Закипел неравный бой. Подавленные тройными силами, русские начали отступать, отдавая каждый шаг с боем. Багратиону грозило быть отрезанным. Розенберг поскакал к Суворову.
Изнемогая от зноя, Суворов лежал в тени огромного камня в одной рубашке, заправленной в шаровары. Розенберг сказал ему, что солдаты не в силах больше держаться и следует отдать приказ об отступлении. Суворов ответил:
– Попробуйте сдвинуть этот камень. Не можете? Так же невозможно и отступление. Извольте держаться крепко. Ни шагу назад!
Вслед за Розенбергом прискакал Багратион.
– Что, князь?
– Нехорошо, ваше сиятельство! Поляков мы прогнали за реку, но у нас убыль больше половины. Ружья от нагара перестали стрелять.
– Да, князь Петр, нехорошо! – согласился Суворов.
Он потребовал коня и поскакал на правый фланг, послав перед этим ординарца к Меласу, чтобы тот усилил натиск на противника. Суворов надеялся, что Мелас оттянет на себя силы французов с их левого фланга.
У Меласа дело обстояло плохо. Не понимая того, что судьба боя находится на правом фланге, Мелас трусил и, вопреки повторному приказу Суворова, удерживал при себе пехоту из резерва Фрелиха, отослав вправо только кавалерию.
Когда к Меласу прискакал ординарец Суворова с приказом пойти в атаку, Мелас, чтобы снять с себя ответственность, собрал полевой военный совет. Зная, что нужно Меласу, военный совет решил: левая колонна союзников не в состоянии наступать и останется на левом берегу Треббии, ограничиваясь обороной, пока Багратион не закрепится на правом берегу.
Это постановление выводило из боя почти треть сил Суворова. Решение военного совета, в сущности, было изменой. Французы наступали по всей линии, угрожая прорывом в середине, и поставили в тяжелое положение правое крыло союзников.
Суворов прискакал с Багратионом к войскам в то время, когда солдаты дрогнули и некоторые батальоны начали беспорядочно отступать. Появление Суворова ободрило солдат. Он, как был, в одной рубашке, безоружный, призвал солдат на помощь товарищам и сам повел их в атаку. Под барабанный бой пехота ударила еще раз на левый фланг французов. По отчаянной энергии атаки французы догадались, что с войсками идет сам Суворов. Его имя было уже для французов страшно. Они побежали. Домбровский, обескураженный трехдневными поражениями, видел это, но ничего не предпринял, оставаясь в бездействии на правом берегу Треббии.
Суворов поскакал к средней колонне. Здесь его появление на передовой линии боя оказало действие почти чудесное. Атакованные пехотой, драгунами и казаками, французы обратились в бегство и укрылись за рекой.
На левом фланге у Меласа войска обоих противников оставались на своих берегах. День закончился. Войска расположились на ночлег.
В ставку Суворова собрались все генералы, русские и австрийские. Мелас отсутствовал. Суворов поздравил собравшихся с третьей победой и отдал приказ с раннего утра начать преследование неприятеля.
Всю ночь по обоим берегам Треббии на протяжении длинного фронта пылали яркие костры и у французов и у союзников.
В четыре часа утра Суворов лично повел наступление в порядке, которого неизменно держался три дня.
Казаки, переправясь первыми через Треббию, донесли, что неприятеля нет.
Выяснилось, что Макдональд оставил на берегу часть кавалерии лишь затем, чтобы поддерживать огни, а его войсковые части ночью ушли по трем дорогам. На правом берегу остались лишь пепел и головни костров. Кавалерия французов, выполнив свое задание, отошла, не принимая боя.
Союзная армия перешла Треббию. Казаки схватили шпиона. При нем нашли письмо Макдональда к Моро. Макдональд писал об огромных потерях и отступлении, вызванном расстройством армии. Суворов приказал ускорить преследование, надеясь принудить Макдональда к сражению. Правая колонна союзников под командованием Суворова настигла арьергард французов на реке Нуре, стремительно напала на них и пленила тысячу человек. Макдональд не мог ввести в бой главные силы. Отступление французов превратилось в беспорядочное бегство. Суворов послал трубачей в окрестные селения возвестить о своей победе, а коннице приказал «сильно бить, гнать и истреблять неприятеля холодным оружием, но покоряющимся давать „пардон“».
