Насчет же кобольдов я сказал ему, что это народ до крайности гадкий и злобный, хуже налоговой инспекции, и что заставить отыскать их нефть я, возможно, смогу, но, когда я уеду, они выместят свое зло пожарами и прорывами трубопроводов. Впрочем, я пообещал директору подумать насчет талисмана, который отдаст ему в подчинение кобольдов данного региона.
– Только это очень опасно, – предупредил я, – если кто‑то у вас эту игрушку стырит, начнется такое…
Директор НПЗ было уперся. Но, когда он понаблюдал, как гигантский смерч сорвал крышу с нефтехранилища, высосал из круглой цистерны 300 тонн нефти, покрутил их аккуратным кольцом в воздухе и, не пролив ни капли, слил обратно в цистерну, гонору у него поубавилось.
Особенно если учесть, что по документам в цистерне находилось не 300 тонн нефти, а 120. Через неделю правительство издало указ о формировании новой вертикально интегрированной компании; сеть московских бензоколонок у меня оставалась в наследство от Князя. Еще через недельку Яниев объявил о скором обмене акций НГДО и НПЗ на консолидированную акцию холдинга.
* * *
Прием по случаю этого события был устроен у меня на даче. Директор "Ячинскнефтегаза" ходил гоголем. Его не очень‑то ликвидные акции в последнюю неделю шли у московских брокеров, как горячие пирожки. От правительства было два или три гостя из Минтопэнерго да Адашкевич, который, насколько я знал, и был в этой операции у Яниева главным консультантом.
Тхаржевского среди гостей не было, а вот Даша Тхаржевская была.
Оба директора увели меня в кабинет. Уж не знаю, кто им рассказал о том, как я начинал с рисованных тачек, а только Дачинок (директор нефтедобывающей компании) развернул передо мной заграничный проспект и стал требовать установку горизонтального бурения, а Северников (директор "Раднефтеоргсинтеза") развернул другой проспект и потребовал установку для каталитического крекинга.
– Ты что, Петр Семенович, прямо здесь, что ли? Ты ее как в Сибирь повезешь?
Директора загалдели хором:
– А вы к нам съездите, Шариф Александрович! А то знаете, какие отсюда железнодорожные тарифы?
– Ну ладно, – сказал я, – буду у вас денька через три и все сделаю в ажуре.
После ухода директоров я подошел к окну и стал смотреть вниз. Праздник был в полном разгаре, столы ломились от еды, и кто‑то равнодушно глядел сквозь иллюминатор луны на первых пьяных гостей, падающих на четвереньки, и на голого директора банка, блудящего с парочкой зеленохвостых и черноглазых русалок.
Кто‑то вошел в дверь, и я увидел Адашкевича с Яниевым. В руках у замминистра был дипломат, который он и положил на стол.
– Так о чем разговор? – спросил Яниев. Адашкевич раскрыл дипломат: в нем лежали банковские упаковки с долларами.
– Это что такое? – удивился я.
– Моя доля от кредитов Тхаржевского. Из КФБ.
Я протяжно присвистнул. Чиновник бросил на меня взгляд, полный вместе стыда и ненависти.
– Сколько тут? – спросил Яниев.
– Двести тысяч.
– Вы что же, их так и хранили под подушкой?
– Дачу купил. Вчера продал.
– И сколько дач у вас осталось?
– Нисколько. Квартира в Москве. В Бутове. Двухкомнатная.
Признаться, я думал, что Яниев отдаст ему бабки. Ну что "Народному Альянсу" двести штук? Слону дробина. Но Яниев невозмутимо сгреб чемоданчик.
– Спасибо, Виктор Михайлович, – поднялся и был таков.
Адашкевич сидел, закусив губу.
– Ну, и зачем это геройство? – не сдержался я.
– Вы эти деньги требовали с Тхаржевского. А он половину раздал.
