Глаза заливают перед тем, как в спину шмаляют. Это кореши. А бесы?
– Значится, для меня эта книжка вроде телефонного справочника, чего набрал, то и "алло"?
– Так, – соглашается бес.
Я погружаюсь в созерцание нашего гостя. Ну что ж. Нас четверо, он пятый – до Москвы довезем. Князя порадуем, а может… Я, собственно, Князю беса привозить не подряжался. Мне, может, бес самому нужен. Волына есть, тачка есть, хата есть, теперь бес нужен. Я его, может, на кухне поставлю вместо посудомойки. Правда, копию надо сделать с книжки, прежде чем ее отдавать. Без копии мне хана, как кассирше Аэрофлота без расписания авиарейсов.
Только… нехорошо ему в таком костюмчике ехать.
И тут я слышу громкое чавканье. Я гляжу вбок – это сидит голодный Генка и потихоньку пальцами таскает из общей кастрюли макароны.
– А ну клади обратно, – говорю я.
Генка косится на меня и говорит:
– Ходжа, а Ходжа, он же все‑таки бес. Давай его изгоним. Я ведь православный.
– А чего ты можешь? – любопытствует Сашка.
– Я все могу, – гордо отвечает гость.
– Шикарно, – говорю я, – значит, у нас тут свой "Менатеп" образовался. Чего будем заказывать?
А бес наш встрепенулся и этак с издевкой:
– А чего это я вам буду служить?
– Как, – говорю я, – бесы всегда всякое богатство приносят, то, се, золото, путаны, я вон слыхал, доктор Фауст…
– А в обмен на что? – справляется наш гость.
– М‑м… на душу.
– Я не согласен, – вдруг изрекает Генка.
– А иди ты! – говорю ему я.
И тут наш бес так вкрадчиво говорит:
– В том‑то и дело, что на душу. А ты посмотри на себя, Шариф. Кто инкассаторов "Тауруса" грабил? А Алексенова кто завалил? А потом еще помнишь, ездили вы отдыхать в Сочи…
– Затнись, – ору я.
Бес затыкается с удовлетворенным видом. Это он прав. Я так даже по нашему УК вешу лет на пятнадцать, а уж в небесной ментовке мне впаяют на полную катушку…
– Вот и рассудите, – говорит бес, – если бы вы были какие‑нибудь хорошие люди, ну, доктор Фауст или еще что, то я бы, конечно, приобрел в казну ваши души. А зачем мне покупать имущество, которое и так состоит у нас на балансе? Этак меня первый же аудитор котлы чистить отправит!
Мое лицо меняется. Я бледнею. Я натягиваю кроссовки и кричу:
– Генка, где здесь церковь?
– Тебе‑то зачем? – искренне поражен Генка.
– Я проникся, – кричу я, – я покаяться хочу! Ты слышал, что этот хвостатый сказал? Мы же все в котле кипеть будем! Нам там каждый день будет Чечня с полной выкладкой! Все! Я пошел каяться!
– И я с тобой, – говорит Сашка, соображая, в чем дело.
Бес испуганно вертит глазками.
– Вот, – говорю я, – будет тебе от начальства поощрение. Мол, появившись на земле, спас три души от ада! Тебе, голубчик, вместо Билли Грехема выступать надо.
В глазах беса тоска. Он вдруг соображает, что наделал. Ему нелегко. Он ясно видит себе, как отчитывается перед начальством о спасении трех душ. Он ясно представляет себе реакцию начальства.
– Братцы, – говорит он, – не надо в церковь. Ну, я вам чего‑нибудь дам.
Я улыбаюсь. Вот так‑то лучше.
Я подхожу к кастрюле с макаронами и молодецким мае‑гири отправляю кастрюлю в воздух. Кастрюля лопается. Макароны разлетаются по комнате на манер конфетти. Они виснут на стенах, а один сталактитом свешивается с люстры.
– Жратвы, – приказываю я бесу, – оленина, баранина, осетрина – полный список ресторана "Балчуг"!