Остатки армии Макдональда укрылись в горах. Из 35 тысяч человек у Макдональда осталось не более 14 тысяч. Собрав их, он направился берегом моря в Геную, погрузив обозы и артиллерию на корабли. Общее число пленных французов на Треббии превышало 13 тысяч человек.
22 июня Суворов дал отдых войскам, чтобы затем двинуться против Моро. Сражение при Треббии закончилось. Суворов ликовал.
Он приказал идти к крепости Алессандрия, уже осажденной союзниками. Цитадель Алессандрии еще держалась. Гарнизон производил частые вылазки. Моро, получив извещение о разгроме армии Макдональда, не решился принять бой и ушел в горы.
В Алессандрии Суворов узнал, что пала туринская цитадель. Заносчивый Фиорелла сдался с 3 тысячами человек гарнизона. Всех их отпустили под честное слово не служить против союзников до окончания войны. В Турине союзникам досталось 562 орудия, 40 тысяч ружей и около 700 тонн пороха – снаряжение целой армии.
Возвратясь в Алессандрию, Суворов послал коменданту алессандрийской цитадели предложение прекратить вылазки и терпеливо ждать своей участи. Подвезли тяжелую артиллерию, началась деятельная осада, во время которой в траншее ранило маркиза Шателера. Под угрозой штурма алессандрийская цитадель сдалась. В цитадели взято было 105 орудий, 7 тысяч ружей и много военных запасов.
Вслед за тем сдалась Мантуя, чего очень желали австрийцы. Солдат гарнизона – почти 9 тысяч человек – Суворов отпустил под честное слово не воевать, а около тысячи офицеров оставил военнопленными.
И в Вене, и в Петербурге, и в Лондоне ряд последних блестящих успехов Суворова произвел отличное впечатление. Павел I возвел Александра Васильевича в князья с титулом Италийского.
Взятие Мантуи развязало Суворову руки и освободило значительные силы осадного корпуса для дальнейших действий: он не мог считать кампанию законченной, пока существовала армия Моро.
Бонапарт, узнав о неудачах французских войск, воскликнул: «Безумцы! Они погубили все мои победы!» Он решился покинуть свою армию, находившуюся в Сирии, и плыть во Францию, надеясь, что его корабль проскользнет мимо стороживших море англичан.
В Южной Италии, за Апеннинами, произошли восстания, а к августу вся Италия освободилась от французов. Один Моро еще удерживался в Генуе. В Швейцарии война шла вяло. Австрийцы бездействовали, а русский корпус под командованием Римского-Корсакова, посланный Павлом I, еще не прибыл туда.
Происки венского гофкригсрата против Суворова продолжались. Австрийские генералы все чаще отказывались повиноваться главнокомандующему. Шателер, который был ранен, выздоровев, не вернулся в штаб Суворова. Маркиза обвиняли чуть ли не в измене, перехватив его письма, в которых он критиковал распоряжения Тугута. Суворов очень переживал, что потерял Шателера. Утомленный непрерывными трудами, страдая от козней клеветников и недоброжелателей, Суворов решился просить Павла I об увольнении с должности главнокомандующего. Между Веной и Петербургом завязалась переписка, неприятная для обеих сторон.
Глава двадцатая
Нови
Военные действия остановились, но нельзя сказать, что время проходило в бездействии. Суворов непрерывно занимался обучением войск. Французы готовились к наступлению.
На место Моро назначили нового главнокомандующего, молодого генерала Жубера. Бонапарт называл его «наследником своей славы». В первых войнах республики двадцатилетний Жубер, по отзыву Бонапарта, показал себя «гренадером по храбрости и великим генералом по своим военным познаниям».
– Молодой человек приехал учиться, – сказал Суворов. – Дадим ему урок.
Человек пылкий и решительный, Жубер хотел начать наступление немедленно. Для этого имелись основания. Память о разгроме на Треббии тускнела. Разлад между союзниками и между Суворовым и Меласом был хорошо известен французам и усиливался стараниями агентов Франции при петербургском и венском Дворах.