– Половину? Это пол‑лимона. Здесь двести. Кто получил триста?
– Доносчиком не был и не буду, – процедил замминистра.
А он половину раздал.
– Половину? Это пол‑лимона. Здесь двести. Кто получил триста?
– Доносчиком не был и не буду, – процедил замминистра.
Я скривился.
– У тебя сколько детей, герой?
– Двое. Машка и Василиса.
– Сколько лет?
– Машка – в третьем, Васька – в шестом.
– Двухкомнатная, – пробормотал я.
Поднялся и вышел на террасу. На душе у меня было так погано, словно я вытащил у Адашкевича эти двести штук утюгом и наручниками.
Кто‑то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Это была Даша Тхаржевская.
– Привет, – сказал я, – а где твой приятель?
– Мы поссорились, – фыркнула она, – он взял и уехал. Вот зараза! Вы не велите кому‑нибудь из водителей отвезти меня домой?
– Вам хочется домой, Даша?
Даша усмехнулась.
– Яниев – он такой пугливый. Можно подумать, это он учится в институте, а не я. Мне не хочется домой. Я там буду лежать и плакать.
– Так оставайтесь, – предложил я.
* * *
Утром я уехал в Белый дом, но к обеду вернулся на дачу. Яниев сидел с бумагами в кабинете.
– А где Даша? – осведомился я.
– Уехала, – проговорил Яниев.
Он покраснел, как рак в кипятке, а потом пробормотал:
– Понимаешь, я был немножко пьяный… А она… Ну, словом, я принял ее за Асмодея.
А на следующий день, когда я вечерком зашел к Яниеву отчитаться о проделанной работе, из охранного домика позвонили. Я выслушал и приказал:
– Конечно, пропусти.
– Кто там? – поднял голову Яниев.
– Гости.
Через пару минут в кабинет вошли трое.
– Здравствуй, Аладдин, – сказал тот, кто повыше.
– Здравствуй, Карачун.
Яниев блестел глазами из глубины кресла. Он слишком хорошо помнил условия нашего договора. Он мог приказать мне, как обращаться с вице‑премьером, но он не мог приказать мне, как обращаться с бандитом.
– Спасибо за приглашение, – сказал Карачун, – на праздник. Жаль, в Париже был, не мог подскочить.
– Твой приход уже праздник, Карачун. Или ты по делу пришел?
– Я слыхал, что ты деньги трясешь с Тхаржевского.
– Я их спрашиваю со всех должников КФБ.
Карачун усмехнулся.
– А ведь я тоже должник, – заявил он, – триста кусков мне тогда Тхаржевский отстегнул. Что, и с меня будешь спрашивать?
Я сглотнул. Еще неделю назад я бы поостерегся требовать деньги с бандита, бойцы которого, как правильно отметил в свое время Яниев, могли бы взять Грозный в двадцать четыре часа. Но теперь я вспомнил Адашкевича: это что же, замминистра так и будет ходить двухкомнатным, а Карачун уедет отсюда с бабками, которые ему – на одну сережку для его крали?
– И с тебя, – ответил я.
Карачун подал знак. Один из его подручных бросил передо мной на столик дипломат и раскрыл его. Там были баксы.
– На. Подавись, – сказал Карачун, повернулся и пошел к выходу.
У самой двери он задержался, глянул на меня и пробормотал:
– Сбили тебя с толку, Аладдин. А какой ты мог бы быть человек! Тьфу.
И ушел.
Яниев некоторое время сидел совершенно молча. А потом:
– Он попытается тебя убить.
– Пусть попробует, – весело ощерился я.
* * *
20 марта я поехал на Старую площадь. Речь шла о формировании финансовопромышленной группы во главе с "Народным Альянсом". "Народный Альянс" и до того возглавлял некоторое худосочное образование, пришибленное условиями Указа 1993‑го и неплатежеспособностью едва ли не половины потенциальных участников ФПГ.