Это могло бы еще больше очернить его в глазах Розиты. – Просто он работал на Уинтропа.
– Уинтропа Картрайта? Того, за которого папаша хотел тебя выдать?
– Да. И здорово надул Уинтропа. Это было несколько лет назад. – Она не знала, давно ли Гэлуэй знаком с индейцами.
– Это ж надо, – сказала Розита. Слова Валери явно произвели на нее впечатление.
Чтобы действительно заключить сделку с Кэрби Гэлуэем? Чтобы и взаправду купить и перепродать контрабандные произведения доколумбова искусства? У Джерри пока не хватало духу поделиться этими мыслями с Аланом, и он не знал, доволен ли Алан тем, что они пожертвовали собой за короля и отечество.
Войдя в подъезд, Джерри со вздохом подумал, что ему трудно понять Алана, что на него не угодишь. «Ну, да всяк должен нести свой крест», – подумал он, направляясь к почтовым ящикам.
Обычные счета. Открытка от друга, зимующего в Новом Орлеане. Бело‑голубой конверт с телеграммой. Телеграмма?
– Алан! – закричал он, входя в квартиру. – Алан, ты в это ни за что не поверишь!
Появился покрытый мукой Алан. Значит, сегодня ужинать будут дома. Хорошо.
– Ну, что еще?
– Алан, неужто я стал бы беспокоить тебя по пустякам?
– Стал бы. Ты только это и делаешь.
Алан готовил прекрасно, но кухня действовала ему на нервы.
– Вечно ты все портишь, – обиделся Джерри и бросил телеграмму на стол. – Читай сам.
И пошел в спальню. Через три минуты туда заглянул Алан.
– Джерри, ты прав. Я был несносен.
– Ну, что ты об этом думаешь?
– Не знаю.
– Гэлуэй все еще согласен иметь с нами дело!
– Он так говорит!
– В это воскресенье, во Флориде!
– Да, знаю, – сказал Алан. Он по‑прежнему хмурился. Джерри ничего не понимал.
– Алан, это чудесные вести.
– Если это правда, а не ловушка.
– Да в чем дело, Алан?
– В наших пропавших пленках.
– Боже! – до Джерри наконец дошло.
И тут раздался звонок у двери. Алан нахмурился.
– Должно быть, Хайрэм, – сказал Джерри, выходя из спальни. – Сейчас узнаем его мнение.
– В такое время?
– А кто еще?
– Вчера я видел, как он выходит из дома с чемоданами. Но Джерри уже открыл дверь и увидел перед собой гангстера, приятеля Кэрби Гэлуэя.
– Боже мой! – вскричал он.
– Боже мой! – вскричал гангстер.
Джерри захлопнул бы дверь, но ужас и потрясение, которые он испытывал, слишком уж явственно отразились и на лице гангстера. А что это за гангстер, если он выказывает ужас и потрясение?
– Торговец наркотиками!
О боже, о боже! Джерри выкрикнул это вслух, но и гангстер тоже выкрикнул это вслух, тыча пальцем в Джерри, который сказал:
– Но ведь это вы торговец наркотиками!
Вытаращив глаза, гангстер ответил:
– Кэрби Гэлуэй говорил мне, что вы…
– Кэрби Гэлуэй говорил нам, что вы…
– Джерри, ради бога, кто там? – крикнул Алан из глубин квартиры.
– Это… это… не знаю!
– Я – Уитмэн Лемьюел, – бывший гангстер протянул свою визитную карточку, – заместитель куратора музея доколумбова искусства в Дулуте.
Джерри взял карточку и уставился на нее. Голова кружилась.
– Я ничего не понимаю, – сказал он.
– А я, по‑моему, начинаю понимать, – заявил Лемьюел. – Ну и настращал он меня в Белизе…
– И нас тоже!
– Мне назвали ваши имена, расспрашивали о вас. Некто Инносент Сент‑Майкл.
– Никогда о нем не слышал.
– Считайте, что вам повезло.
– Господи! – возопил, появляясь, Алан.
– Все в порядке, – сказал Джерри, хватая его за руку и не пуская к телефону.
– В порядке? В порядке? – Алан нацелил дрожащий палец на Уитмэна Лемьюела.
– Кэрби Гэлуэй обманул нас.
– Всех нас, – добавил Лемьюел. – Вернувшись в Дулут, я призадумался, и мне пришло в голову, что я неправильно понял некоторые вещи, происходившие там, в Белизе.
– Мистер Лемьюел, – сказал Джерри, – я думаю, нам всем надо сесть и поговорить.
– Я думаю то же самое, – ответил Лемьюел, входя в квартиру.
– Для начала, – объявил Джерри, – вот телеграмма, которую вы сочтете очень интересной.
ПЕСОК И ПАРУС
Кэрби зевнул, зажмурился от солнечного света и поудобнее устроился за рычагами управления. Яичница с помидорами и кофе поудобнее устроились у него в желудке. Солнце высушило росу на крыльях «Синтии». Прямо по курсу лежало побережье. Зеленоватая вода была такой чистой, что с самолета ее и не увидишь. Глядишь вниз, а перед глазами только песок да водоросли. Лишь с бреющего полета можно заметить поверхность моря, прозрачного, как театральный бинокль, в который ты, кажется, наблюдаешь рыбий балет.
У северной оконечности большого рифа лежит остров Амбергрис. Он имеет тридцать миль в длину, а в ширину равен двум городским кварталам. Здесь есть десяток гостиниц и рыбачья деревушка Сан‑Педро со взлетно‑посадочной полосой. Кэрби приземлился на нее в 7.45. Он зарегистрировался на стоянке и отправился в деревню искать девчонку.
На острове Амбергрис сосредоточена почти вся туристская жизнь Белиза. Рыбалка, подводная охота, парусный спорт. В здешних барах туристы из США сидят вперемежку с британскими солдатами, спившимися вдовушками и бродягами. У пирсов всегда стоят несколько больших яхт из Техаса или Луизианы, а вдоль узкого острова разбросаны летние дома богатых американцев. Кое‑кто из них занимался тут мелким предпринимательством: держал отели, вывозил красное дерево, торговал землей на материке. Иногда кого‑то из них можно было уговорить помочь с перевозкой произведений доколумбовой эпохи.
Сан‑Педро поздно ложится и рано встает. Кэрби выпил кофе под открытым небом в обществе двух рыболовов, потом немного послонялся по деревне и попил чаю со льдом. Перекусил в «Хижине» со знакомым летчиком, послушал сплетни, соврал пару раз, выслушал пару врак, передал кое‑какие сплетни. И снова пошел бродить.
В баре он завязал разговор с девицей из Техаса, лет тридцати. Яхта ее папочки стояла у пирса, громада с трехэтажный дом, сияющая белизной и позолотой. «Корова‑хохотушка, остров Падре, Техас», – значилось на борту. Как объяснила девица, яхта наречена в честь любимого сыра папаши.
Кончилось тем, что Кэрби и Тэнди, как звали девицу, взяли с собой стаканы, взошли на борт и от души повеселились в каюте. В разгар веселья с палубы донесся грубый голос:
– Тэнди!
Вернулся папаша с тремя местными носильщиками, которые тащили картонные ящики.