Французы не знали точно сил и расположения войск Суворова, хотя он стоял по долинам. Тем менее мог знать Суворов распределение сил французов, ибо они находились в горах. Он мог ждать, что Жубер задумает освободить осажденную союзниками Тортону, последнюю значительную крепость, где еще держались французы. Целью Суворова было выманить Жубера из гор на равнину, чтобы применить свою конницу с большим успехом, чем в горах.
К 1 августа выяснилось, что Жубер идет из Генуи с главными силами по большой дороге на крепость Гави, а одна его дивизия направляется от Акви на Нови. Предположение Суворова оправдывалось: целью французов была Тортона. Сообразно с этим Суворов, предполагая, что пылкий Жубер нападет первым, расположил свои войска уступами на равнине между реками Скривией и Орбой так, что их можно было вводить в бой частями, передвигая согласно с направлением удара противника. Своей главной квартирой Суворов назначил селение Поццоло-Формиджаро на дороге, ведущей прямо на север от горного городка Нови. Расстояние между Поццоло и Нови меньше десяти верст. Городок Нови расположен на крутом скате, почти на обрыве довольно высокого горного хребта. Хребет тянется с востока на запад, слегка уклоняясь к северу от крепостцы Серравале в верховьях Скривии до деревни Пастурана при впадении речки Леммы в Орбу. Долина Леммы тянется с юга от хребта, следуя его общему направлению. Серравале занимал батальон суворовских войск. Суворов приказал Багратиону занять Нови, что тот и исполнил.
Итак, Жуберу, чтобы напасть на Суворова, предстояло, пройдя по дорогам между Гави и Серравале, следовать дальше тремя путями. Средняя дорога шла прямо на Нови с юга на север. Правая, восточная, спускалась на равнину левым берегом Скривии и дальше – от Нови к Тортоне, осажденной союзными войсками под командованием генерала Розенберга. Западная дорога вела левее Нови, к Алессандрии, блокированной австрийскими войсками генерала Края.
Диспозиция неизбежно предстоявшего сражения, объявленная Суворовым 1 августа, верно предугадывала движение главных масс противника. Весь свой тяжелый обоз Суворов отправил за Алессандрию. Главная квартира его в тот же день перешла в Поццоло-Формиджаро. Цель своих передвижений и расстановки сил Суворов определил в диспозиции словами: «Мы желаем вызвать неприятеля в открытое поле».
2 августа Жубер занимал своими главными силами фронт протяжением до десяти верст в направлении от Гави к Серравале. Французский главнокомандующий созвал военный совет. Большинство его генералов высказали мнение, что нужно подождать, пока альпийская армия маршала Массена начнет в Швейцарии действия, согласные с действиями французской армии в Италии. Жубер считал, что он не должен откладывать свои операции. Директория приказала ему наступать безотлагательно. Сам Жубер, покидая Париж на второй день после своей свадьбы, заявил жене, что он возвратится со щитом или на щите. Слухам о падении Мантуи Жубер не придавал значения, считая, что их распространяет противник. А между тем капитуляция Мантуи освободила значительный корпус суворовских войск. Предшественник Жубера в Италии – генерал Моро с ним соглашался. Они знали друг друга с кампании 1797 года, когда Жубер после отъезда Бонапарта временно командовал итальянской армией, а Моро занимал должность инспектора кавалерии. Тогда они подружились. Теперь Жубер пожелал, чтобы Моро не покидал армию до решительного сражения и помогал ему своими советами. Моро согласился.
Французская армия двинулась на север и к 3 августа заняла очень сильную, почти неприступную позицию на горном хребте. Суворов приказал Багратиону покинуть Нови. Багратион отошел с боем. Жубер отважился выйти для сражения на равнину. Моро не решился оспоривать решение юного главнокомандующего.
С высот своей позиции Жубер увидел войска союзников: они стояли готовые к бою. Здесь решимость покинула генерала. Занимая на редкость сильную позицию, зная, что на равнине противник благодаря своей коннице получит решающий перевес, Жубер не решился наступать сверху вниз, предоставляя Суворову атаку снизу вверх.