Бес начинает таять.
– Погоди! – кричу я. – И баксов. Бес вновь плотнеет.
– Что такое баксы? – спрашивает он. Я вытаскиваю из кармана "франклина".
– Держи, – говорю, – для образца и давай сюда целую штуку таких.
Бес пропадает.
Кровать‑сексодром вдруг крякает. Я поворачиваюсь. На кровать начинает сыпаться жратва. Шикарная жратва.
Раздается стук в дверь, и бес входит в дверь. Он по‑прежнему прикинут, как Ричард III. В руках у него дипломат. Я раскрываю дипломат – в дипломате "франклины".
Через пять минут мы весело сидим вокруг кровати, пожирая припасы. Я запиваю нежнейшее мясо пивом "Туборг". Мне хорошо. Я люблю всех. Я люблю шефа, я люблю бедолагу Генку, я люблю Христа, и я люблю, даже нашего беса. Но особенно я люблю баксы.
– Слушай, кореш, – говорю я бесу, – как тебя зовут?
– Асмодей.
– Хорошее имя. Тебе сколько лет?
– Восемнадцать.
– На земле когда‑нибудь был?
– В пятом классе нас возили на экскурсию, – гордо сообщает бес.
– Куда?
– На битву под Никополисом. Я стучу полушариями друг о дружку. Никополис – это где? В Сербии? Хорватии?
– Это в каком году было? – спрашиваю я.
– В 1395‑м, – отвечает бес.
– Что за херня? Тебе же восемнадцать?
– А у нас время течет не так, как у вас, – пояснил бес. – Пока у нас проходит день, у вас проходит год. И наоборот – пока у вас проходит день, у нас проходит год.
Однако!
– Слушай, – говорю я бесу, несколько захмелев, – а чего ты от нас не сбежал?
Тот мнется.
– Говори, – рявкаю я, – а то в церковь пойду!
– Так ведь вы же меня не отпускали, – робко блеет хвостатый фраер.
– Не отпускал? Значит, ты не можешь пропасть без моего дозволения?
– Никак нет. Пока вы не прочитаете заклинание.
Это мне нравится. Пока я его не отпущу, он будет при мне. Жратва! Баксы! Девочки! Валютные проститутки всех времен и народов! А подать мне сюда прекрасную Елену в шелковых трусиках!
И тут дверь внезапно распахивается.
Я даже не успеваю схватиться за пушку.
Пять амбалов с непостижимой ловкостью вваливаются в номер. Первый амбал двухметроворостый. У него абсолютно выбритая голова и красный двухсот долларовый пиджак. Его черный галстук превосходно гармонирует с черными же очками. В руках у амбала – "беретта". Остальные четверо вооружены разнообразно, но добротно. В руках последнего имеется помповый "мосберг", против обаяния которого, как известно, не устоит ни один бронежилет. "Мосберг" – это лишнее. У нас нет бронежилетов. На нас хватит "беретты".
Остальные четверо из наших гостей несколько поменьше ростом, как поменьше ростом вложенные одна в другую матрешки. Последний вообще не выше метра девяносто. Просто карлик.
– Откуда жратву взяли, сволочи, – орет тип в красном пиджаке.
Я оглядываюсь на Асмодея. Но его нет. То есть рядом со мной имеет место некое помутнение воздуха, из чего я заключаю, что Асмодей все еще тут. Скорее всего, он испугался до состояния полной прозрачности. Асмодей! Асмодейчик! Я тоже хочу быть прозрачным!
В это мгновение красный пиджак бьет меня по почкам. Я перекувыркиваюсь через кровать и вбок. Спасите меня! Я Атлант, который держит на голове мир. Нет, не мир! Всего лишь стенку номера. Стенка номера не выдерживает давления моей головы, и что‑то оглушительно трескается. У стенки, видимо, перелом основания плинтуса. Перед моими глазами комната танцует хоровод. Я становлюсь почти прозрачным, как Асмодей. К сожалению, я прозрачен только для себя, но не для визитеров.