, заорала:
– Я вас выведу на чистую воду! Я все расскажу мистеру Сент‑Майклу!
То ли из‑за угрозы, то ли при звуке этого имени бешеный и вовсе впал в неистовство. Сочно выругавшись, он швырнул свой мачете наземь, подняв фонтанчик голышей и пыли, потом сорвал с головы панаму, бросил ее сверху на мачете и прыгнул на нее обеими ногами.
Изогнувшись на железном сиденье удирающей машины, Валери увидела, как бешеный выплясывает на своей панаме и мачете. Он остановился отдышаться и откашляться от поднятой им же пыли, потом потряс кулаком в сторону «лендровера» и двумя кулаками над головой. Внезапно он нагнулся, подхватил горсть камешков и метнул их в машину, хотя та была уже далеко.
Валери подняла глаза. Вот он, тихий и безмолвный на фоне синего неба – храм, похожий отсюда на простой холм. Покрытый тысячелетними зарослями, гниющей плотью растений и животных, тяжелым пологом, под которым спрятано произведение человеческого гения.
– Вы знаете, что там?
Шофер покосился на зеркало заднего вида.
– Очень сердитый человек.
– Нет, – сказала Валери. – Там храм. Я была права!
Шофер крутанул руль, едва не выкинув девушку на сухую и жесткую землю, покрытую увядшей травой. Посмотрев вперед, она увидела, что они объезжают самолет, возле которого стоял Уитмэн Лемьюел (теперь она вспомнила имя), прикрыв голову пиджаком, будто арестованный бандит на газетной фотографии.
– Я вас знаю! – взвыла Валери и погрозила ему пальцем, проносясь мимо.
Подумать только, подумать только! А вчера за обедом она еще боялась, как бы он не узнал ее!
Шофер подался вперед, косясь на зеркало.
– Этот холм? – спросил он. – Это и правда храм?
– Ему больше тысячи лет, – ответила Валери с благоговейным трепетом, потрясенная тем, что он существует, что он реален, а сама она с блеском спасла его от забвения.
– Храм майя.
– Вот здорово, – сказал шофер. – А никто и не знал, что он тут есть.
– Как только я доберусь до Бельмопана, об этом узнает весь мир! – пообещала Валери.
– Угу, – промычал шофер.
Когда, болтаясь между небом и землей, Кэрби снова увидел свой участок и храм, было всего пять часов. Вот уже полчаса, как он летит навстречу солнцу. Можно подумать, он и без того не зол, не взбешен, не психует и не сердится!
Тщетно успокаивал он Лемьюела по пути в Белиз‑Сити; тот отказывался беседовать разумно и либо стенал по поводу загубленной репутации, либо горестно обвинял Кэрби в крушении своей карьеры. В муниципальном аэропорту он выскочил из самолета, едва перестали крутиться колеса, и галопом бросился к конторе, вопя: «Такси! Такси!»
И вот Кэрби снова в своих владениях.