Окрестности городка Нови представляли собой множество мелких возделанных участков – виноградников и садов, окруженных каменными оградами. Узкие дороги петляли по холмам меж каменными стенами. Крутые бока оврагов и рытвин поросли чапыжником и колючими кустами, что сводило почти к нулю силы кавалерии, если бы Суворов захотел пустить ее в дело на высотах, занятых Жубером.
Убедившись, что французы не решаются покинуть свои позиции, утром 4 августа Суворов отдал приказ атаковать французов по всему фронту.
Перед сражением у Нови начальником штаба Суворова был назначен бездарный австрийский генерал Цах. По определению Суворова, он был «академиком», то есть кабинетным ученым с ничтожным военным опытом. Поэтому Суворов перед сражением не дал ему подробностей в диспозиции, ограничившись в ней общим распорядком и распределением сил.
Распоряжения Суворова накануне битвы и расположение союзных войск перед битвой дают прекрасный образец мастерства – суворовского «глазомера», то есть быстрой и верной оценки пространства, времени и соотношения боевых сил.
В центре своей позиции Суворов поставил войска Дерфельдена, а на скате от Нови к центру позиции уже находились войска Багратиона и Милорадовича. Они в предыдущие дни занимали Нови, были между Гави и Серравале и успели хорошо ознакомиться с горной местностью. Багратион и Милорадович образовали авангард. Генерал Край привел свои войска с северо-запада, от Алессандрии. К Краю примкнули Бельгард, пришедший из-за Орбы, и генерал Отто. У Суворова образовался очень сильный правый (западный) фланг. В мужестве и даровании Края Суворов не сомневался. Край, как старший в чине, принял командование над войсками правого фланга. Центр расположения был силен уже тем, что там находился Суворов, а впереди стояли отважные и опытные русские генералы.
Левый фланг Суворова образовали, опираясь на реку Скривию, значительные войска Меласа. Но австрийскому фельдмаршалу Суворов давно не доверял и оставил его в резерве. Наконец, за Скривией, правым берегом ее, шел из-под Тортоны генерал Розенберг.
Можно сколько угодно гадать о том, как развернулись бы события у Нови, если бы французы решились выйти на равнину. План Жубера и Моро в точности неизвестен. Ясно одно: Суворов верно угадывал, что цель удара французов – Тортона. И если бы Жубер отважился предпринять движение на Тортону левым берегом Скривии, то, потеснив слабый левый фланг Суворова (Меласа), французы попали между двух огней, в мышеловку. Отсюда видно, что позиции, занятые Суворовым, одинаково годились и для боя на равнине, и для атаки горных позиций.
Моро и Жубер верно оценили обстановку. Их решение остаться на своей почти неприступной позиции тоже можно считать «натуральным» или, вернее, обусловленным жестокой необходимостью.
У Суворова остался выбор: или предпринять атаку всем фронтом, или, как при Треббии, нанести первый удар по левому флангу французов. Суворов, естественно, избрал второе решение: Край со своими войсками должен был первым на рассвете 4 августа атаковать левый фланг французов.
Силы противников в предстоящей битве можно оценивать как равные. Суворов мог из своих 60 тысяч по условиям места и времени ввести в бой около 40 тысяч. Также и Жубер. Ему, обороняясь, приходилось ввести в дело все силы – тоже около 40 тысяч человек.
Когда-то Суворов говорил, что на такой штурм, как штурм Измаила, можно решиться только раз в жизни. А 4 августа 1799 года он штурмовал естественную крепость, более сильную, чем Измаил, защищаемую храброй, воодушевленной армией, более сплоченной и лучше устроенной, чем гарнизон Измаила, с молодым, пылким, решительным главнокомандующим, учеником Бонапарта. А в центре позиции Жубера был городок Нови, окруженный средневековой прочной каменной стеной, сам по себе крепость, центральная цитадель.
Суворов не мог и не хотел уклониться от боя. Победа над последними силами французов в Италии была необходима: она открывала дорогу русским войскам на Ривьеру и оттуда во Францию.