-- Не приказал ли тебе царь ведать какое-либо воеводство? -- сказал тесть. -- Давно пора. Али предложил быть в посольстве? что же? ведь и знатных людей -- не одних дьяков посылают к чужим государям.
-- Нет, -- отвечал зять, нахмурясь. -- Я человек старого покроя, нынче служба наша не нужна, хоть, может быть, православный русский дворянин стоит нынешних новичков, блинников да басурманов, -- но это статья особая.
-- Так о чем же, братец,-- сказала Татьяна Афанасьевна, -- изволил он так долго с тобою толковать? Уж не беда ли какая с тобою приключилась? Господь упаси и помилуй!
-- Беда не беда, а признаюсь, я было призадумался.
-- Что же такое, братец? о чем дело?
-- Дело о Наташе: царь приезжал ее сватать.
-- Слава богу, -- сказала Татьяна Афанасьевна, перекрестясь.-- Девушка на выданье, а каков сват, таков и жених, -- дай бог любовь да совет, а чести много. За кого же царь ее сватает?
-- Гм, -- крякнул Гаврила Афанасьевич, -- за кого? то-то, за кого.
-- А за кого же? -- повторил князь Лыков, начинавший уже дремать.
-- Отгадайте, -- сказал Гаврила Афанасьевич.
-- Батюшка-братец, -- отвечала старушка, -- как нам угадать? мало ли женихов при дворе: всякий рад взять за себя твою Наташу. Долгорукий, что ли?
-- Нет, не Долгорукий.
-- Да и бог с ним: больно спесив. Шеин, Троекуров?
-- Нет, ни тот ни другой.
-- Да и мне они не по сердцу: ветрогоны, слишком понабрались немецкого духу. Ну так Милославский?
-- Нет, не он.
-- И бог с ним: богат да глуп. Что же? Елецкий? Львов? нет? неужто Рагузинский? Воля твоя: ума не приложу. Да за кого ж царь сватает Наташу?
-- За арапа Ибрагима.
Старушка ахнула и сплеснула руками. Князь Лыков приподнял голову с подушек и с изумлением повторил: "За арапа Ибрагима!"
-- Батюшка-братец, -- сказала старушка слезливым голосом, -- не погуби ты своего родимого дитяти, не дай ты Наташеньки в когти черному диаволу.
-- Но как же,-- возразил Гаврила Афанасьевич,-- отказать государю, который за то обещает нам свою милость, мне и всему нашему роду?
-- Как, -- воскликнул старый князь, у которого сон совсем прошел, -- Наташу, внучку мою, выдать за купленного арапа!
-- Он роду не простого, -- сказал Гаврила Афанасьевич, -- он сын арапского салтана. Басурмане взяли его в плен и продали в Цареграде, а наш посланник выручил и подарил его царю. Старший брат арапа приезжал в Россию с знатным выкупом и...
-- Батюшка, Гаврила Афанасьевич, -- перервала старушка, -- слыхали мы сказку про Бову-королевича да Еруслана Лазаревича. Расскажи-тко нам лучше, как отвечал ты государю на его сватание.
-- Я сказал, что власть его с нами, а наше холопье дело повиноваться ему во всем.
В эту минуту за дверью раздался шум. Гаврила Афанасьевич пошел отворить ее, но, почувствовав сопротивление, он сильно ее толкнул, дверь отворилась -- и увидели Наташу, в обмороке простертую на окровавленном полу.
Сердце в ней замерло, когда государь заперся с ее отцом. Какое-то предчувствие шепнуло ей, что дело касается до нее, и когда Гаврила Афанасьевич отослал ее, объявив, что должен говорить ее тетке и деду, она не могла противиться влечению женского любопытства, тихо через внутренние покои подкралась к дверям опочивальни и не пропустила ни одного слова из всего ужасного разговора; когда же услышала последние отцовские слова, бедная девушка лишилась чувств и, падая, расшибла голову о кованый сундук, где хранилось ее приданое.
Люди сбежались; Наташу подняли, понесли в ее светлицу и положили на кровать. Через несколько времени она очнулась, открыла глаза, но не узнала ни отца, ни тетки. Сильный жар обнаружился, она твердила в бреду о царском арапе, о свадьбе -- и вдруг закричала жалобным и пронзительным голосом: "Валериан, милый Валериан, жизнь моя! спаси меня: вот они, вот они!.." Татьяна Афанасьевна с беспокойством взглянула на брата, который побледнел, закусил губы и молча вышей из светлицы. Он возвратился к старому князю, который, не могши взойти на лестницу, оставался внизу.
-- Что Наташа? -- спросил он.
-- Худо,-- отвечал огорченный отец, -- хуже, чем я думал: она в беспамятстве бредит Валерианом.
-- Кто этот Валериан? -- спросил встревоженный старик. -- Неужели тот сирота, стрелецкий сын, что воспитывался у тебя в доме?
-- Он сам, -- отвечал Гаврила Афанасьевич, -- на беду мою, отец его во время бунта спас мне жизнь, и черт меня догадал принять в свой дом проклятого волчонка. Когда, тому два году, по его просьбе, записали его в полк, Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял как окаменелый. Мне показалось это подозрительным, и я говорил о том сестре. Но с тех пор Наташа о нем не упоминала, а про него не было ни слуху, ни духу. Я думал, она его забыла; ан, видно, нет. Решено: она выйдет за арапа.
Князь Лыков не противуречил: это было бы напрасно. Он поехал домой; Татьяна Афанасьевна осталась у Наташиной постели; Гаврила Афанасьевич, послав за лекарем, заперся в своей комнате, и в его доме все стало тихо и печально.
Неожиданное сватовство удивило Ибрагима по крайней мере столь же, как и Гаврилу Афанасьевича. Вот как это случилось: Петр, занимаясь делами с Ибрагимом, сказал ему:
-- Я замечаю, брат, что ты приуныл; говори прямо: чего тебе недостает? -- Ибрагим уверил государя, что он доволен своей участию и лучшей не желает.
-- Добро, -- сказал государь, -- если ты скучаешь безо всякой причины, так я знаю, чем тебя развеселить.
По окончанию работы Петр спросил Ибрагима:
-- Нравится ли тебе девушка, с которой ты танцевал минавет на прошедшей ассамблее?
-- Она, государь, очень мила и, кажется, девушка скромная и добрая.
-- Так я ж тебя с нею познакомлю покороче. Хочешь ли ты на ней жениться?
-- Я, государь?..
-- Послушай, Ибрагим, ты человек одинокий, без роду и племени, чужой для всех, кроме одного меня. Умри я сегодня, завтра что с тобою будет, бедный мой арап? Надобно тебе пристроиться, пока есть еще время; найти опору в новых связях, вступить в союз с русским боярством.
-- Государь, я счастлив покровительством и милостями вашего величества. Дай мне бог не пережить своего царя и благодетеля, более ничего не желаю; но если б и имел в виду жениться, то согласятся ли молодая девушка и ее родственники? моя наружность.